Операцию 'Шторм' начать раньше
Шрифт:
Но когда колонна преодолевала двадцатый километр, подходила к Чарикарской трассе, вдруг оборвалась бесконечная, казалось, сегодня музыка. Костин тут же прильнул к приемничку. Диктор начал читать что-то торжественное, и в такт его словам шевелил губами полковник, словно сверяя текст по памяти.
– Чего там?
– дождавшись конца сообщения, спросил Сердюков.
– То, что ты уже слышал. О победе второго этапа Апрельской революции, новом руководстве страны.
– Прошли пункт номер семь, - вышел на связь Цыганов.
Николай Иванович скосил глаза на карту, хотя знал на коричневой линии трассы, казалось, каждый изгиб. Седьмой
Шли быстро, даже быстрее, чем предполагал комполка, И в три ночи от Цыганова поступил наконец последний доклад: прибыли в резиденцию главного военного советника, происшествий не случилось. И то ли от этого гражданского словечка, то ли от одновременного вздоха облегчения и Костин, и Сердюков улыбнулись. Да, хорохорились они, делали вид, что ничего особенного не происходило, просто шла где-то в ночи колонна, и все, а ведь такое висело на плечах...
– Ну что, командир, мы свою задачу выполнили. Пошли спать, - положил руку на плечо командиру полка Костин. Пощупал комбинезон, словно на нем был погон.
– Кстати, подполковником давно ходишь?
– Год и три месяца.
– Лет сколько тебе?
– Тридцать четыре.
– Думаю, что скоро отпразднуем твоего полковника.
– Мне? С какой стати? Да и кто присвоит?
– Это уже наши заботы. А присвоит министр обороны, как и положено. Ладно, об этом потом. А сейчас в самом деле пошли спать. Пошли-пошли. Завтра тоже будет день.
– Уже сегодня, - уточнил Сердюков.
Необходимое послесловие. Сердюкову и в самом деле через месяц присвоят воинское звание полковник. В 38 лет он станет генерал-майором, перейдет служить в штаб воздушно-десантных войск. К орденам "За службу Родине в Вооруженных Силах" III степени и Красного Знамени прибавится еще один Красного Знамени - за успешное освоение новой техники. Перспектива службы будет блестящей, но в 44 года Николая Ивановича уволят в запас. Во время одной из бесед с новым командующим ВДВ (после Сухорукова они стали меняться довольно быстро) тот грубо оборвет генерала, повысит на него голос, и Сердюков без обиняков скажет:
– Товарищ командующий, я не желаю служить под вашим началом. Прошу перевести меня в любое другое место.
"Другим местом" окажется госпиталь, где одного далеко не самого старого генерала в Вооруженных Силах уволят по состоянию здоровья. А у кого оно без изъянов в 44 года? Тем более среди тех, кто прошел Афганистан?
Обида будет резкой, генерал сменит номер домашнего телефона, практически ни с кем из бывших сослуживцев не станет поддерживать контактов. Работать устроится в организацию, занимающуюся экологией...
Глава 25
СКОЛЬКО НОВЫХ ГОДОВ ВПЕРЕДИ?
– "ПОКАРАЙ БАБРАКА ГРОМ НЕБЕСНЫЙ". МОДЖАХЕДЫ УМИРАЮТ ЗА АМЕРИКУ.
– КТО БУДЕТ ВЯЗАТЬ КОТА?
ЛЕНА ЖЕЛТИКОВА ПРИНИМАЕТ БОЙ.
– СМЕРТЬ "АФГАНЦА НОМЕР ОДИН".
1 января 1980 года. Кабул.
Бабрак Кармаль с товарищами праздновал победу. В первый день года были изданы первые указы нового руководства страны, а раз есть указы, значит, есть и законное правительство.
Брежнев и Косыгин в этот день отправили две поздравительные телеграммы: одну, в честь победы кубинской революции, - Фиделю Кастро истинному кумиру Амина, чьей отваге и всемирной известности бесконечно завидовал Хафизулла, и вторую, с избранием на высшие государственные
Сороковая армия праздновала Новый год в слякоти, стылости, при кострах - и то это только там, где запасливые тыловики захватили с собой на всякий случай в неизвестную дорогу дровишек. А где нет - шли командиры на поклон к артиллеристам: постреляйте побольше, освободите ящики для огонька.
В недостроенных афганских офицерских казармах сидел и "мусульманский" батальон, уже переодетый в советскую форму, подсчитавший свои потери и теперь просто мечтавший обсушиться и выспаться в тепле. Рядом, в нескольких метрах, высился разбитый, в черных дымных подтеках, но по-прежнему величавый и красивый Дворец Амина, Афганцы растаскивала из него последние ковры, кондиционеры, люстры, шторы, стулья. Во Дворце гуляли ветры, но зато там было сухо. Бабрак Кармаль отдавал здание под штаб армии, а пока он не подошел из Термеза, предлагал занять любому советскому подразделению. Однако Москва категорически запретила занимать не только какие бы то ни было помещения, но и пригодные для посевов поля. И врастала, вгрызалась, пласталась почти стотысячная армия на неудобьях, лепилась ласточкиными гнездами на склонах гор, втискивалась в ущелья39.
Единственным, кому не определяли места и не ставила никаких задач, был опять же "мусульманский" батальон.
– Вы свою задачу здесь выполнили. Готовьтесь домой, - отдали приказ Халбаеву.
– Приготовьте списки награжденных, а пока каждый пусть напишет что-то типа воспоминаний из боевого опыта при штурме Дворца40.
Что ж, стыдиться военным было нечего: как войсковая операция ввод войск и штурм Дворца прошли вполне нормально, практически без потерь. Словом, военное ведомство свою часть программы отработало достаточно слаженно и организованно, теперь дело оставалось за Сусловым и Громыко: объясняйте стране и миру, что же все-таки и зачем мы сделали в Афганистане. "А славою сочтемся, ведь мы свои же люди..."41
От написания воспоминаний "мусульман" отвлек фотокорреспондент "Красной звезды" Алексей Ефимов, единственный журналист из центральной прессы, прорвавшийся в Афган в то время. Еще сам ничего не зная об обстановке, тем не менее по профессиональному наитию выделил именно этот батальон и предложил всем сфотографироваться. Особистов рядом не оказалось, и у Ефимова получился единственный снимок всего батальона - правда, уже без погибших и раненых. Да еще комбата нигде не смогли найти.
Халбаев же в это время получал приказ на возвращение в Союз, в родной Ташкент. Улететь быстро, тихо, незаметно.
И родилось после этого известия среди солдат и офицеров какое-то нехорошее предчувствие. Оно витало от солдата к солдату, от офицера к офицеру; представилось "мусульманам", что не долетит их самолет до Ташкента: слишком много они знают. Взорвется в воздухе - и исчезнет тайна батальона и штурма Дворца, развеется прахом: ничего не было, а что было привиделось. И сразу до другого додумались: если бы операция не удалась и Амин ушел из ловушки, ударила бы по батальону Витебская дивизия. И тогда вообще на двести процентов был бы оправдан ввод войск: взбунтовавшийся афганский батальон охраны хотел сместить законное правительство, а Советская Армия, откликаясь на просьбы о военной помощи, защитила Хафизуллу Амина, разбив бунтарей до основания.