Опергуппа в Лукошкине. Трилогия
Шрифт:
– А еще кожу энту, негритянскую, не забудь.
– Африканскую. Не забуду. Эй, Митька, давай сюда, есть срочная работа. Значит, так…
Один из серьезных минусов нашего парня – это творческий склад ума. То есть ума как такового у него почти и нет, а та скромная масса, что есть, навеки отравлена вирусом созидания. Он любит творить! Дайте этой орясине любое задание – он его выполнит… Но так выполнит, что вы потом за голову схватитесь. После его походов на базар в качестве «народного контроля» за обвесом, недомером, нетоварным видом и т.д. отделение захлестнула волна жалоб
– В общем, слушай, – сурово начал я, – задание твое будет трудным, секретным и опасным.
– Батюшка сыскной воевода, да я… вы ж меня знаете… Живота не пожалею!
– Знаю, слишком хорошо знаю. Поэтому и настаиваю на четком и оперативном выполнении приказа. Никакой самодеятельности!
– Обижаешь, батюшка…
– Выдвигаешься в район базара. Ходишь по рядам, но ничего не трогаешь. Понял? Узнаю, что опять у старушек семечки клянчил, якобы «на нужды отделения», – накажу! А задача твоя – всех обойти, по всем лавкам побегать и выяснить где, когда, по какой цене можно приобрести следующие товары: первое – ткань черная (шелк, ситец, бархат); второе – кожа черная (сафьян, хром, кирза).
– Осознал, – серьезно кивнул он. – А ежели я…
– Нет, покупать ничего не надо, спросишь и уходи. Бумагу, карандаш и сумку получишь у Яги, непосредственно перед выходом на задание.
– Уловил. Вот только…
– Нет, образцов не воруй, мне их сюда тащить незачем. Еще вопросы?
– Дык… ясно, не лыком шиты. Значитца, коли я…
– Митька, только попробуй! Подозрительным продавцам руки за спину не крутить и в отделение ко мне через весь город не волочь… Во всем прочем – действуй по обстановке. Главное, не привлекай особенного внимания.
Митяй тяжело вздохнул, развел руками, попытался козырнуть, притоптывая лаптями, и повернулся к Яге. Та достала большую холщовую сумку, сунула в нее лист бумаги и новенький карандаш, после чего от щедрой женской души бросила туда же два яблока и повесила парню на шею.
– Ты уж смотри там. Задание у тебя больно серьезное, не подведи нас с участковым.
– Не робей, бабуля, справимся! Но ежели что… уж ты мамане моей на деревню-то сообщи. Так, мол, и так… смертью храбрых… на боевом посту… Можно, я напоследок бублик с собою возьму? Все не так страшно пропадать во цвете лет…
– Бери, бери, родимый, – всхлипнула бабка, но уже через секунду поняла, что, собственно, происходит. – Ах ты, вымогатель паршивый! Телок беспардонный! А ну, марш на работу и чтоб духу твоего здесь не было!
Митяй вовремя шмыгнул за дверь, и Яга поставила ухват на место.
– Совсем заболтал старую… А что, Никитушка, мы-то с тобой чем займемся?
– Рутиной, – вздохнул я, выглядывая в окно. – Вон Еремеев пожаловал, надо доклад принять. Сделайте нам чайку, пожалуйста.
Старший стрелец, Фома Еремеев, был немного моложе меня, но для солидности холил короткую бороду, а в начальники выбился благодаря личной храбрости и уму. Парнишка был поповского рода, но не пошел по родительским стопам, а сделал ставку на армейскую карьеру. По службе мы сдружились, и я всегда угощал его чаем.
– Что нового в городе?
–
– А не было ли за последнее время каких-то подозрительных лиц?
– Народу много шастает, на то мы и столица. Тока если ребята начнут всех подозрительных хватать – у нас тюрем недостанет.
– Логично… – признал я.
– Али случилось чего? – Фома отодвинул чашку.
– И да, и нет… Купцы пожаловались, будто у них черная ткань пропала, вот я и спросил. Так, на всякий случай…
– Да уж… ежели бы конь пропал, золото какое, а то тряпки. Обыскивать всех, что ли?
– Нет, конечно. Просто, если где всплывет рулон-другой, дай мне знать. Договорились?
– По рукам, участковый!
Вот с такими людьми и работать приятно. Однако на самом деле больше заняться было абсолютно нечем. При отсутствии какой-либо информации строить версии на пустом месте просто глупо. Похоже, Ягу съедала та же скука, мы на пару уселись за стол, и только тогда бабка дала выход своим сомнениям:
– Думала я, думала и вот что тебе, сокол ясный, скажу: ничего я не поняла! Зачем вору надо было ткань красть? Добро бы одну штуку, а то ведь все подчистую со склада умели. Чего с ней делать? Продать? А кому столько тряпок да кожи надо? Да ведь еще все сплошь черное…
– Это меня и смущает, – признался я. Абсолютная бессмысленность кражи. – Черный цвет у вас не в моде. Вот гробовщик захотел купить, так заказывать пришлось, в лавках не было. Почему вор не взял цветные ткани? Там, наверно, были и ярче, и дороже. Какой смысл в похищении именно черных?
– Вот и я о том же… И знаешь, беспокоит меня это, Никитушка. Прав ты был, надо завтра же на склад армянский идти, там ответ искать. Не нравится мне это дело. Помяни мое слово, добром оно не кончится.
– Ладно… На первый взгляд – ничего особенного, не будем нагнетать обстановку. Однако Митька задерживается… В Лукошкине не больше тридцати мануфактурных лавок, супермаркетов и универсамов в помине нет, где ж его черти носят?
Как бы в ответ на мой вопрос в ворота забарабанили. Яга пошла разбираться, а я бессмысленно мерил комнату шагами – черный цвет никак не хотел меня отпускать. Казалось, что я упустил что-то безумно важное, и, если бы только понять, почему именно черный, все стало бы легко и просто.
– Никитушка, тут к тебе…
В горницу вошли четверо купцов, судя по костюмам и лицам – все выходцы из Средней Азии. Самое трогательное, что трое держали в горизонтальном положении свернутый персидский ковер, с одной стороны которого почему-то торчали лапти сорок пятого размера.
– Да хранит Аллах тебя и твое управление, уважаемый участковый, – вежливо поклонились все, но говорил один, маленький, худой, в полосатом жилете и тюбетейке. – Мы люди не местные, приезжие, всех законов не знаем, но уважать очень стараемся. Вот шпиона поймали – тебе принесли. Благодарить не надо, подарков не надо – мы милицию очень любим.
Трое азиатов раскатали ковер, из которого вывалился… Митька! Собственно, кого еще я ждал?
– Шпион?
– Совсем шпион, гражданин начальник. Вокруг моего каравана целый час ходил, тюки смотрел. Я за ним Абдуллу послал, Абдулла говорит – шпион: везде ходит, все смотрит, по-человечески не понимает, на бумажку пишет. Сам посмотри!