Опора на духовного учителя: построение здоровых взаимоотношений
Шрифт:
В медитации о гуру на уровне сутры предлагается такой подход, который может временно помочь, пока в духовной сфере не наступит половое равенство. Если наши наставники страдают предубеждениями относительно пола, нам надо сначала признаться самим себе, что у них есть этот недостаток. Даже если наши наставники не могут или не будут признавать свою предвзятость как ошибку, наше открытое признание ее поможет смягчить боль. Затем надо сфокусироваться на том факте, что эта ошибка наставников лишена существования в качестве врожденного, внутренне присущего им порока, но возникла обусловленным образом в зависимости от различных культурных и личностных факторов. Это понимание может позволить нам тогда сосредоточиться на благих качествах и доброте и, в результате, извлечь ту пользу, которую
Влияние древнегреческой идеи об индивидуальности
Другое бессознательное влияние, испытываемое западной мыслью, состоит в образе героя, бросающего вызов превосходству богов, – образе, получившем происхождение в Древней Греции. В соответствии с этим образом, многие западные люди, как мужчины, так и женщины, чувствуют внутреннее тяготение к восстанию против авторитетов и традиции. Это может проявляться в нескольких направлениях.
Европейцы могут стремиться к установлению равенства, утверждая свои творческие способности и силу как независимые личности. Так, некоторые могут восставать против традиций своих родителей или общества и присоединяться к Дхарма-центрам в качестве бессознательного пути к заявлению индивидуальности. Чтобы утверждать свою личность, человеку не требуется быть самим собой, – люди чувствуют, что утверждаются, также следуя какой-нибудь альтернативной моде или присоединяясь к альтернативным движениям. Неосознанные мотивы протеста, однако, могут поставить под угрозу шанс на здоровые взаимоотношения с духовным учителем.
Например, некоторые ученики могут избегать или отрицать продолжение руководства своих наставников, как только они почувствуют себя духовно "взрослыми". Духовные наставники учат учеников стоять на своих двух ногах и принимать просветленные решения, базируясь на сострадании и мудрости. Тем не менее, для принятия духовно зрелых решений не обязательно требуется неизбежное отрицание наставника и его или ее совета как угрозы для своей независимости или индивидуальности. Так, если высокомерие направляет учеников к восстанию против ограничений, оно неизбежно приводит к конфликту с наставниками.
Поддерживаемая культурой тяга к вызову и преодолению принятых стандартов может также проявляться в виде неосознанного стремления достичь просветления и стать совершенным наставником для того, чтобы вырваться вперед и превзойти всех и каждого – как при тренировках для победы на Олимпийских играх. Это может вести к соревнованию с наставником, а культурный шовинизм может только усилить этот синдром. Например, некоторые ученики и даже некоторые недостаточно квалифицированные духовные учители могут надменно чувствовать, что современный западный подход к буддизму очевидно превосходит устаревшие суеверные традиционные формы. Они верят, что, используя свой подход, смогут в действительности стать более великими учителями, чем их наставники. Здоровые взаимоотношения ученика–учителя, однако, требуют скромного признания доброты наставника и глубочайшего почтения к его или ее качествам, даже после того, как человек сам станет Буддой.
Напряжение относительно свободы на творчество
Тибетская концепция творчества очень отличается от западной идеи. Для традиционных тибетцев, как и для большинства азиатских культур, творчество возникает в гармоническом применении традиционных мотивов к индивидуальной ситуации. В храмовой архитектуре, например, человек стремится уложить классические проекты в новые рамки. Западная концепция творчества, с другой стороны, состоит в том, чтобы вводить нечто новое – и не только новое, но также зачастую нечто лучшее в каком-то смысле, нежели то, что делалось прежде. В западном культурном контексте поэтому проявлять творчество значит утверждать свою уникальность как личности, и это может нести в себе оттенок соревновательной мотивации. В других случаях или же в сочетании с описанной мотивацией западная тяга к творчеству может подпитываться навязчивым личностным преследованием идеальной красоты, бессознательно приравниваемой к истине и добру. Эти концепции очевидным образом составляют наследие древнегреческой мысли.
Кроме
Западные ученики, которым недостает адекватной оценки этих культурных отличий относительно творчества, иногда пытаются бунтовать против традиционных тибетских наставников, которые не поддерживают изобретательность по поводу Дхармы. Однако тибетский буддизм в действительности дозволяет инновационные подходы – в форме искусных методов. Кроме всего прочего, Будда особо отмечал необходимость преподавать Дхарму в той манере, которая наиболее эффективна для данной личности и культуры. Но преподавание или делание чего-то в новой манере нацелено на принесение пользы другим, а не на утверждение своей уникальности и более высокой творческой способности или выражение собственной личности или поиск более изящного решения. Если мы помним это различие и сортируем свои мотивации к изменениям, тогда мы сможем избежать чувства, что нашей индивидуальности грозит опасность, когда имеем дело с традиционными тибетскими учителями.
14. Перенос и регрессия
Описание подобных явлений в классическом психоанализе
Перенос и регрессия – это явления, которые появляются в большинстве обычных человеческих взаимоотношений, но в классическом фрейдовском психоанализе, как объясняет Меннингер в своей "Теории психоаналитической техники", они поддерживаются и используются в качестве рабочих инструментов. Клиент лежит на кушетке, в то время как психоаналитик сидит за ним невидимый, что-то вроде родителя, остающегося невидимым для младенца, лежащего в люльке. Клиент открывает себя психоаналитику, но психоаналитик остается по большей части безответным и безмолвным. Клиент чувствует кризис и иррациональным образом переносит или проецирует на "белый лист" психоаналитика образ родителя или некоторой другой фигуры, причинявшей беспокойство, из своего детства, – того человека, который не обращал на него или нее достаточно внимания. Желая помощи, но не получая ее, клиент откатывается до детских формул поведения.
Регрессия типично происходит по этапам. Клиент послушно следует инструкциям психоаналитика, чтобы раскрыть свои самые глубокие мысли и чувства. И все же на видимом уровне клиенту не удается удовлетворить психоаналитика, и поэтому он не получает никакого поощрения за то, что является "хорошим" пациентом. Цель, которую клиент чувствует как отрицаемую, откатывается постепенно от помощи – к вниманию, затем к признанию, к одобрению, любви, страсти. Чувство откатывается от желания к жажде, к абсолютной необходимости, требованию. Упадок от неполучения желаемого объекта подобным образом откатывается к гневу, затем ярости.
Ярость клиента может перекипеть в некий эквивалент инфантильной вспышки раздражения. Психоаналитик очевидным образом не любит его или ее. Клиент может захотеть отыскать у психоаналитика слабость и уязвить его (ее). Клиент может переносить на психоаналитика не только образ пренебрегающего родителя, но также образ безответно любимого человека. Клиент может флиртовать с психоаналитиком, стараться соблазнить его и, если бывает отвергнут, провоцирует скандал, провозглашая, что психоаналитик старался соблазнить его (ее). Перенос и регресс могут принимать многообразные формы.
Оптимальным образом, клиент однажды достигает кризисной точки и так же, как в случае с лихорадкой, облегчается инфантильной яростью. Клиент видит, что выражение его или ее боли и гнева не ведет к клейму "плохого" ребенка и отверженности или пренебрежению. Психоаналитик продолжает действовать с той же самой стабильностью и спокойствием, которые характеризовали все их отношения. Постепенно клиент научается иметь разумные ожидания и узнавать разнообразные пути, на которых другие могут чувствовать себя комфортно, осуществляя свои ожидания. Клиент становится зрелым взрослым.