Опоздать на казнь

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Я не про того, кто вам ее отправил, а про того, кто вам ее непосредственно принес?

— Я не знаю. Честное слово! В таких делах лучше знать меньше.

— Но от кого-то вы ее получили? Кто-то вам ее в руки отдавал?

— Не помню. Не знаю. Для меня надзиратели все на одно лицо… Я больше ничего не знаю и говорить не могу.

— Не знаете? Или не можете говорить?

— Не знаю, — отчаянно верещал Тоомас. — Ничего не знаю.

И тут в комнату, где проводился допрос, вошел сам начальник Крестов Николай Петрович Мяахэ:

— Здравствуйте,

Юрий Петрович! О, Елена Викторовна! — расцвел он в улыбке, заметив Лену. — И вам — здравствуйте! Как ваши дела продвигаются?

— Да вот, подопечный отказывается говорить, кто из ваших контролеров Тоомасу заказ на убийство передал.

Гордеев сказал это с умыслом, надеясь, что Мяахэ вступит в допрос, потому что речь шла о его подчиненном, но такой реакции он не ожидал. Николай Петрович просто побагровел. Вся его чухонская невозмутимость и доброжелательность испарились в мгновение ока. Он схватил заключенного за грудки, оторвал от стула, поднял в воздух и припечатал к стене:

— Ах ты, гнида курляндская! ты чего нацию позоришь? Стыда и совести нет!!! Я же тебя по стенке сейчас размажу!

Он кинул бедного неудачливого таможенника-убийцу на прибитый к полу стул, повернулся к Гордееву и, все еще пылая праведным гневом, сказал:

— У вас есть еще к нему вопросы, Юрий Петрович?

— Нет-нет, — пробормотал адвокат, ошарашенный подобной вспышкой.

— Тогда вы идите ко мне в кабинет, чайку с Еленой Викторовной там попейте. А я тут сам поговорю. Это и меня касается.

Карать своих подопечных Мяахэ предпочитал собственноручно.

Чаепитие в кабинете начальника тюрьмы не затянулось. Николай Петрович расправился с допросом очень быстро. Он притащил чуть не за шкирку одного из своих подчиненных, молодого контролера, и сказал:

— При мне спрашивайте. Обо всем.

Спрашивать было понятно о чем.

— Кто передал вам письмо для Тоомаса Куухолайнена?

— Для чухонца-то?

За чухонца надзиратель немедленно получил в зубы от своего начальника. Но не испугался, а наоборот, нагло осклабился:

— Записку для чухонца мне передал другой чухонец.

— Кто такой, как его звали, как он выглядел? — официальным тоном спрашивала Лена, стараясь не обращать внимания на рукоприкладство Мяахэ. В глубине души она одобряла подобные методы по отношению к людям, нарушающим свой служебный долг.

— Откуда мне вспомнить, как он выглядел. Для меня все чухонцы на одно лицо, что тот, что этот, контролер кивнул в сторону Мяахэ.

Никакой вины своей этот молоденький мальчишка не ощущал. Таковы были правила игры и правила жизни, других он не знал. «Не пойман — не вор». А раз попался — придется отвечать. Последнее он понимал. С тепленьким местечком в Крестах придется расстаться.

А местечко было действительно тепленьким. И случай с запиской для Куухолайнена — не единственный его левый заработок. В таких людей, как его начальник — Николай Петрович Мяахэ, — ему не верилось.

Служебный долг, совесть, понятия о морали и нравственности — все это было ему не знакомо. В мире, где он существовал, правили деньги. Неужели бывают такие лохи, которые верой и правдой умудряются служить и отказываются от посторонних заработков? Почему, кстати, посторонних? Подобный «навар» он как раз и считал основным. А зачем еще люди идут на работу в милицию или подобные структуры? Хорошо быть даже обыкновенным участковым, если у тебя на участке не только «хрущевки» с шелестящими от возраста старушками, но и коммерческие ларьки, заправочные станции, оптовые рынки. — при таком участке умный человек с голоду не помрет. Да в любой должности есть своя выгода. А иначе зачем работать?

— Сколько вам заплатили за несанкционированную передачу?

— Да по обычному тарифу.

Вот это выражение — «обычный тариф», свидетельствующее об обыденности подобного инцидента, окончательно взбесило Николая Петровича. Он вскочил и снова замахнулся на подчиненного:

— Ах ты, сука! Ты мне ответишь!

Но мальчишка посмотрел на него насмешливо:

— Бейте, толку-то! Пришел чухонец, не сват и не брат мне. Так, никто, заплатил, передачу дал. Я взял.

— Почему же он пришел именно к вам? Посоветовали какие-нибудь знакомые?

— Да нет. Просто пришел ко мне, потому что в этот день мое дежурство было. Нарвался бы на другого — и другой бы взял…

Больше тут ловить было нечего. Оставив Николая Петровича разбираться со своим подчиненным самостоятельно, Лена с Гордеевым покинули тюрьму.

После всех пережитых приключений хотелось расслабиться, отдохнуть, понежиться в ванной. Но расслабляться было рано. Они стояли на набережной, смотрели на реку и молчали, раздумывая о дальнейших шагах. След опять рвался.

— Поехали! — решительно сказал Юрий.

— Куда?

— Постановление об освобождении оформлять.

— Кого же ты освобождать собрался, Юра? — удивилась Лена, все ее мысли вились вокруг Куухолайнена, и единственный выход, который она видела, — это выбить из него побольше информации. Хотя после методов Мяахэ само слово «выбить» звучало двусмысленно.

— Ленок, ты чего! Не забывай, у меня же подзащитная имеется — Оксана Витальевна Дублинская. И в связи с выявленными в ходе следствия обстоятельствами я могу настаивать об освобождении моей подопечной.

Поездка на Литейный, оформление всех полагающихся документов и возвращение в Кресты много времени не отняло. Освобождать жену профессора Гордеев отправился один. Лена снова рванула на Огарева — в угро, разыскивать следы калининградцев, замешанных в криминале.

И вот Оксана Дублинская на свободе.

Похудевшая, посеревшая, с опухшими от слез и бессонницы глазами, она совсем не напоминала ту вальяжную даму, которая пришла несколько дней назад в сорок седьмое отделение милиции, чтобы заявить о пропаже своего мужа.