Опоздавшие к лету
Шрифт:
– Ладно тебе. Откуда мы вообще это знаем? От Леониды, ясно же. Чего спрашивать?
– А ты ей веришь?
– Верю. – Татьяна постаралась сказать это твердо.
– Трюхан, наверное, тоже верил…
– Трюхан – это другое дело. Он, наверное, и человеком-то уже не был.
– А может, и мы уже нелюди. Не знаем этого только.
– Хватит гундеть. И гундишь, и гундишь. Как пердун какой-нибудь старый. Трюхан, наверное, так же вот погундеть любил.
– А правда, что ты его… сама?..
– Нет, не я. Видела только.
– А кто?
– Пошел ты, Павлик, знаешь куда?
– Пойду
– А что нам – за оборотней надо воевать? Вместе с Трюханом, да?
– Слушай, не надо так, а? Ты же понимаешь, что я не об этом?
– А о чем?
– Ну, помнишь, Мишка твой все время цитировал: «Бог вряд ли интересуется религиозными спорами»? А почему тогда люди должны интересоваться разборками богов, да еще участвовать в них? Слушай, мы ведь даже не добровольцы.
– Мишку ты не трожь, – неожиданно для себя сказала Татьяна. – Не трожь, понял?
– Да я и не трогал, – растерялся Пашка. – Чего ты?
– Ничего. Наступило молчание.
Я злюсь, потому что он прав, подумала Татьяна. Я не хочу злиться. Она попыталась вернуть себе – хоть на миг – то состояние полного понимания и приятия мира, которое охватило ее в прозрении. Ничего не получилось. Как щенка, ее выбросили в темноту на мороз и закрыли дверь.
В темноту.
На мороз…
Ниже колен ног уже будто не было.
Она стала переминаться с ноги на ногу, приподниматься на носках, и тут Пашка сказал:
– Тань, ты слышишь?
– Слышу, – сразу отозвалась она, потому что странный звук продолжался уже некоторое время, как бы отпочковываясь от рокота каменного потока в ущелье. Будто кто-то барабанил пальцами по расстроенной ненатянутой гитаре.
Не только они услышали этот звук. Хлопнула ракетница, и три зеленых звезды повисли в вышине. Мерцающий их свет обрисовал тот край ущелья, мост – и трех всадников, едущих шагом. Кони нервно вздернули головы, но всадники не шелохнулись. Слишком далеко было до них, слишком мало света – но Татьяне показалось, что один из них – женщина. Две ракеты погасли, а последняя все продолжала гореть и падать – прямо на всадников. Татьяна сглотнула. Нет – ракета упала позади них, довольно далеко. В последней зеленой вспышке конные силуэты вдруг выросли и приблизились. Теперь были слышны только звуки – негромкий конский топот легко перекрыл грохот и скрежет каменной реки. Темноту испятнало лиловым. Вдруг – с запозданием – в глазах вновь возникли те же силуэты – теперь светлые. Да, женщина – справа. Почему-то это было важно. Что-то задержалось в памяти из постигнутого.
– Люди и люди, – упрямо сказал Пашка.
НОЭЛЬ
Язык не ворочался. Рот нельзя было ни закрыть, ни открыть по-настоящему. Где-то между переносицей и затылком застряло чугунное ядро, не дающее ни дышать, ни думать. И ко всему этому – завязаны глаза и руки пристегнуты к подлокотникам какого-то не очень приятного кресла. Кто-то ходил рядом. Слышался невнятный разговор – как за дверью.
– Дайте воды, – имел в виду Ноэль, выдавливая из себя звуковое месиво. – Воды. Пить.
Его поняли. Шаги торопливо приблизились, чья-то рука легла ему
От второй чашки он слегка опьянел.
– Где я? – спросил он, поворачивая голову. – Что со мной?
– Подождите немного, – сказал усталый мужской голос – Сейчас придет наш главный, он вам все объяснит.
– Зачем мне завязали глаза?
– Вам вреден свет.
– Я в больнице?
– Почти.
– А руки можно освободить?
– Пока нет. Вы еще не вполне здоровы.
– Но что со мной произошло? Черт, я ничего не помню! Скажите же мне!
– Успокойтесь, пожалуйста. Я не могу вам ничего говорить, потому что это повлияет на вашу память. Постарайтесь – молча – сосредоточиться и вспомнить сегодняшний день, начиная с самого утра. Я включу метроном, он не позволит вам отвлекаться.
Раздались легкие сухие щелчки, разделенные затухающим эхом пауз. Ноэль откинулся в кресле. Последуем совету. Он подробно, стараясь не перескакивать, начал рассказывать сам себе, как еще раз попытались проникнуть в «хитрый домик» по проводам и, когда это опять не получилось, стали готовить операцию. Как в рамках этой операции он сам, Вито и Микк добрались до коммутаторного узла, чтобы напрямую подключиться к кабелю «хитрого домика», минуя фильтры и АТС. И там… да, там что-то случилось. Он стал вспоминать последовательно, сбился, постарался найти какие-то опорные эпизоды – и тоже не нашел. Все расползалось в момент прикосновения.
Поймал кодон, это ясно… но где, черт возьми?! Ни одного открытого канала! Разве что телепатически…
А все-таки хорошо, что телепатии не существует. Что бы мы тогда делали?..
Впрочем, мы и без телепатии ни черта не можем сделать.
– Скажите, – позвал он, – со мной были еще двое. Что с ними?
– Нет, – сказал голос чуть встревоженно. – Никого с вами не было.
– Нас было трое.
– М-м… повремените еще немного. Сейчас придет главный и все скажет.
– А вы не можете?
– Не могу. Не имею права.
Как мне это все не нравится, подумал Ноэль. Это не медики, не полиция, не безопасность. Военные? Какого дьявола тут делать военным? Тут же вспомнился рассказ Микка, и следом – спекуляции Кипроса. Абсолютное оружие… военные разработки по генному инженерингу… контроль сознания… И если все это действительно вылетело из бутылки и гуляет на воле – Боже милосердный! Значит, имеется не то что открытый – зияющий канал ввода кодонов! От человека к человеку, помимо воли и сознания… и что-то еще, не только это, что-то еще…
Запах.
Так. Спокойно. Теоретически – возможно?
Да. Летучие молекулы могут быть огромны.
Господи, даже не обязательно летучие. Взвесь. Пыль. Аэрозоль. Значит – вплоть до фрагментов ДНК. Миллиарды бит информации.
Кодоны тысячных разрядов – биогенного происхождения – по открытому неконтролируемому каналу…
Это конец.
Без паники… только без паники.
Еще не проверено. Не доказано.
Он знал, что это лишь утешение. Проверено и доказано. Лишь надетые кем-то (обязательно кем-то?) шоры не позволяли увидеть…