Опрокинутый мир
Шрифт:
Наше продвижение на север никак нельзя было назвать ни быстрым, ни прямым. Вместо того, чтобы ехать строго на север, мы ежедневно отклонялись то к востоку, то к западу. Время от времени Дентон определял наше местонахождение по отношению к оптимуму, и ни разу не случилось, чтобы мы обогнали его больше чем на пятнадцать миль. В конце концов я поинтересовался, что мешает нам забраться еще дальше.
— Вообще говоря, — ответил он, — обычно мы уезжаем как можно севернее. Но Город в критической ситуации. И мы ищем не просто самый легкий маршрут, но еще и такой, который позволял бы нам успешно защищаться.
Составляемая нами карта день ото дня становилась все полнее и подробнее. Дентон разрешил мне
Все вокруг дышало миром и покоем, все было так несхоже с напряженной обстановкой в Городе, да и Дентон, даром что молчун, оказался умным и приятным компаньоном. Беспокоило одно: я уже потерял счет времени — во всяком случае прошло не менее двадцати дней, а он вроде бы и не собирался возвращаться домой.
На всем пути мы повстречали лишь одну деревушку, приютившуюся в неглубокой долине. Подъезжать к ней мы не рискнули — Дентон просто пометил ее на карте, проставив рядом ориентировочное число жителей.
Ландшафт становился все зеленее, все живописнее. Солнце палило по-прежнему беспощадно, зато здесь чаще выпадали дожди, особенно по ночам, и мы то и дело натыкались на ручейки и речки. Все, на что падал взор: естественные препятствия, особенности местности — Дентон заносил на карту без комментариев. В задачу разведчиков будущего не входило выбирать или рекомендовать Городу дальнейший маршрут; наша деятельность исчерпывалась тем, что мы готовили точный и объективный отчет о том, что таится впереди.
Красота окружающей нас местности успокаивала, расслабляла, притупляла бдительность. Через полтора-два десятка миль Город минует эти места, по существу, не обратив ни на что внимания. Своеобразная эстетика путейцев и движенцев предпочла бы этой цветущей, ласкающей взор природе вытертую ветрами пустыню.
В часы, свободные от замеров и съемок, я по-прежнему предавался размышлениям. Нет, даже при желании я не смог бы вычеркнуть из памяти немыслимую картину мира, распростертого передо мной. Томительно долгие ясельные годы определенно скрывали какой-то момент, который подсознательно готовил меня к этому зрелищу, — но какой и когда? Мы живем в плену аксиом; если нам исподволь внушали, что мир, по которому перемещается Город, ничем не отличается от любого другого мира, то не логично ли допустить, что нас так же исподволь готовили к догадке диаметрально противоположной?
Подготовка к этому немыслимому зрелищу для меня началась вроде бы в то утро, когда Дентон впервые вывел меня из Города, чтобы я собственными глазами убедился, что солнце похоже на что угодно, только не на шар. И все-таки было и что-то еще… раньше, гораздо раньше.
Я выждал еще два-три дня, вороша память всякий раз, когда выдавалась свободная минута, затем меня осенило. Как-то под вечер мы с Дентоном разбили лагерь в открытой местности неподалеку от широкой, ленивой реки, и тут я, взяв видеокамеру и записывающий блок, в одиночку отправился на пологий холм примерно в полумиле от лагеря. С вершины холма открывался широкий вид на северо-восток.
По мере того, как солнце склонялось к горизонту, атмосферная дымка смягчала его сияние, и, как всегда, стали различимы контуры массивного диска с устремленными вверх и вниз остриями. Я включил камеру и снял панораму заката. Потом перемотал пленку и убедился, что изображение получилось четкое и устойчивое.
Кажется, я мог бы любоваться закатами без конца. Небо наливалось багрянцем, диск скрывался за горизонтом,
Я снова прокрутил пленку, следя за солнцем на крошечном экранчике. Остановив кадр, я снижал яркость изображения до тех пор, пока контур светила не стал совершенно отчетливым.
Передо мной в миниатюре возник образ мира. Моего мира. И я был уверен, что видел это образ неоднократно — задолго до того, как покинул тесные стены яслей. Странные симметричные изгибы напоминали какой-то чертеж, который мне когда-то показывали…
Я долго вглядывался в экранчик, потом во мне заговорила совесть, и я отключил питание — батареи следовало поберечь. Я даже не сразу вернулся к Дентону, мучительно припоминая, когда же и кто же нарисовал на картоне четыре кривых и поднял листок над головой, чтобы мы запомнили форму мира, в котором борется за существование неповоротливый Город Земля.
Карта, которую составляли мы с Дентоном, мало-помалу приобрела законченный вид. Нарисованная на свитке плотной бумаги, она смахивала на длинную узкую воронку — острием воронки служила рощица примерно в миле на север от той точки, где мы видели Город в последний раз. Весь наш извилистый путь уместился в границах этой воронки, — таким образом, крупные объекты были обмерены по периметру, и собранные данные мы проверили и перепроверили.
Наконец, Дентон объявил работу законченной, пришла пора возвращаться в Город. Со своей стороны, я отснял видеокамерой разведанную нами местность в разных ракурсах, чтобы Совет навигаторов, если захочет, смог, выбирая маршрут для Города, взглянуть на эту местность своими глазами. Со слов Дентона я знал, что за нами последуют другие разведчики, составители таких же карт-воронок. Вполне вероятно, что их карты начнутся от той же рощицы, но отклонятся от нашей на пять-десять градусов к востоку или западу, или, если навигаторы сумеют наметить достаточно безопасный маршрут в пределах обследованного нами сектора, новые карты примут старт от какого-то иного пункта и продвинут границы разведанного будущего дальше на север.
Мы тронулись в обратный путь. Я ожидал, что теперь, собрав данные, за которыми нас посылали, мы будем скакать день и ночь, не считаясь с опасностью и пренебрегая отдыхом. Но ничуть не бывало — мы ехали все так же медленно, даже с ленцой.
— Разве мы не должны спешить? — наконец не стерпел я, заподозрив, что Дентон медлит в известной мере из-за меня; мне хотелось показать ему, что я вовсе не прочь поторопиться.
— В будущем спешить некуда и незачем, — последовал ответ.
Я не стал спорить, но ведь наше отсутствие продолжалось никак не меньше тридцати дней! За это время движение почвы снесло бы Город еще на три мили к югу, а следовательно, он должен был переместиться как минимум на три мили севернее, чтобы по крайней мере не очутиться еще ближе к гибели. Неразведанная территория начиналась всего-то в одной-двух милях от места стоянки у реки. Короче, собранные нами данные, как мне казалось, были нужны Городу как воздух…
Обратный путь занял у нас три дня. И на третий день, едва мы навьючили лошадей и снялись с ночевки, я вдруг припомнил то, что так долго ускользало от меня. Припомнил ни с того, ни с сего, как обычно в тех случаях, когда искомое запрятано глубоко в подсознании. А мне-то думалось, что я исчерпал свою память до самого дна, однако назойливое, бесконечное, насилие над памятью оказалось не более плодотворным, чем зазубривание школьных дисциплин во время оно.
И вдруг я понял, что ответ был дан мне на уроках предмета, который я вовсе не принимал в расчет!