Опрокинутый рейд
Шрифт:
— Так что же он? Выдает себя за одного из них?
— Во всяком случае, родства своего не отрицает.
— И что ему надо? Мне-то какое до него дело?
— Его цель — инспекция. Теперь это модно.
— И кого сей господин намерен инспектировать?
— Его интересует обстановка в освобождаемых губерниях.
— Любопытно… Как же он думает по этим губерниям ехать?
— Строгое инкогнито. В компании донских купцов, намеренных экономически те местности осваивать.
— Уже осваивать?
— Такова заявленная
— И что знают об этой поездке в Новочеркасске?
— Едут купцы, надо оказать содействие. Есть солидные рекомендации. Но и только.
— А в ставке?
— Там — ничего. Собственно, потому и инкогнито. И полагаю, не в наших расчетах его раскрывать. «Хотите, западные господа, объективности? Пожалуйста!»
Мамонтов опустился в кресло.
Как стремительно все происходит! Для Европы, Америки он уже в том ряду, что и Колчак, Деникин. «Александр Васильевич», «Антон Иванович» и тем более «Верховный правитель Российского государства», «Главнокомандующий вооруженными силами Юга России» он как-то не смог произнести даже мысленно, настолько далеко теперь они от него отстояли, или, вернее, настолько вровень с ними он уже видел себя. Выясняют, на кого именно из них троих делать ставку. Только так это инкогнито можно понять. Но и с какою же быстротой реагирует Запад!
— Что требуется от меня? — спросил он.
— Указание, чтобы командиры частей, в расположении которых окажутся эти господа, всячески им содействовали.
— Да, но кто-то из надежных людей должен оберегать их и на всей прочей территории.
— Это наша задача.
— Кто еще в штабе корпуса знает либо может знать об истинной роли этого господина?
— Вы, ваше превосходительство, начальник штаба и, простите, я.
— Тайна, которая известна троим, уже не тайна, — снисходительно улыбнулся Мамонтов.
— Не троим, а четверым, — поправил его Родионов.
— Кто же будет четвертым?
— Кто-либо из старших офицеров, которого вы к этим господам неофициально прикомандируете.
— И с какой целью?
— Оперативно удостоверять перед командирами частей корпуса личность этих господ. Возможны неожиданности. От самих казаков. Что греха таить?
— А ваши оберегающие?
— Эта задача им не по плечу. Они — кучера, организаторы ночлега, попутчики. Такому человеку обратиться к командиру полка, дивизии значит уже навсегда выйти из своей роли.
— Понимаю. И кого бы вы предложили?
— Тут важна степень личного вашего доверия. Приказ пойдет, смею заметить, через голову командира дивизии. Секрет короля!
«Секрет короля! — воскликнул про себя Мамонтов. — И этот уже заюлил. Что же? То ли будет еще! И скоро!» Вслух он сказал:
— Антаномов. Командир Семьдесят восьмого полка.
— Слушаю, — ответил Родионов.
Снова наступило молчание. Мамонтов думал: «За считанные дни так возвыситься! Вот что значит лететь на гребне волны».
Очень
Он обнаружил, что Родионова в комнате нет. И не заметил, как тот удалился. Мелочь! В таких ли масштабах теперь ему следует жить?
Мамонтов взглянул на часы. Ровно двенадцать. Первый день пребывания в Тамбове закончился. И пусть себе сколько угодно восхищаются западные господа!..
Вот же он — Мануков! Собственной персоной встретил их на вокзале у входа в вагон 1-го класса. Как старых знакомых легким поклоном приветствовал Варенцова и Нечипоренко, Шорохову протянул руку, представился.
Да, это был тот человек, который стоял тогда в ресторанном зале, у порога. И, судя по необычно ароматному дыму его папиросы, он же находился за портьерой у Нечипоренко. Все так.
— О-ля-ля! — Мануков, лукаво прищурясь, наклонил голову. — Славно, что вы смогли отправиться с нами в поездку.
— Все-таки сумел, — в тон ему отозвался Шорохов. — А могло не получиться. До самой последней минуты…
В сопровождении начальника станции и еще двух каких-то железнодорожных чиновников вошли в вагон. Мануков взял Шорохова под руку, повел по коридору, говоря:
— У каждого человека теперь две заботы. Одна — где взять силы, другая — время.
— И деньги, конечно. Мануков энергично рассмеялся:
— Вы молодчина. Мне говорили… Право же, удачно, что вы едете с нами.
— Постарался. Смешно, наверно, но для меня всякая поездка как праздник.
— Ну? Не скажите. А если это разлука? И надолго… Навсегда. С любимой женщиной… Не приходилось? Тогда вы счастливейший человек.
— Сдаюсь, сдаюсь…
Это было плохо. С первой минуты знакомства они оба начали исходить по отношению друг к другу сладостью. Играли. Он, Шорохов, — простачка, Мануков — любителя пустого краснобайства. И чего ради?
Вагон был уже стар, с облупившейся краской, но отведенное им купе выглядело вполне прилично: диваны хоть и продавлены, однако целы, пол чист, окно вымыто. Перекрестившись и воздев к потолку указательный палец, Нечипоренко многозначительно произнес:
— С богом! Через Великокняжескую, Царицын, Поворино! По всем землям казацким.
«Маршрутом Сидорина, — подумал Шорохов. — А дальше как? Но — выяснится само. Так лучше».
Поезд тронулся. Шорохов сел на диван, положил на колени руки. Так бы всю дорогу сидеть и молчать. Старики говорят: «Язык мой — враг мой». Враг и друг, если на то пошло. А начало поездки обставлено очень солидно. Провожали в вагон. Проезд бесплатен. Предоставлен приказанием Начальника военных сообщений Области войска Донского. Вот уж действительно: «Деньги не бог, но милуют». Тоже одна из купеческих заповедей.