Опрометчивый поступок
Шрифт:
Она сидела, уронив на колени свои маленькие белые руки, руки настоящей леди. В этих тонких запястьях и узких изящных пальцах была все та же хрупкость, они казались слабыми и вызывали в памяти паутинку, которую самый легкий ветер рвет и уносит прочь.
Но вот Лидия запустила свои маленькие руки под волосы и без усилия приподняла всю их тяжелую массу. Отведя локти назад, она потянулась, омытая лунным светом. Округлости грудей явственно обрисовались под платьем, и стало заметно, до чего они полные. Природа наделила Лидию уникальным телосложением и из ряда вон выходящим характером. Хрупкая телом, сильная
она была чем-то иным, волшебным и, быть может, даже опасным, но уже сбросила с себя чары и вновь стала человеческим существом. Кем она была минуту назад?
В памяти Сэма возникла прекрасная сказка, та самая, которую он безуспешно пытался вспомнить прошлым вечером. Сказка о черном лебеде, способном превращаться в женщину, – «Лебединое озеро».
– Одиллия… – прошептал он. – Черный лебедь…
Та, что наложила заклятие на принца и заставила его забыть о другом лебеде, белоснежном и непорочно чистом. Самое странное, что так оно и вышло. Он совсем не думал о Гвен, он забыл, что она вообще когда – либо существовала. Ни разу за последнее время Сэм не был так доволен жизнью, как в эти два дня. С Гвендолин Петере он никогда не чувствовал себя так непринужденно.
Лидия вздрогнула от звука его голоса, уронила руки и уселась в прежней позе.
– Ты что-то сказал?
– Вчера я хотел вспомнить, но не мог. «Лебединое озеро», сказка про зачарованных лебедей.
«Быть может, – думал Сэм, – она хотела от чего-то убежать. Не важно, от чего именно, потому что ей это удалось. Ее освободили от чар ночной мрак, и лунный свет, и древняя, как мир, магия вересковой пустоши. Лидия наконец стала тем, кем ей было предназначено быть изначально, – женщиной из плоти и крови».
– Значит, ты бывал на балете? – спросила она озадаченно. Сообразив, что подобный тон может показаться обидным, она слегка смутилась и попыталась исправить дело: – Я хочу сказать, как мило, что ты видел именно этот балет.
– А чего такого-то? – сказал Сэм, имитируя грубый простонародный говор. – Вообще-то я больше люблю сидеть вечерами на заборе и слушать, как воют койоты, но уж если надоест, то хожу посмотреть, как скачут полуголые девчонки.
Лидия поспешно опустила глаза.
– Прости, я не хотела быть заносчивой. Тебе понравилось?
– Твоя заносчивость или балет?
– Балет.
– В смысле, когда девочки задирают ноги выше головы? Смеешься? Я чуть не свихнулся от радости. Так аплодировал, что руки отбил.
Сэм помолчал, вспоминая отца, который считал балет извращенным видом искусства и неподходящим зрелищем для настоящего мужчины. Может, потому сам он так болезненно воспринимал всякое любопытство на этот счет.
– Ладно. Мне и в самом деле нравится искусство классического танца, умение в совершенстве владеть своим телом. А музыка… она превыше всяческих похвал. Что скажешь?
На лице Лидии возникло настороженное выражение. Сэм засмеялся. Он и верил, и не верил ей. В конечном счете она
– Да ладно тебе! Ты же дочь виконта. Должна бывать на балете по крайней мере раз в неделю – и уж конечно, в обществе своей кузины, королевы.
– Не так часто, – сказала Лидия, потупившись.
«Ну надо же, – подумал Сэм, – и это все? Неужели не будет никаких сочных подробностей? Неужто она упустит возможность лишний раз наврать? Хороша парочка! Врунья и еще больший лгун».
– Нас с тобой надо показывать за деньги, – сказал он.
– Значит, ты никогда не бывал на балете?
– Нет, но как-то раз я о нем читал, – усмехнулся Сэм. – Уж не помню где.
Лидия была явно разочарована. Ну и пусть! Какая разница, был он на балете или не был? Сама она не была замужем и не служила горничной. Ни богатой, ни знатной она, конечно, тоже не была, но в деньгах не нуждалась. Что с того? Независимо от своего положения она считала себя на порядок выше его и стыдилась того, что ее к нему влечет. Он был для Лидии все равно что копеечная книжонка про Буффало Билла. Она держалась так, словно и впрямь была дочерью какой-нибудь незначительной титулованной особы, и он бы
поверил в это, если бы давным-давно не зарубил себе на носу, что леди никогда не отправится в дорогу одна. Лидия без передышки лгала, она втайне его презирала. Она не заслужила узнать правду о нем.
Обычно, когда Сэму случалось увлечься, он распускал перед своей избранницей хвост, пускал ей пыль в глаза, старался выставить себя в самом выгодном свете. Это происходило помимо его воли. К его великому удивлению, восторгу и недоумению, с Лидди все было иначе: он только и делал, что принижал себя, но все равно ей нравился.
Кто мог подумать, что среди прекрасного пола встречаются и такие, как она – бескорыстные? Лидди видела в нем нищего ковбоя, но как будто не имела ничего против. Конечно, он был не восточный султан по части богатства и не наследный принц по части знатности, но большинство женщин не пропускало ни одного из этих пунктов в оценке мужчины. Впервые кому-то был интересен он сам как личность.
Отчасти поэтому Сэм предпочитал не вдаваться в подробности о себе.
Сэм засыпал, а Лидия не сводила с него глаз, думая: «Ты – моя заветная мечта. Ты мне нужен, просто необходим. Я хочу всего, чего хочешь ты. Чтобы ты целовал меня, а я была под тобой и в полной твоей власти. Чтобы сорвал с меня одежду, закрыл рот жадными, грубыми поцелуями и трогал меня везде, где захочешь. Чтобы был внутри – моего рта, моей одежды, моего тела. Чтобы мы оба были совсем голые и чтобы ты мог проникнуть в меня. Ты нужен мне, мой американский друг по несчастью, дикарь, хранитель огня, охотник, защитник, повар и чтец!»
Он уснул, а Лидия все смотрела и смотрела, пока не перестал тлеть последний уголек, пока единственным источником света не осталась луна. Ей не хотелось расставаться с этим новым ощущением – всеобъемлющей потребностью в другом человеке. Она хотела сорвать запретный плод, потому что была достаточно сильна для этого, потому что была свободна.
Лидия улеглась спать, чувствуя себя полностью опустошенной, с гудящими от усталости ногами. Ей снилась все та же ходьба по пустоши, от болота к болоту, под хмурым облачным небом.