Опять воскресенье
Шрифт:
– Хорош, нечего сказать! – воскликнул Плиний. – Ну да ладно, пусть поспит, пока мы разговариваем.
Они стояли в коридоре рядом со спальней.
Плиний снова принялся расспрашивать Гортензию, но уже не с таким рвением.
– А прежде дон Антонио никогда не исчезал? Может быть, не так надолго?
– Что вы, Мануэль! Если он куда-нибудь уезжал, даже ненадолго, то тщательно готовился к отъезду. И всегда точно называл мне день своего возвращения.
– Блас, кто-нибудь засиживался у него до поздней ночи?
– По-моему, нет,
– Я тоже никогда не замечала каких-либо следов вечеринок, – добавила Гортензия.
– Ну что ж, завтра утром обязательно постарайтесь выкроить свободную минутку и зайти в жандармерию, чтобы сообщить о случившемся. А о нашем с вами разговоре никому ни слова… Впрочем, если у вас вдруг появится желание еще раз повидать меня или рассказать что-нибудь новенькое… это уж ваше дело.
– Ясно, Мануэль, будьте покойны, – ответил Блас, подмигивая.
Плиний взглянул на сонную Гортензию. В глазах ее уже не было испуга, и натянутая улыбка исчезла с ее губ. Гортензия казалась совершенно отрешенной.
– Ты слышишь меня, Гортензия?
– Да, сеньор, обещаю вам.
С величайшим трудом растолкали они спящего Браулио. Несколько секунд философ озирался по сторонам, не понимая, где он находится.
– Пора, маэстро, уже светает, – сказал ему Плиний.
– Знаешь, Мануэль, – устало произнес он, – баранья голова окончательно доконала меня.
– Проклятая баранья голова! Она заняла в твоем брюхе слишком много места. А ну-ка, вставай!
Сначала они завезли домой Гортензию, потом – Браулио. Подъехав к дому Плиния, дон Лотарио задал ему обычный в таких случаях вопрос:
– Что скажешь насчет всего этого?
– Не знаю даже, с какой стороны подступиться.
– Не виляй, Мануэль. У тебя наверняка уже есть какие-нибудь соображения.
– Уверяю вас, дон Лотарио, ничего подобного… Я не вижу ни малейшей зацепки. Хорошо бы поговорить с нотариусом, возможно, беседа с ним что-нибудь прояснит.
– Я это устрою.
– И будет лучше, если он примет нас у себя дома.
– Хорошо. Я позвоню тебе завтра по телефону.
– Да, пожалуйста, дон Лотарио, потому что утром я вряд ли приду пить кофе в кондитерскую Росио. Ба, сколько уже времени!
– Спокойной ночи, Мануэль. До завтра.
Несмотря на свою привычку рано вставать, Плиний проспал в то утро до десяти часов. Жена и дочь, занятые приготовлениями к свадьбе, тоже забыли разбудить его.
Когда Мануэль вышел из ванной комнаты, аккуратно причесанный, уже в мундире, правда не выглаженном после вчерашней ночи, никто не подал ему кофе.
– Ты еще здесь? – искренне удивилась жена.
– Бедненький папочка! Мы тебя совсем забросили! – воскликнула дочь, неся в руках ворох одежды.
– Подожди минутку, Мануэль, я мигом сварю кофе, – сказала Грегория.
– И дай мне несколько пончиков,
Сквозь распахнутые настежь двери комнат виднелись чемоданы, пакеты, горы одежды и белья.
Особенно суетилась и хлопотала жена.
«Матери выходят замуж столько раз, сколько выдают замуж своих дочерей, – подумал Мануэль. – И готовятся к свадьбе, к переезду на новую квартиру, к первой брачной ночи так, будто это выдают замуж их самих. Отцы болезненно переживают замужество своих дочерей, а матери заново переживают то, что испытали в молодости».
Едва Грегория поставила кофе на плиту, кто-то позвонил с улицы. Забыв обо всем на свете, она опрометью выскочила из кухни открывать входные двери. Явились соседки со свадебными подарками, изнывая от нетерпения посмотреть на беспорядок, царивший в доме, и на взволнованную перед свадьбой невесту. Они вошли в дом, выставляя напоказ свои подарки, и, бросив косой взгляд на Мануэля, поздоровались. Тотчас же примчалась Альфонса. Принесенные подарки разложили на столе, и о Мануэле снова забыли.
Кофе яростно урчал на газовой плите. Мануэль выключил газ, налил кофе в чашку и, не найдя сахарницы, достал кусочек сахара из кармана. Размешал его чайной ложкой и, с наслаждением причмокивая, начал пить.
Затем, стоя у кухонного окна, закурил первую утреннюю сигарету и с удовольствием затянулся дымом после долгих ночных часов, проведенных без курения.
Проходя мимо спальни дочери, он увидел там стопки новых простынь и невольно подумал: «Возможно, на них зародится мой первый внук…»
– До свидания, голубушки!
– Ой, папочка, мы так и не дали тебе кофе! Совсем из головы вон!
– Это я виновата. Забыла, что поставила кофе на плиту, когда пошла открывать двери.
– Не беспокойтесь, я уже попил. Занимайтесь своими делами.
– Прости, отец. – И Альфонса, занятая мыслями о предстоящей свадьбе, чмокнула несколько раз его в щеку.
Мануэль шел своей обычной дорогой. Сменяя друг друга, перед его мысленным взором проносились картины, которые он видел только что дома, и те, которые видел прошлым вечером и ночью в доме Браулио и дона Антонио.
Давно уже Мануэль не засыпал и не просыпался так поздно. В этот час знакомая улица выглядела иначе в ярком солнечном освещении, а на пути ему встречались совсем другие люди.
Капрал Малеса встретил Плиния в дверях кабинета муниципальной гвардии Томельосо с ехидной усмешкой.
– Я в вашем распоряжении, начальник. Видно, сладко вам спалось сегодня.
Кабинет был пуст, а стол чист от бумаг.
– Какие новости? – спросил Плиний, прикидываясь равнодушным.
– Никаких, начальник. Вот только привратник Блас и приходящая домработница дона Антонио отправились сегодня с утра пораньше в жандармерию. Должно быть, сообщить о происшествии… Впрочем, есть одна новость, довольно приятная для вас и для всей муниципальной гвардии Томельосо.