Опыт о человеческом разумении
Шрифт:
5. Не это есть надежный путь к истине. Поэтому, если максимы, признаваемые за принципы, недостоверны (а мы должны иметь возможность узнать это, чтобы отличать достоверные от сомнительных), но стали для нас достоверными лишь вследствие нашего слепого согласия, то они могут ввести нас в заблуждение и вместо того, чтобы направлять нас к истине, только укрепить нас в заблуждениях и ошибках.
6. Но сравнение ясных, полных идей с неизменными названиями. Но так как познание достоверности принципов, как и всех других истин, зависит лишь от восприятия нами соответствия или несоответствия между нашими идеями, то путь к усовершенствованию нашего познания — я убежден в этом — лежит не в слепом принятии на веру и усвоении принципов, а в приобретении и закреплении в нашем уме ясных, отличных друг от друга и полных идей, насколько это возможно, и присоединение к ним подходящих и постоянных названий. И может быть, без всяких других принципов, а просто путем рассмотрения таких идей и благодаря нахождению через сравнение их друг с другом их соответствия и несоответствия и их различных отношений и свойств, руководствуясь одним этим правилом, мы приобретем более верное и ясное познание, чем
==121
путем принятия принципов других лиц я тем самым подчинения им нашего ума.
7. Верный метод содействовать росту познания
8. Таким же образом и нравственность можно сделать более ясной. Это дало мне основание выдвинуть высказанное мной в 3-й главе52 предположение о том, что в нравственности доказательство возможно точно так же, как и в математике. Все рассматриваемые в этике идеи суть реальные сущности, взаимная связь и соответствие друг другу которых, на мой взгляд, могут быть обнаружены. Поэтому, поскольку мы можем выявить их свойства и отношения, постольку мы можем обладать достоверными, реальными и общими истинами. И для меня несомненно, что при наличии правильного метода значительную часть этики можно было бы построить с такою ясностью, которая мыслящему человеку оставляла бы так же мало оснований
==122
для сомнении, как мало их для сомнений в истинности доказанных ему математических положений.
9. Но знание тел можно расширить только посредством опыта. При поисках знания субстанций недостаток идей, подходящих для такого способа движения вперед, заставляет нас следовать совершенно иному методу. Здесь мы идем вперед не так, как в других случаях (где наши отвлеченные идеи являются как реальными, так и номинальными сущностями), не путем созерцания своих идей и рассмотрения их отношений и соответствий; это оказывает нам очень небольшую помощь по причинам, подробно изложенным нами в другом месте. Отсюда, я думаю, очевидно, что субстанции доставляют очень мало материала для общего знания и что простое рассмотрение их отвлеченных идей продвинет нас очень немного в поисках истины и достоверности. Что же нам делать для расширения нашего знания субстанциальных существ? Здесь мы должны взять прямо противоположное направление: отсутствие идей реальной сущности субстанций отсылает нас от наших мыслей к самим вещам, как они существуют. Здесь опыт должен научить меня тому, чему не может научить разум. Лишь посредством опыта я могу узнать с достоверностью, какие другие качества существуют совместно с качествами моей сложной идеи, узнать, например, ковко или нет то желтое, тяжелое, плавкое тело, которое я называю золотом. Но такой опыт (независимо от того, что бы он ни доказал в отношении данного исследуемого тела) не дает мне уверенности в том, что то же самое имеет место во всех или любых других желтых, тяжелых, плавких телах помимо тела, исследуемого мной.
Так как это никоим образом не следует из моей сложной идеи, то необходимость или несовместимость ковкости не стоит ни в какой видимой связи с сочетанием в каком-нибудь теле данного цвета, веса и плавкости. То, что я сказал здесь о номинальной сущности золота, исходя из предположения, что оно есть тело определенного цвета, веса и плавкости, будет верным и в том случае, если прибавить ковкость, [химическую] устойчивость и растворимость в царской водке. Наши рассуждения, отправляющиеся от этих идей, немного продвинут нас по пути достоверного открытия других свойств тех масс материи, в которых можно найти все эти указанные качества. Так как другие свойства таких тел зависят не от этих качеств, а от той неизвестной реальной сущности, от которой зависят также и эти самые качества, то мы не можем с помощью этих
==123
последних открыть остальные. Мы не можем идти дальше того, чем ведут нас простые идеи нашей номинальной сущности, т. е. очень немногим дальше их самих, и, таким образом, лишь в очень незначительном объеме можем приобрести какие-то достоверные, всеобщие и полезные истины. В самом деле, если я путем опыта нашел ковким данный отдельный кусок (и все другие когда-либо исследуемые мной куски данного цвета, веса и плавкости), то, возможно, это теперь также составляет часть моей сложной идеи, т. е. имеющейся у меня номинальной сущности золота. И хотя благодаря этому моя сложная идея, которой я даю название «золото», состоит теперь из большего числа простых идей, нежели прежде, но, так как она не содержит в себе реальной сущности какого-либо вида тел, она не поможет мне с достоверностью узнать (я говорю узнать, ибо строить догадки, возможно, она и поможет) остальные свойства этого тела, если только они не находятся в видимой связи с некоторыми или со всеми простыми идеями, образующими имеющуюся у меня номинальную сущность. Например, я не могу быть уверен, исходя из этой сложной идеи, устойчиво ли золото или нет; между сложной идеей желтого, тяжелого, плавкого, ковкого тела и [химически] устойчивого нельзя обнаружить ни необходимой связи, ни несовместимости, так чтобы я мог знать с достоверностью, что [химическая] устойчивость несомненно есть во всяком теле, где можно найти указанные качества. Здесь для уверенности я должен снова обратиться к опыту и могу иметь достоверное познание, лишь поскольку нам дает его опыт, не более.
10. Это может дать нам пользу, но не науку. Я не отрицаю, что человек, привыкший к разумным и систематическим опытам, способен глубже проникнуть в природу тел и вернее угадать их неизвестные
==124
и здоровья и тем самым увеличивать число удобств в этой жизни; но я боюсь, что наши дарования не идут дальше этого и что наши способности, как я предполагаю, не продвинут нас вперед.
11. Мы способны приобрести знание в области нравственности и практически применять познания о природе. Отсюда ясно можно сделать следующее заключение: так как при наших способностях мы не можем проникать во внутреннее строение и реальную сущность тел, но в то же время способны ясно открывать бытие божие и знать самих себя так, что мы можем полно и ясно осознать свои обязанности и важные интересы, то нам, как существам разумным, надлежит употреблять свои способности на то, к чему они всего более пригодны, и следовать предписаниям природы там, где она, как нам кажется, указывает нам путь. Ибо разумным будет заключение, что наше собственное назначение заключается в таком исследовании и в такого рода познании, которое всего более соответствует нашим природным способностям и включает в себя наши главные интересы, т. е. обеспечение нам вечной жизни. Отсюда, мне думается, я могу заключить, что вопросы этики суть настоящая наука и они составляют задачу человеческого рода вообще (люди и заинтересованы в изыскании своего Summum Bonum, и способны к такому изысканию), подобно тому как различные искусства в различных областях природы составляют удел и требуют личных дарований отдельных людей ради общей пользы человечества и для поддержания их отдельного существования в здешнем мире. Какие последствия может иметь для человечества открытие одного природного тела и его свойств, тому убедительным примером является весь огромный Американский материк: незнание полезных ремесел, отсутствие большей части жизненных удобств в стране, изобиловавшей всякого рода естественными богатствами, я думаю, можно приписать незнанию того, что содержится в обычном презренном камне,— я имею в виду железо. И что бы мы ни думали о своих способностях или успехах в своей части света, где знание и изобилие, по-видимому, соперничают друг с другом, однако для всякого человека, желающего серьезно поразмыслить об этом, мне кажется, должно представляться несомненным, что, если бы только употребление железа прекратилось у нас, мы через несколько столетий неизбежно дошли бы до нужды и невежества древних туземцев Америки, природные способности и богатства которых нисколько не были хуже, чем у самых
==125
процветающих и образованных народов. Так что человек. впервые открывший употребление одного этого презренного минерала, справедливо может быть назван отцом ремесел и творцом изобилия.
12. Но мы должны остерегаться гипотез и ложных принципов. Я не хотел бы из-за этого прослыть человеком, пренебрегающим изучением природы или отговаривающим от него. Я охотно признаю, что рассмотрение творений его дает нам повод дивиться творцу, почитать и восхвалять его и что, верно направленное, оно может оказать человечеству больше благодеяний, чем памятники образцовой благотворительности, воздвигнутые с такими большими затратами основателями больниц и богаделен. Кто первый изобрел книгопечатание, открыл применение компаса или обнародовал действие и употребление коры хинного дерева, тот для распространения знаний, для доставления и расширения полезных удобств сделал больше и спас от могилы больше людей, чем строители колледжей, работных домов и больниц. Я хотел бы указать лишь на то, что мы не должны слишком поспешно рассчитывать на познание или ожидать его в тех случаях, когда его нельзя приобрести, или при тех способах, которые не приведут к нему, и что мы не должны принимать сомнительные системы за законченные науки и невразумительные понятия — за научные доказательства. При познании тел мы должны довольствоваться собиранием по колоску того, что возможно собрать из отдельных опытов, ибо мы не в состоянии путем выявления реальных сущностей тел схватить сразу целый сноп и понимать природу и свойства целых видов, взятых вместе целой связкой. Где наше исследование касается совместного существования или невозможности совместного существования и мы не можем обнаружить это через рассмотрение своих идей, там проникновение в телесные субстанции при помощи наших чувств, и притом в отдельности, должны дать нам опыт, наблюдение и естественная история. Познание тел мы должны приобретать при помощи своих чувств, благоразумно обращенных на ознакомление с качествами тел и их взаимодействиями. Но всего, что мы надеемся в этом мире узнать об отдельных духах, мы должны, по моему мнению, ждать только от откровения. Кто обратит внимание на то, как мало общие максимы, ненадежные принципы и произвольные гипотезы продвинули вперед истинное знание или как мало они содействовали исследованиям разумных людей, стремящихся к подлинным завоеваниям ума, как мало, говорю я, исследова-
==126
ние, исходящее из таких начал и с этой целью, в течение долгого ряда веков продвинуло вперед человечество в приобретении знаний о природе, тот придет к мысли, что у нас есть основания благодарить людей, которые в последнее время выбрали иное направление и проложили нам более верный путь к полезному знанию, а не легкий путь к ученому невежеству.
13. Правильное применение гипотез. Это не значит, что при объяснении явлений природы мы не можем пользоваться какими-нибудь правдоподобными гипотезами. Если гипотезы удачно составлены, они являются по меньшей мере большим подспорьем для памяти и часто направляют нас к новым открытиям. Я только хочу сказать, что мы не должны принимать никакой гипотезы слишком поспешно (а ум очень склонен к этому, потому что ему всегда хочется проникнуть в причины вещей и иметь твердые принципы), еще до того, как мы очень основательно изучили частные случаи, сделали различные опыты с той вещью, которую хотим объяснить своей гипотезой, и увидели, согласуется ли гипотеза с ними всеми, доводят ли нас наши принципы до конца и не оказываются ли они настолько же несовместимыми с одним явлением природы, насколько они кажутся согласованными с другими и объясняющими их. И по крайней мере мы должны остерегаться, чтобы название «принципы» нас не вводило в заблуждение и не заставляло принимать за бесспорную истину то, что на деле является в лучшем случае лишь очень сомнительным предположением, как большинство гипотез (я чуть было не сказал: все гипотезы) в натурфилософии.