Опыт о человеческом разумении
Шрифт:
6. Силлогизм служит не для увеличения нашего знания, а для того, чтобы вести при его помощи борьбу. Допустим, силлогизм помогает уличать людей в их заблуждениях и ошибках (так, быть может, станут говорить, хотя я желал бы посмотреть на человека, принужденного посредством силлогизма отказаться от своего мнения). Все же он подводит наш разум в той области, которая представляет если не высшее совершенство разума, то, несомненно, труднейшую его задачу и в которой мы больше всего нуждаемся в помощи силлогизма, а именно при изыскании доводов и при установлении новых истин. Правила силлогизма не снабжают ум такими посредствующими идеями, которые могут показать связь далеко отстоящих друг от друга идеи. Такой способ рассуждения не открывает новых доводов; он есть лишь искусство выстраивать и приводить в порядок старые, уже имеющиеся у нас доводы. Сорок седьмая теорема первой книги Евклида 63, безусловно (very), истинна, но своим открытием она, на мой взгляд, не обязана никаким правилам обычной логики. Человек сначала познает, а потом может доказывать силлогически; так что силлогизм следует
==159
своим слугам, чтобы они бились ими и поражали , друг друга. Если бы испанский король дал такое употребление рукам своих подданных и испанскому железу, он открыл бы лишь небольшую часть тех сокровищ, которые так долго лежали сокрытыми в мрачных недрах Америки. И я склонен думать, что, кто употребит всю силу своего разума на манипуляции силлогизмами, тот откроет очень небольшую часть из того запаса знания, который все еще лежит сокрытым в тайниках природы, и что природный, неизощренный, ум (как это бывало и прежде) более способен проложить к нему путь и сделать вклад в общий запас знаний, имеющийся у человечества, нежели какие бы то ни было схоластические действия по строгим правилам модусов и фигур.
7. Нужно искать другие средства. Тем не менее я не сомневаюсь в возможности открыть пути, способные помочь нашему разуму в этой наиболее полезной области. И мужество для подобного утверждения придает мне рассудительный Гукер, который в своей «Церковной политике» 64 (кн. 1, § 6) говорит так: «Если бы можно было дать верные средства для истинного искусства и знания (а я должен признаться прямо, что наш век, который носит название ученого века, знает их мало и в общем мало обращает на них внимания), то между людьми, привыкшими к ним, и современными людьми несомненно было бы почти столько же разницы в зрелости суждения, как между современными людьми и идиотами». Я не претендую на отыскание или открытие тех верных средств искусства, о которых упоминает этот великий человек, обладавший глубоким умом; однако ясно, что он не имел в виду ни силлогизма, ни применяемой ныне логики, которые были так же хорошо известны и в его время. Для меня достаточно, если своим рассуждением, быть может несколько отклоняющимся в сторону (но для меня во всяком случае совершенно новым и незаимствованным), я побужу других направить свои усилия на новые открытия и поискать в собственных мыслях те верные средства искусства, которые, я боюсь, едва ли будут найдены людьми, рабски ограничивающими себя правилами и предписаниями других. Ибо избитые дороги ведут этого рода скот (так называет их один наблюдательный римлянин), мыслей которого хватает только на подражание, non quo eundum est, sed quo itur65. Но я могу сказать смело, что наш век украшен несколькими людьми, обладающими такой силой суждения и такой широтой понимания, что, если они направят свои мысли на этот
==160
предмет, они могут открыть новые, неизведанные пути к расширению знания.
8. Мы рассуждаем о частных случаях. Имея здесь возможность поговорить о силлогизме вообще и о пользовании им при рассуждении и расширении нашего знания, следует, прежде чем покончить с этим вопросом, обратить внимание на одну явную ошибку в том правиле силлогизма, что «никакое силлогистическое рассуждение не может быть верным и приводить к правильному заключению, если оно не содержит в себе по меньшей мере одного общего положения», как будто мы не можем рассуждать о частных случаях и познавать их. Между тем в действительности при правильном рассмотрении вопроса непосредственным предметом всех наших рассуждений и нашего знания являются только частные явления. Рассуждение и познание каждого человека относятся только к идеям, которые имеются в его уме и из которых на деле каждая представляет собой отдельное существование; а других вещей наше знание и рассуждение касаются, лишь поскольку эти вещи соответствуют этим нашим отдельным идеям. Таким образом, восприятие соответствия или несоответствия наших отдельных идей есть сумма и предел всего нашего знания. Всеобщность является для познания лишь случайностью и состоит только в том, что отдельные идеи, которых касается познание, таковы, что более чем одна отдельная вещь может соответствовать им и быть ими представлена. Но восприятие соответствия или несоответствия любых двух идей и, следовательно, наше познание остается одинаково ясным и достоверным независимо от того, будут или нет обе эти идеи или какая-нибудь одна из них способны представлять больше чем одну реальную вещь 66. Прежде чем закончить вопрос о силлогизмах, мне хотелось бы предложить на рассмотрение еще следующее: нельзя ли с полным основанием поставить вопрос о том, является ли теперешняя форма силлогизма его надлежащей разумной формой? Так как средний термин должен соединить крайние термины, т. е. с его помощью посредствующая идея должна показать соответствие или несоответствие двух других идей, о которых идет речь, то не будет ли положение среднего термина более естественным и не будет ли он лучше и яснее раскрывать соответствие или несоответствие
==161
Omnis homo est animal, mne animal est vivens, Ergo omnis homo est vivens.
Omne corpus est extensum et solidum, Nullum extensum et solidum est pura extensio, Ergo corpus non est pura extensio. 67
Мне нет надобности беспокоить читателя примерами силлогизмов с частными заключениями. По той же самой причине для них годится та же форма, что и для силлогизмов с общими заключениями.
9. Хотя разум проникает в глубины моря и земли, поднимает наши мысли до высоты звезд, ведет нас по обширным пространствам великого мироздания, он, однако, далеко не охватывает действительной области даже материальных предметов и во многих случаях изменяет нам.
Во-первых, разум изменяет нам, потому что идей не хватает. Во-первых, разум совершенно изменяет нам там, где не хватает идей. Разум не простирается и не может простираться дальше идей. Рассуждения поэтому прерываются там, где у нас нет идей, и нашим соображениям приходит конец. Если же мы рассуждаем о словах, которыми не обозначаются никакие идеи, то рассуждения имеют дело только со звуками и ни с чем иным.
10. Во-вторых, вследствие неясности и несовершенства идей. Во-вторых, наш разум часто бывает в смущении и затруднении вследствие неясности, спутанности и несовершенства рассматриваемых им идей; и тогда мы испытываем трудности и впадаем в противоречия. Так, не имея совершенной идеи наименьшей протяженности материи и бесконечности, мы находимся в затруднении относительно делимости материи. Обладая же совершенными, ясными и отличными друг от друга идеями числа, наш разум относительно чисел не встречает никаких неразрешимых трудностей и не вовлекается ни в какие противоречия. Так, обладая лишь несовершенными идеями действий нашего ума, относящихся к зарождению движения или мысли,— как ум вызывает их в нас — и еще более несовершенными идеями действий бога, мы в отношении [понимания] свободных сотворенных существ испытываем большие трудности, из которых разум не в силах выпутаться.
11. В-третьих, вследствие недостатка посредствующих идей. В-третьих, наш разум часто бывает в нерешительности, потому что не воспринимает идей, которые могли бы ему показать достоверное или вероятное соответствие или несоответствие каких-либо двух других идей. В этом отно-
==162
шении способности одних людей далеко превосходят способности других. Пока не была открыта алгебра, это великое орудие и пример человеческой проницательности, люди с изумлением смотрели на различные доказательства математиков древности и едва ли не признавали, что открытие некоторых из этих доводов есть нечто превосходящее человеческие силы.
12. В-четвертых, вследствие ложных принципов. В-четвертых, исходя из ложных принципов, ум часто запутывается в нелепостях и трудностях и попадает в тупики и противоречия, из которых не знает, как выбраться. В этом случае бесполезно умолять разум о помощи, если только не иметь в виду раскрытие ложности принципов и отказ от их влияния. Разум вовсе не устраняет трудностей, которые возникают у человека, строящего рассуждение на ложных основаниях, более того, если кто-либо [в этом случае] захочет привлечь разум, то еще больше запутается и еще глубже завязнет в затруднениях.
13. В-пятых, вследствие двусмысленности слов. В-пятых, подобно неясным и несовершенным идеям и на том же основании двусмысленные слова и неопределенные знаки при недостаточном внимании часто смущают в рассуждениях и доказательствах человеческий разум и ставят его в тупик. Но в двух последних случаях это вина наша, а не разума. Тем не менее последствия этого очевидны: везде можно наблюдать вытекающие отсюда затруднения или заблуждения, которыми изобилуют умы людей.
14. Высшая степень нашего знания есть интуитивное знание без рассуждения. Некоторые имеющиеся в нашем уме идеи таковы, что сами собой могут непосредственно быть сравниваемы друг с другом, и ум способен воспринимать их соответствие или несоответствие так же ясно, как и то, что он имеет их. Так, [идею] того, что дуга меньше всего круга, ум воспринимает так же ясно, как и идею круга. Такое познание, как было сказано, я называю интуитивным познанием. Оно несомненно достоверно, не нуждается в доказательствах и не может иметь их, представляя высшую степень доступной людям достоверности. В этом состоит очевидность всех тех максим, в которых никто не сомневается, о которых каждый знает, что они истинны (а не только, как говорится, соглашается с ними), как только они предлагаются его разуму. Для открытия этих истин и согласия с ними нет надобности в способности рассуждения, нет необходимости размышлять: они познаются благодаря высшей степени очевидности. Если мне
==163
позволительно строить догадки о неизвестных вещах, то таково, я склонен думать, познание, которым обладают теперь ангелы и будут обладать в будущей жизни ставшие совершенными духи праведных людей, о тысяче вещей, которые теперь совсем ускользают от нашего понимания или только слабый отблеск которых уловил наш близорукий разум, и теперь мы ощупью отыскиваем их во мраке.
15. Следующей степенью является доказательство путем рассуждения. Но хотя мы там и сям получаем частицу этого света, отдельные искры ясного познания, наибольшая часть наших идей такова, что мы ве можем различать их соответствие или несоответствие путем их непосредственного сравнения. Во всех таких случаях мы нуждаемся в размышлении и должны делать свои открытия путем рассуждения и умозаключений. Такие идеи бывают двух видов, и я позволю себе снова упомянуть здесь о них.