Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)
Шрифт:
ГЛАВА 21
В то время когда Флора в восторге примеряла платья Мэбс и Таши, Феликс был в Лондоне и лежал шезлонге в рабочей комнате Ирены Тарасовой на Бошам-Плейс. Был жаркий день, он снял туфли, пиджак повесил на спинку стула. Комнаты, в которые вела лестница в раннем викторианском стиле с перилами красного дерева, со ступеньками, покрытыми ковром зеленовато-голубого цвета, были приятно прохладными, с красивой мебелью. Новое помещение резко контрастировало с той маленькой душной комнаткой над лошадиной головой в Динаре. И задняя комната, где она работала, и передняя,
В задней комнате Ирена, повернувшись спиной к свету, приметывала рукава к платью из тафты. Ткань скрипела, когда иголка протыкала ее, и шуршала, когда сквозь нее проходила нитка. Где-то на крыше ворковали невидимые голуби. Солнечные лучи косо падали в комнату через открытое окно, разноцветно расцвечивая рулоны шелков и бархата, разложенные на полках вдоль стены, выхватывали белые пряди в волосах Ирены. Сосредоточенно сжав губы с пучком булавок, Ирена шила.
— Я в Лондоне на три дня, — сказал Феликс в ответ на ее вопрос. — Меня пригласили, но это слишком тяжело — ехать на север на одну ночь. Тем более что мне не так уж интересно. Я уже был один раз. Девочки изменились, выросли, обе помолвлены, кстати, ты знала?
— Мм, — кивнула Ирена.
— А Космо? — произнесла она имя сквозь зажатые губами булавки.
Феликс не обратил внимания на вопрос о Космо.
— А этот шезлонг был еще в Динаре?
— Я купила его на Портобелло-роуд [10] .
— Я думал, он удобнее. — И Феликс растянулся, выгнув спину. — А Алексис? Твой муж, он все еще в Париже?
Ирена кивнула, не отрывая глаз от работы.
— У меня дырка в носке, — и Феликс пристально осмотрел свою ногу.
10
Уличный рынок в Лондоне, известный своими антикварными лавками (по названию улицы, на которой расположен).
Ирена вынула изо рта булавки.
— Немного позже я его починю. Если ты поедешь на вечеринку, ты увидишь там Флору Тревельян. Она сейчас у них.
— О?
— Твоя мать заставила миссис Лей пригласить ее. Мне рассказывали Мэбс и Таши. Я им шила платья. Ты собирался еще раз навестить ее в школе?
— Не-ет.
— Это что, был просто импульс?
— Да из этого ничего хорошего не вышло.
— Из рассказанного тобой я поняла, что она не слишком хорошо себя чувствовала.
— Ужасная простуда.
— Она мне писала. Кажется, эта простуда перешла в корь.
— Боже мой! Я ведь мог заразиться. У меня никогда не было кори! — в ужасе воскликнул Феликс.
— Дай носок.
Феликс наклонился и снял носок.
— Мои элегантные пальцы все время продырявливают носки. — Он передал его Ирене и снова откинулся на спинку, пристально осматривая свои ноги. „У меня очень белая кожа, — подумал он, — для мужчин с темными волосами“. Он выгнул подъем, восхищаясь проступившими голубыми венами. Солнечный свет,
— Тебе лучше носить желтые носки, — Ирена искала нитку подходящего цвета.
— Желтые? Ну это уже немного слишком, дорогая Ирена.
— Нарциссы чаще всего желтые, — Ирена натянула носок на кулак и приготовилась штопать.
Феликс встал и принялся ходить по комнате, осторожно ступая, чтобы не уколоться булавкой, которая могла оказаться в голубом ковре, и щупая ткани, драпирующие безголовые, безрукие, безногие портновские манекены, которые Ирена использовала для работы, проводил пальцами по холодному колесу швейной машинки. Потом встал у окна и уставился на торцы домов параллельной улицы.
— Не загораживай мне свет, — велела Ирена, продолжая штопать.
Феликс вернулся к шезлонгу.
— Они были забавными подростками пять лет назад. А в этой девочке что-то особенное.
— Любовь.
— Любовь? — Феликс сдвинул брови, нахмурился.
Игла Ирены замысловато двигалась по носку.
— Шелковые носки лучше всего, — сказала она. — Но они непрочные.
— А красивые офицеры и представители благородных слоев Санкт-Петербурга и Москвы носили шелковые носки?
— Ничего не знаю про их носки, — ответила Ирена серьезно. — Но я слышала, что король Георг носит из тонкой шерсти.
— Конечно, — кивнул Феликс, — она должна быть тонкой. Носки тут же рвутся, но какая разница королю? А откуда тебе известны такие очаровательные мелочи? — засмеялся он.
Ирена улыбнулась.
— Да так говорят, в конце концов, он — кузен убитого царя. А я надеюсь стать англичанкой. — Поскольку воспоминания пятилетней давности еще не улеглись, она сказала: — Ты, наверное, знаешь, что все девочки мечтали выйти за тебя замуж.
— Ах, — серьезно вздохнул Феликс, — брак. Моя мать беспрестанно намекает мне на это. Так хоть ты уж не начинай. В любом случае, мне прочили девиц Лей и Куэйл. Верно? — Конечно, вспомнил он, это Флора рассказала про отца Ирены, придворного портного. Он вспомнил малышку, которую держал за руку, а она скакала рядом с ним по улице. — А ты пишешь девочке Тревельян? — спросил он.
— Да, когда есть время. Может, раз в несколько месяцев.
— И у тебя нет времени?
Ирена пожала плечами.
— Меньше, чем у тебя. Она пишет мне о школе, об уроках шитья, и я с ужасом думаю, что за наряды может сшить бедный ребенок, на что это похоже. — Когда-нибудь, подумала Ирена, девочка может стать ее клиенткой, как Мэбс и Таши, и поэтому изредка написанное письмо — не только проявление доброты с ее стороны, но и какой-то вклад в будущий капитал. Так что она должна писать.
— Ты бы навестила ее, — сказал Феликс. — Я ведь это сделал.
— На это уйдет целый день, — Ирена уклонилась от прямого ответа.
„Да, Ирена так же эгоистична, как и я, — подумал Феликс, наблюдая за ней. — Но почему бы мне не свозить ее в то скучнейшее место на машине, не взять ребенка на ленч. С Иреной было бы веселее. — Он откинулся на спинку, расслабился. — Но сейчас Флора живет у Леев и нет вопроса“.
— Ей должно быть пятнадцать. Она вполне может подойти тебе через два-три года.