Опыт
Шрифт:
Средний экран вдруг засветился.
Экран светился красным. Опасность в лаборатории у доктора. Старт, короткая тьма в глазах у Мефи, потом сумрак, красноватый жар очага, разбросанные книги, а посреди них доктор, бледный, в изорванной, грязной одежде, на сломанном лезвии меча кровь. С улицы донесся крик.
– Господин!
– вскричал Фауст, падая на колени.
Мефи брезгливо отступил.
– Господин, спаси, защити меня...
Он ползал у ног Мефи, как раздавленный червяк, слезы текли у него по лицу, по выхоленной бородке. Мефи
– Ты убил его?
Доктор кивнул.
– Я не хотел, господин, он бранил меня, грозил мне кулаками, я не хотел его убивать, верь мне, он сам наткнулся на меч...
Мефи ощутил внезапную дурноту. "Гнусные убийцы, - подумал он, глядя на распростертое тело брата Маргариты, - упрямые, гнусные убийцы..."
– Ты убил его!
– Спаси меня!
– умолял Фауст, и его лицо в отблеске пламени было похоже на маску ужаса. Тоска была такой искренней, что в глубине души у Мефи что-то дрогнуло, и он успокаивающе поднял руку.
В эту минуту на лестнице раздался топот шагов и лязг железа. Дверь на лестницу распахнулась, ударившись о темную кирпичную стену. В свете факелов заплясали тени, отблеск пламени стекал по блестящим латам, как кровавые струи. Усатые, мрачные, смуглые лица.
– Убийца!
– вскрикнул кто-то, и женщина с развевающимся облаком светлых волос и безумными глазами кинулась на Фауста. Валявшийся на полу окровавленный меч говорил яснее слов. Солдаты у двери ошеломленно смотрели на эту сцену.
Тут Мефи выступил из тени и поднял руку.
– Мир!
– воскликнул он по-латыни.
– Мир!
Никто не понял латинских слов, но они произвели свое действие.
Сначала задрожала группа у дверей. Вопль ужаса, паника, падение тел, шумный, судорожный бой за дверью. Через несколько мгновений от солдат осталось только оружие, да один-два шлема медленно скатывались по ступенькам, разбивая тишину звонкими ударами.
– Мир!
– повторил Мефи.
Девушка встала и медленно прижала руку к губам, свирепый огонь у нее в глазах сменился ледяным ужасом. Она медленно отступала шаг за шагом. На лестнице она схватилась обеими руками за волосы и пронзительно закричала:
– Дьявол! Убийца моего брата - в руках у дьявола... Дьявол!
– Остальное затерялось в безумном хохоте.
– Ты спас меня, господин... от виселицы.
– И от "жизни вечной", - насмешливо добавил Мефи.
Доктор задрожал.
– Мы не можем оставаться здесь. Если меня не потащит палач на виселицу, то меня ждет костер, - сказал он.
Некоторое время оба молчали.
– Хорошо, - произнес Мефи.
– Я спасу тебя. Но ты тоже сделаешь для меня кое-что... Послушай...
Мефи знал, чего он хочет... В городе была чума.
Ее несли на носилках закутанные люди. Ее несли тучи воронов над грудами непогребенных трупов. Заупокойный колокол отбивал такт этому страшному призраку в его кошмарной пляске. Забитые двери были покрыты белыми крестами, отовсюду поднимался запах разложения.
Двое прохожих прошли через покинутые ворота под угасшими взглядами стражников, неподвижные руки которых не выпустили оружия даже после смерти.
Тот, кто был повыше ростом, задрожал от возмущения.
– Я не пойду дальше, - сказал он.
– Ты знаешь, что нужно делать, знаешь, как найти меня.
Фауст кивнул: зрелище смерти не волновало его. Он шел дальше по тихим улицам, огибал лужи, отскакивал от голодных собак.
Он постучался в ворота дворца. Долгое время ему отвечало только эхо, потом засов отодвинулся, и ворота приоткрылись.
– Я врач, - быстро произнес Фауст.
– Тут исцеляет только смерть, - быстрым шепотом ответил слуга.
– У князя заболела дочь, он никого но принимает. Уходи!
Доктор сунул ногу между створами.
– У меня есть средство против чумы, скажи это своему господину.
Дверь приоткрылась больше, показалась растрепанная голова с острым носом. В глазах было недоверие.
– Ты дурак или...
– В руке сверкнула пика.
Доктор отскочил, но не сдался.
– Я думал, князь не захочет, чтобы его дочь умерла, - сказал он и повернулся, словно уходя.
Слуга нерешительно глядел ему вслед, потом окликнул:
– Погоди, я скажу о тебе.
Князь был уже стариком, утомленным, закутанным в длинную парчовую одежду, расшитую золотом. На тяжелом столе стояла чаша, в которой дымилось вино. На лбу у князя лежал компресс, пахнувший уксусом.
– Если ты говоришь правду, - медленно произнес он, - то получишь все, чего пожелаешь. Если нет, тебя будут клевать вороны на Виселичной горе. Итак?
Доктор улыбнулся.
– Я не боюсь.
Князь смотрел на него, медленно гладя бороду, иногда нюхая губку, смоченную в уксусе.
– Дочь заболела перед полуднем, она горит как огонь и бредит... Отец Ангелик дал ей последнее помазание. Ты хочешь попытаться?
– Веди меня к ней, - ответил Фауст.
Тонкая игла шприца слегка прикоснулась к восковой коже; по мере того как по ней струилась серебристая жидкость, под кожей вырастало овальное вздутие. Доктор разгладил его и обернулся к князю.
– Теперь она уснет, - сказал он.
– Через час жар у нее прекратится, но до вечера она должна спать. Она выздоровеет.
Взгляды присутствовавших следили за ним с суеверным страхом, его уверенность убеждала. Ему верили, как он верил Мефи, но шаги стражи перед запертой дверью комнаты, в которую его потом ввели, отзывались в душе тревогой. В конце концов у врага есть тысячи путей, и замыслы его коварны. Время шло, а в душе у Фауста угрызения совести сменялись страхом. Он беспокойно вертел в руках яйцеобразный предмет из голубоватого сияющего вещества; нажав красную кнопку на его верхушке, можно было вызвать Ужасного... но доктор не смел ее нажать.