Опыты психоанализа: бешенство подонка
Шрифт:
В дверях появляется надзиратель:
– Эй, сидельцы! Хорэ! По камерам, чистенькие!
Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Кабинет Ленина. День
Ленин разговаривает с Фёдором Раскольниковым. Тот в морской военной форме.
– …Вы у нас самый большой специалист по флоту, Дорогой товарищ Фёдор! Товарищ Троцкий, конечно нарком военных дел, но Вы… – Ленин смотрит на Раскольникова.
Оратор, способный зажечь массы, любимец женщин. И всего 25 лет! Есть
– Что вы, товарищ Раскольников, можете сказать о первом помощнике начальника военного отдела Центробалта Щастном? Вот его план вывода флота из Гельсинфорса. А то ведь, неровён час… Немцы захватят флот.
– Так ведь вроде… Брест. Переговоры с Германией56. Там ведь про флот целый раздел.
– Хрен они получат, а не флот! Нет, мы им, конечно, обещаем. И Балтийский и Черноморский. Куда деваться. Но… Короче. Человек по фамилии Щастный?57
– Знаю лично. Доверять можно. Вы же, Владимир Ильич знаете как с офицерами… Контра! А Алексей Михайлович Щастный на заседании Центробалта при всех… Дал своё честное благородное слово!
У Ленина темнеет в глазах. Он неожиданно вскакивает. Несколько минут нервно ходит по кабинету. Выглядывает в дверь:
– Сталин здесь? – спрашивает он секретаря. – Пригласите его! – возвращается к разговору: – Значит, вы считаете, что можно ему поручить ему это архиважное дело. Как – никак две сотни боевых кораблей. Там ведь ещё и британцы, сволочи, хотят поживиться…
Входит Сталин. Здоровается. Раскольников добродушно улыбается ему, встаёт и пожимает руку. Сталин смотрит исподлобья, снизу вверх. (Сталин ростом 154 см. Раскольников 187 см.)
– Так что давайте, Фёдор, – говорит Ленин – Раз ручаетесь, то вот и карты в руки.
Ленин передаёт Раскольникову планшет с планом Щастного:
– Императорский флот умер. Мы строим наш новый Красный флот! Торопитесь!!! Времени нет.
Раскольников выходит. Сталин смотрит вопросительно на Ленина.
– «Те-ре-щен-ко»! – произносит Ленин. – И этого! Пинхаса…
В том, как он произносит «Терещенко», сопровождая слово взмахом ладони, есть приговор.
Санкт-Петербург. Тюрьма «Кресты». Кабинет начальника тюрьмы. Вечер
Начальник тюрьмы, Терещенко и Рутенберг.
– Ну вот, Слава Богу! – говорит начальник тюрьмы – Справедливость! Она всегда торжествует! Так что завтра в восемь утра…
– Почему? – тихо спрашивает Рутенберг. – Приказ уже у вас? Вы можете отпустить нас сейчас.
– Как это? – шёпчет начальник тюрьмы, – освобождаемых всегда выпускают в восемь. По расписанию. Что вы! У меня большая семья…
– Да. Старуха-мать. Дети… – Рутенберг смотрит в глаза начальника тюрьмы. – На рассвете. Часов в пять?
Начальник тюрьмы задумывается. Кивает головой.
– И ещё просьба, – говорит Рутенберг. – Тут я у вас в тюремной библиотечке наткнулся на университетский курс гидродинамики профессора Бушмича. Можно?
– О чём речь! С дорогой душой!
Санкт-Петербург. Улицы. Раннее утро
Шикарное пальто Терещенко превратилось в рогожу. Сбитые ботинки. Да и Рутенберг выглядит, как нищий. Они ныряют из одного двора в другой. Ведёт Рутенберг.
– Главное, подальше от тюрьмы…
– А давайте, пока рано и мы недалеко… – предлагает Терещенко, – сходим в Зимний Дворец за папкой.
– Да, бросьте! Они наверняка нашли уже. Потому и выпустили, чтобы теперь встретить за воротами и прирезать в тихом…
– Нет. Тогда бы так долго не держали бы. Есть предчувствие, что там папка.
– Тогда сюда! – Рутенберг направляется в переулок.
– И как вы знаете, Пётр Моисеевич, какой двор проходной?!
– Я хорошо ориентируюсь в этом городе. Как бы иначе я тогда спас бы попа Гапона…
– А правда, что вы были настолько дальновидны, что прихватили с собой ножницы. Чтобы когда начался расстрел демонстрации обстричь попа для маскировки…
– Миф! Просто, у меня был швейцарский ножик. А в нём ножнички. Азохн вэй, те ножнички. Но обкорнал попа за милую душу. И привёл к Максиму Горькому.
Рутенберг и Терещенко подходят к Литейному мосту. Мост разведён.
– Подождем. Немного осталось. Они спускаются под мост. Холодно.
– А верёвку чтобы повесить? С собой принесли?
– Опять миф! Шнур от штор в том доме был. Вот на нём – то… Вы лучше расскажите, как вы обанкротили казино в Монако.
– Не поверите! Два раза!
– Поверю. Господь, если даёт, то полной пригоршней. Если бриллиант, то самый большой. Если яхта то самая большая. Если женщина… Скажите, Миша, а дам в шампанском купали? Ха-ха…
– Купал!
Опускаются фермы моста, Скрючившись от пронизывающего ветра два оборванца – Рутенберг и Терещенко – переходят пустой мост. Идёт снег.
Санкт-Петербург. Зимний Дворец. Раннее утро
Через разбитое окно Рутенберг и Терещенко пробираются в пустой Зимний Дворец. По заснеженной лестнице они поднимаются на второй этаж. Заходят в столовую. Через разбитые окна намело снег. Терещенко проходит вдоль стены. Дует на замерзшие руки. Отодвигает сломанные кресла. Засовывает руку в щель между панелями. Ничего. Выламывает панель. Но от этого папка скользит по балке в глубину. Падает в пыль на межэтажное перекрытие. Но этого Терещенко и Рутенберг не видят. Треск привлекает внимание. В столовую с ружьём в руках заглядывает старик-сторож: