Опыты (Том 3)
Шрифт:
Есть некоторое основание составлять себе суждение о человеке по наиболее обычным для него чертам поведения в жизни; но, принимая во внимание естественное непостоянство наших обычаев и взглядов, мне часто казалось, что напрасно даже лучшие авторы упорствуют, стараясь представить нас постоянными и устойчивыми. Они создают некий обобщенный образ и, исходя затем из него, подгоняют под него и истолковывают все поступки данного лица, а когда его поступки не укладываются в эти рамки, они отмечают все отступления от них. С Августом [5] , однако, у них дело не вышло, ибо у этого человека было такое явное неожиданное и постоянное сочетание самых разнообразных поступков в течение всей его жизни, что даже самые смелые судьи вынуждены были признать его лишенным цельности, неодинаковым и неопределенным. Мне труднее всего представить себе в людях постоянство и легче всего — непостоянство. Чаще всего окажется прав в своих суждениях тот, кто вникнет во все детали и
4.
Плохо то решение, которое нельзя изменить (лат.).
Публилий Сир — римский мимический поэт при Цезаре и Августе,произведения которого пользовались большим успехом. Сборник приписываемыхЦублилию Сиру изречений носит название: Publilii Syri mimi sententiae. —«Плохо то решение, которого нельзя изменить» (Публилий Сир в цитате у АвлаГеллия, XVII, 14).
5.
Август — Октавиан Август — см. прим. 9, т. I, гл. IV.
На протяжении всей древней истории не найдешь и десятка людей, которые подчинили бы свою жизнь определенному и установленному плану, что является главной целью мудрости. Ибо, как говорит один древний автор [6] , если пожелать выразить единым словом и свести к одному все правила нашей жизни, то придется сказать, что мудрость — это «всегда желать и всегда не желать той же самой вещи». «Я не считаю нужным, — говорил он, — прибавлять к этому: лишь бы желание это было справедливым, так как, если бы оно не было таковым, оно не могло бы быть всегда одним и тем же». Действительно, я давно убедился, что порок есть не что иное, как нарушение порядка и отсутствие меры, и, следовательно, исключает постоянство. Передают, будто Демосфен говорил [7] , что «началом всякой добродетели является взвешивание и размышление, а конечной целью и увенчанием ее — постоянство». Если бы мы выбирали определенный путь по зрелом размышлении, то мы выбрали бы наилучший, но никто не думает об этом:
6.
… как говорит один древний автор… — Имеется в виду Сенека. См.Сенека. Письма, 20, 5.
7.
… Демосфен говорил… — Приводимое в тексте высказывание взято изречи Демосфена (384–322 гг. до н. э.) в честь павших при Херонее.
Мы обычно следуем за нашими склонностями направо и налево, вверх и вниз, туда, куда влечет нас вихрь случайностей. Мы думаем о том, чего мы хотим, лишь в тот момент, когда мы этого хотим, и меняемся, как то животное, которое принимает окраску тех мест, где оно обитает. Мы отвергаем только что принятое решение, потом опять возвращаемся к оставленному пути; это какое-то непрерывное колебание и непостоянство:
8.
Он уже гнушается тем, чего добился, и вновь стремится к тому, чтонедавно отверг: он мечется, нарушая весь порядок своей жизни (лат.). — Гораций. Послания,I, 1, 98.
Мы не идем — нас несет, подобно предметам, подхваченным течением реки, — то плавно, то стремительно, в зависимости от того, спокойна она или бурлива:
nonne videmus Quid sibi quisque velit nescire, et quaerere semper Commutare locum, quasi onus deponere possit. [10]9.
Как кукла, которую за ниточку движут другие (лат.). — Гораций. Сатиры, II,7, 83.
10.
Не видим ли мы, что человек сам не знает, чего он хочет, и постоянноищет перемены мест, как если бы это могло избавить его от бремени (лат.). — Лукреций, III, 1071.
Каждый день нам на ум приходит нечто новое, и наши настроения меняются вместе с течением времени:
Tales sunt hominum mentes, quali pater ipse Iuppiter auctifero lustravit lumine terras. [11]Мы колеблемся между различными планами: в наших желаниях никогда нет постоянства, нет свободы, нет ничего безусловного. В жизни того, кто предписал бы себе и установил бы для себя в душе определенные законы и определенное поведение, должно было бы наблюдаться единство нравов, порядок и неукоснительное подчинение одних вещей другим.
11.
Мысли людей меняются так же, как и плодоносные дни, которыми сам отецЮпитер освятил земли (лат.). — «Одиссея», XVIII, 136–137, в латинскомпереводе Цицерона.
Эмпедокл [12] обратил внимание на одну странность в характере агригентцев: они предавались наслаждениям так, как если бы им предстояло завтра умереть, и в то же время строили такие дома, как если бы им предстояло жить вечно.
Судить о некоторых людях очень легко. Взять, к примеру, Катона Младшего [13] :
12.
Эмпедокл. — Сообщаемый Монтенем эпизод приводится у Диогена Лаэрция,VIII, 63.
13.
Катон Младший — см. I, гл. XXXVII.
Во время неурядиц в нашем несчастном отечестве случилось, как мне передавали, что одна девушка, жившая неподалеку от меня, выбросилась из окна, чтобы спастись от насилия со стороны мерзавца солдата, ее постояльца; она не убилась при падении и, чтобы довести свое намерение до конца, хотела перерезать себе горло, но ей помешали сделать это, хотя она и успела основательно себя поранить. Она потом призналась, что солдат еще только осаждал ее просьбами, уговорами и посулами, но она опасалась, что он прибегнет к насилию. И вот, как результат этого — ее крики, все ее поведение, кровь, пролитая в доказательство ее добродетели, — ни дать, ни взять вторая Лукреция [14] . Между тем я знал, что в действительности она и до и после этого происшествия была девицей не столь уж недоступной. Как гласит присловье, «если ты, будучи тих и скромен, натолкнулся на отпор со стороны женщины, не торопись делать из этого вывод о ее неприступности: придет час — и погонщик мулов свое получит».
14.
Лукреция — легендарная древнеримская героиня. По преданию, былаобесчещена сыном царя Тарквиния Гордого (VI в. до н. э.), Секстом, и лишиласебя жизни. Согласно легенде, это событие послужило поводом к изгнаниюТарквиния восставшим римским народом и к основанию республики (509 г. до н. э.).
Антигон [15] , которому один из его солдат полюбился за храбрость и добродетель, приказал своим врачам вылечить его от болезни, которая давно его мучила. Заметив, что после выздоровления в нем поубавилось бранного пыла, Антигон спросил его, почему он так изменился и утратил мужество. «Ты сам, государь, тому причиной, — ответил солдат, — ибо избавил меня от страданий, из-за которых мне жизнь была не мила». Один из солдат Лукулла [16] был ограблен кучкой вражеских воинов и, пылая местью, совершил смелое и успешное нападение на них. Когда солдат вознаградил себя за потерю, Лукулл, оценив его храбрость, захотел использовать его в одном задуманном им смелом деле и стал уговаривать его, соблазняя самыми заманчивыми обещаниями, какие он только мог придумать:
15.
Антигон — см. прим. 10, т. I, гл. V.
16.
Лукулл — Луций Лициний Лукулл (117–56 гг. до н. э.), римскийполитический деятель и известный полководец, приверженец аристократии исторонник диктатора Суллы.
«Поручи это дело, — ответил тот, — какому-нибудь бедняге, обчищенному ими»:
quantumvis rusticus: Ibit, Ibit eo, quo vis, qui zonam perdidit, inquit, [18]и наотрез отказался.
Сообщают, что Мехмед [19] однажды резко обрушился на предводителя своих янычар Гасана за то, что тот допустил, чтобы венгры обратили в бегство его отряд, и трусливо вел себя в сражении. В ответ на это Гасан, не промолвив ни слова, яростно бросился один, как был с оружием в руках, на первый попавшийся отряд неприятеля и был тотчас же изрублен. Это было не столько попыткой оправдаться, сколько переменою чувств, и говорило не столько о природной доблести, сколько о новом взрыве отчаяния.
17.
Со словами, которые и трусу могли прибавить бы духу (лат.). — Гораций.Послания, II, 2, 36.
18.
С присущей ему грубоватостью ответил: пойдет куда хочешь тот, ктопотерял свой кушак с деньгами (лат.). — Гораций. Послания, II,2, 39.
19.
Мехмед — турецкий султан Мехмед II (1451–1481), при которомпроизошло завоевание Константинополя. В 1456 г. венгерский полководец ЯношХуньяди нанес при Белграде сокрушительное поражение войскам Мехмеда II,пытавшимся овладеть Сербией. — Сообщаемое в тексте см. Халкондил, VIII, 13.
Пусть не покажется вам странным, что тот, кого вы видели вчера беззаветно смелым, завтра окажется низким трусом; гнев или нужда в чем-нибудь, или какая-нибудь дружеская компания, или выпитое вино, или звук трубы заставили его сердце уйти в пятки. Ведь речь здесь идет не о чувствах, порожденных рассудком и размышлением, а о чувствах, вызванных обстоятельствами. Что удивительного, если человек этот стал иным при иных, противоположных обстоятельствах?
Эта наблюдающаяся у нас изменчивость и противоречивость, эта зыбкость побудила одних мыслителей предположить, что в нас живут две души, а других — что в нас заключены две силы, из которых каждая влечет нас в свою сторону: одна — к добру, другая — ко злу, ибо резкий переход от одной крайности к другой не может быть объяснен иначе.