Опыты
Шрифт:
Впрочем, случайные компании, образующиеся в пути, чаще всего доставляют скорее неудобства, чем удовольствие; я никогда к ним не тянулся и еще меньше льну к ним теперь, когда старость обособляет меня от всех остальных и дарует мне кое-какие льготы по части следования общепринятым правилам вежливости. Вы страдаете из-за другого, или из-за вас страдает другой; и то и это стеснительно и тягостно, но последнее, по-моему, более неприятно. Редкая удача, но и необыкновенное облегчение — иметь возле себя порядочного во всех отношениях человека, с ясным умом и нравами, сходными с вашими, и с охотою вам сопутствующего. Во всех моих путешествиях мне этого крайне недоставало. Но такого спутника надо подыскивать и подбирать, еще не выезжая из дому. И всякий раз, как мне приходит в голову какая-нибудь славная мысль, а поделиться ею мне не с кем, меня охватывает сожаление, что я породил ее в одиночестве. Si cum hac exceptione detur sapientia, ut illam inclusam teneam nec enuntiem, reiiciam [106] . А этому подавай еще выше: si contigerit ea vita sapienti ut, omnium rerum affluentibus copiis, quamvis omnia quae cognitione digna sunt summo otio secum ipse consideret et contempletur, tamen si solitudo tanta sit ut hominem videre non possit, excedat e vita [107] . Я одобряю мнение, высказанное Архитом, утверждавшим,
106.
Если бы мудрость дарилась природою с обязательнымусловием держать ее про себя и ни с кем не делиться ею, я бы от нееотказался (лат.). — Сенека. Письма, 6, 4.
107.
Если бымудрецу досталась в удел жизнь такого рода, что, живя среди полного изобилияи наслаждаясь безмятежным досугом, он имел бы возможность созерцать вседостойное изучения и обдумывать про себя познанное, но при этом не мог бынарушить свое одиночество и повидать хотя бы одного человека, то ему толькои оставалось бы, что расстаться с жизнью (лат.). — Цицерон. Об обязанностях, I, 43.
108.
…мнение, высказанное Архитом… — Источник Монтеня: Цицерон. Одружбе, 23. Архит (ок. 440–360 гг. до н. э.) — греческий философ-пифагореец,математик, астроном, государственный деятель, полководец.
Но лучше быть одному, чем среди докучных и глупых людей. Аристипп любил жить, чувствуя себя всегда и везде чужим [109] .
Me si fata meis paterentur ducere vitam Auspiciis, [110]то я бы избрал для себя следующее: провести ее с задницею в седле;
visere gestiens Qua parte debacchantur ignes, Qua nebulae pluviique rores. [111]109.
Аристипп любил жить, чувствуя себя всегда… чужим. — Об этомпередает Ксенофонт: Воспоминания о Сократе, II, 1.
110.
Если бы судьба разрешила мне жить по моему усмотрению (лат.). — Вергилий.Энеида, IV, 340–341.
111.
Охваченный жаждой повидать те места, где царит сжигающий зной и гдепостоянно бывают туманы и изморось (лат.). — Гораций. Оды, III, 3,55–56.
«Неужели у вас нет менее утомительных развлечений? Не стоит ли ваш дом в прелестной, здоровой местности? Не достаточно ли он обставлен и не более ли чем достаточно просторен? Ведь не раз пышность его обстановки вполне удовлетворяла его величество короля [112] ? Не занимает ли ваш род почетного положения, и не больше ли тех, кто ниже его, нежели тех, кто выше? Или вас гложет какая-нибудь чрезвычайная и неустранимая забота о домашних делах?
Quae te nunc coquat et vexet sub pectore fixa?. [113]112.
…пышность… обстановки удовлетворяла… короля. — Монтень имеетв виду двукратное посещение его замка Генрихом Наваррским в 1584 и 1587 гг.
113.
…которая тебя терзает и мучит, затаившись в груди (лат.). — Энний, в цитате у Цицерона; Остарости, I. Эти слова Энния незначительно изменены Монтенем.
Или вы предполагали прожить без помех и волнений? Nunquam simpliciter fortuna indulget [114] . Присмотритесь — и вы увидите, что единственно кто вам мешает — это вы сами, а куда бы вы ни отправились, вы всюду последуете за собою и всюду будете жаловаться на свою участь. Ведь на нашей бренной земле нет удовлетворения никому, кроме душ низменных или божественных. Кто не довольствуется столь благоприятными обстоятельствами, где же он думает найти лучшие? Тысячи и тысячи людей считали бы пределом своих мечтаний благосостояние, равное вашему. Изменитесь сами, ибо это вполне в вашей власти, а что до всего остального, то там вы обладаете единственным правом — терпеливо склоняться перед судьбой. Nulla placida quies est, nisi quam ratio composuit» [115] .
114.
Судьба никогда не благоволит открыто (лат.). — Квинт Курций, IV, 14.
115.
Одинтолько разум может обеспечить безмятежный покой (лат.). — Сенека. Письма, 56, 6.
Я сознаю всю справедливость этого увещания, и сознаю весьма хорошо; впрочем, было бы и короче и проще сказать то же самое в двух словах: «Будьте благоразумны». Но та душевная твердость, которой от меня требуют, ступенью выше благоразумия: она им порождается и выковывается. Точно так же поступает и врач, который докучает несчастному угасающему больному, требуя, чтобы он был веселым и бодрым; его совет был бы не намного разумнее, говори он ему: «Будьте здоровым». Ну, а я из обыкновенного теста. Вот благодетельное, ясное и понятное изречение: «Будьте довольны своим», то есть тем, что в пределах ваших возможностей. Но и для более мудрых, чем я, это так же невыполнимо, как для меня. Это — общераспространенное изречение, но оно обнимает воистину необъятное. К чему только оно не относится. Все на свете переживает себя и подвержено изменениям.
Я очень хорошо знаю, что если подойти к делу с формальной меркой, то страсть к путешествиям говорит о внутреннем беспокойстве и нерешительности. Ничего не скажешь, таковы наши важнейшие качества и к тому же главенствующие. Да, признаюсь, я не вижу вокруг себя ничего такого — разве что во сне и в мечтах, — к чему бы я мог прилепиться душой; меня занимает только разнообразие и постижение его бесчисленных форм, если вообще меня что-нибудь может занять. В путешествиях меня именно то и влечет, что я могу останавливаться повсюду, где мне вздумается, не руководясь никакими заранее определенными целями, и так же свободно отступать от только что принятого
Чтобы связать меня накрепко, нужна не одна веревка, а несколько. Вы скажете, что к такому развлечению, как путешествия, примешалась суетность. А почему бы ей и не быть? Ведь и прославленные и превосходные наставления — суетность, и суетность — всякое мудрствование. Dominus novit cogitationes sapientium, quoniam vanae sunt [117] . Эти едва ощутимые тонкости годны лишь для проповедей; это все — речи, которые тщатся переправить нас в иной мир совсем готовенькими к нему. Жизнь — движение телесное и вещественное, всякая деятельность — несовершенна и беспорядочна по самой своей сущности; и я стремлюсь служить жизни в соответствии с ее требованиями.
116.
Пусть одно весло у меня задевает воду, а другое песок (лат.). — Проперций,III, 3, 23. У Проперция сказано не «у меня», а «у тебя».
117.
Господь знает умствования мудрецов, что онисуетны (лат.). — Послания к коринфянам, I, 3,20; Псалтирь, 93, 11.
Sic est faciendum ut contra naturam universam nihil contendamus; ea tamen conservata, propriam sequamur. [119] К чему эти высоко взнесенные вершины философии, если ни одному человеческому существу все равно до них не добраться, и к чему эти правила, которым не подчиняются наши обычаи и которые людям не по плечу? Я часто вижу, как нам предлагают такие образцы жизни, следовать которым не имеют ни малейшей надежды — и, что еще хуже, охоты — ни тот, кто их предлагает, ни его слушатели. От того же листа бумаги, на котором он только что начертал обвинительный приговор по делу о прелюбодеянии, судья отрывает клочок, чтобы написать любовное письмецо жене своего сотоварища, и та, к кому вы придете, чтобы насладиться с нею запретной любовью, вскоре затем, в вашем же присутствии, обрушится на точно такие же прегрешения какой-нибудь из своих товарок, да еще с таким возмущением, что куда до нее самой Порции [120] . И такой-то осуждает на смерть за преступления, которые считает в душе не более чем проступками. В моей юности мне довелось видеть, как некий дворянин в одно и то же мгновение протянул народу одной рукой стихи, выдающиеся как своей прелестью, так и распущенностью, а другою — самое горячее обличение в безбожии и разврате, какого уже давно не доводилось выслушивать миру [121] .
118.
Каждый из нас претерпевает свои особые страдания (лат.). — Вергилий. Энеида, VI,743.
119.
Мы должны действовать таким образом, чтобы не идти наперекор всеобщимзаконам природы, но, соблюдая их, следовать, вместе с тем, своим склонностям (лат.). — Цицерон. Обобязанностях, I, 31.
120.
Порция — дочь Катона Утического, добродетельная и преданная женаЮния Брута, лишившая себя жизни, узнав о гибели своего мужа, покончившегосамоубийством вскоре после битвы при Филиппах (42 г. до н. э.); так какокружающие отобрали у нее оружие, она проглотила раскаленные угли. О концеПорции рассказывает Плутарх. Жизнеописание Брута, 14.
121.
…некий дворянин… — Комментаторы Монтеня высказываютпредположение, что он намекает на Теодора де Беза, опубликовавшего в течениекороткого времени свои «Юношеские стихотворения» и сочинение, оправдывавшеесожжение Михаила Сервета (Михаил Сервет был сожжен на костре как безбожник в1555 г.); впрочем, возможно, что Монтень имел в виду не де Беза, а Мюре,произнесшего в 1552 г. речь «О высоких достоинствах теологии», а вскореиздавшего свои малопристойные «Юношеские стихотворения».
Таковы люди. Законам и заповедям предоставляется жить своей жизнью, мы же живем своею; в не только вследствие развращенности нравов, но зачастую и потому, что придерживаемся других взглядов и смотрим на вещи иными глазами. Послушайте какое-нибудь философское рассуждение — богатство мысли, красноречие, точность высказываний потрясают ваш ум и захватывают вас, но в нем вы не обнаружите ничего такого, что бы всколыхнуло или хотя бы затронуло вашу совесть, — ведь обращаются не к ней. Разве не так? Аристон говорил, что и баня и урок — бесполезны, если они не смывают грязи и после них человек не становится чище [122] . Отчего же! Можно грызть и самую кость, но сначала из нее следует высосать мозг: ведь и мы, лишь влив в себя доброе вино из превосходного кубка, принимаемся рассматривать вычеканенный на нем рисунок и судить о работе мастера.
122.
Аристон говорил… — Об этом рассказывает Плутарх: Как нужнослушать, 8. Аристон — греческий философ-стоик (III в. до н. э.).
Во всех философских сообществах древности всегда можно найти такого работника, который в поучении всем оглашает свои правила воздержности и умеренности и вместе с тем предает гласности свои сочинения, воспевающие любовь и распутство. И Ксенофонт, предаваясь любовным утехам с Клинием, написал против Аристиппова учения о наслаждении [123] . Это происходило с упомянутыми философами не потому, что они переживали какие-то чудесные превращения, находящие на них волнами. Нет, это то самое, из-за чего Солон предстает перед нами то самим собой, то в облике законодателя; то он говорит для толпы, то для себя; и для себя он избирает правила естественные и не стеснительные, ибо уверен в крепости и незыблемости заложенных в нем добрых начал.
123.
И Ксенофонт… написал против Аристиппова учения… — ИсточникМонтеня: Диоген Лаэрций, II, 48.