Опыты
Шрифт:
Направляясь как-то в Орлеан, я встретил на равнине около Клери двух школьных учителей, шедших в Бордо на расстоянии примерно пятидесяти шагов один позади другого. Еще дальше, за ними, я увидел военный отряд во главе с офицером, которым оказался не кто иной, как граф де Ларошфуко, ныне покойный. Один из сопровождавших меня людей спросил первого из учителей, кто этот дворянин. Тот, не заметив шедших подальше солдат и думая, что с ним говорят о его товарище, презабавно ответил: «Он вовсе не дворянин; это — грамматик, а что до меня, то я — логик». Но поскольку мы стараемся воспитать не логика или грамматика, а дворянина, предоставим им располагать свои временем столь нелепо, как им будет угодно; а нас ждут другие дела. Итак, лишь бы наш питомец научился как следует делам; слова же придут сами собой, — а если не захотят прийти, то он притащит их силой. Мне приходилось слышать, как некоторые уверяют, будто их голова полна всяких прекрасных мыслей, да только выразить их они не умеют: во всем, мол, виновато отсутствие у них красноречия. Но это — пустые отговорки! На мой взгляд, дело обстоит так. В головах у этих людей носятся какие-то бесформенные образы и обрывки мыслей, которые они не в состоянии привести в порядок и уяснить себе, а стало быть, и передать другим: они еще не научились понимать самих себя. И хотя они лепечут что-то как будто бы уже готовое родиться, вы ясно видите, что это скорей похоже на зачатие, чем на роды, и что они только подбираются издали к смутно мелькающей перед ними мысли. Я полагаю, — и в этом я могу опереться на Сократа, — что тот, у кого
Как выразился — хотя и прозой, но весьма поэтически — Сенека: cum res animum occupavere verba ambiunt. [61] Или, как говорил другой древний автор: Ipsae res verba rapiunt. [62] Не беда, если мой питомец никогда не слышал о творительном падеже, о сослагательном падеже, и о существительном и вообще из грамматики знает не больше, чем его лакей или уличная торговка селедками. Да ведь этот самый лакей и эта торговка, лишь дай им волю, наговорят с три короба и сделают при этом не больше ошибок против правил своего родного языка, чем первейший магистр наук во Франции. Пусть наш ученик не знает риторики, пусть не умеет в предисловии снискать благоволение доверчивого читателя, но ему и не нужно знать всех этих вещей. Ведь, говоря по правде, все эти роскошные украшения легко затмеваются светом, излучаемым простой и бесхитростной истиной. Эти завитушки могут увлечь только невежд, неспособных вкусить от чего-либо более основательного и жесткого, как это отчетливо показано Апром у Тацита [63] . Послы самосцев явились к Клеомену, царю Спарты, приготовив прекрасную и пространную речь, которою хотели склонить его к войне с тираном Поликратом. Дав им возможность высказаться, Клеомен ответил: «Что касается зачина и вступления вашей речи, то я их забыл, равно как и середину ее, ну а что касается заключения, то я несогласен». Вот, как мне представляется, прекрасный ответ, оставивший этих говорунов с носом.
60.
Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой(лат.). —Гораций. Наука поэзии, 311.
61.
Когда суть дела заполняет душу, словасопутствуют ей (лат.). — СенекаСтарший. Контроверзы, III.
62.
Сам предмет подсказывает слова (лат.). — Цицерон. О высшем благе и высшемзле, III, 5.
63.
…завитушки могут увлечь только невежд… — Тацит. Диалог обораторах, XIX.
А что вы скажете о следующем примере? Афинянам надлежало сделать выбор между двумя строителями, предлагавшими свои услуги для возведения какого-то крупного здания. Один, более хитроумный, выступил с великолепной, заранее обдуманной речью о том, каким следует быть этому строению, и почти склонил народ на свою сторону. Другой же ограничился следующими словами: «Мужи афинские, что он сказал, то я сделаю».
Многие восхищались красноречием Цицерона в пору его расцвета; но Катон лишь подсмеивался над ним: «У нас, — говорил он, — презабавный консул». В конце ли, в начале ли речи, полезное изречение или меткое словцо всегда уместно. И если оно не подходит ни к тому, что ему предшествует, ни к тому, что за ним следует, оно все же хорошо само по себе. Я не принадлежу к числу тех, кто считает, что раз в стихотворении безупречен размер, то значит и все оно безупречно; по-моему, если поэт где-нибудь вместо краткого слога поставит долгий, беда не велика, лишь бы стихотворение звучало приятно, лишь бы оно обладало глубоким смыслом и содержанием — и я скажу, что перед нами хороший поэт, хоть и плохой стихотворец:
Emunctae naris, durus componere versus. [64]Удалите, говорил Гораций, из его стихотворения чередование долгих и кратких слогов, удалите из него размеры, —
Tempora certa modosque, et quod prius ordine verbum est, Posterius facias, praeponens ultima primis, Invenias etiam disiecti membra poetae, [65]оно не станет от этого хуже; даже отдельные части его будут прекрасны. Вот что ответил Менандр [66] бранившим его за то, что он еще не притронулся к обещанной им комедии, хотя назначенный для ее окончания срок уже истекал: «Она полностью сочинена и готова; остается только изложить это в стихах». Разработав в уме план комедии и расставив все по своим местам, он считал остальное безделицей. С той поры как Ронсар и Дю Белле создали славу нашей французской поэзии, нет больше стихоплетов, сколь бы бездарными они ни были, которые не пучились бы словами, не нанизывали бы слогов, подражая им: Plus sonat quam valet. [67] Никогда еще не было у нас столько поэтов, пишущих на родном языке. Но хотя им и было легко усвоить ритмы двух названных поэтов, они все же не доросли до того, чтобы подражать роскошным описаниям первого и нежным фантазиям второго.
64.
Человек тонкого вкуса, стихи он складывал грубо (лат.). — Гораций. Сатиры, I, 4, 8,
65.
Перепутай долгие и краткие слоги, разрушь ритм, измени порядок слов,поставь первое слово на место последнего и последнее на место первого… тыобнаружишь остаток даже растерзанного поэта (лат.). — Гораций.Сатиры, I, 4. У Горация: «ты не обнаружишь даже остатка» (отрицание non впропущенном у Монтеня шестидесятом стихе).
66.
Менандр (342–292 гг. до н. э.) — знаменитый афинский комедиограф,представитель так называемой новой аттической комедии.
67.
Больше звону, чем смысла. (лат.). — Сенека. Письма, 40, 5.
Но как же должен поступить наш питомец, если его начнут донимать софистическими тонкостями вроде следующего силлогизма: ветчина возбуждает желание пить, а питье утоляет жажду, стало быть, ветчина утоляет жажду? Пусть он посмеется над этим. Гораздо разумнее смеяться над подобными глупостями, чем пускаться в обсуждение их. Пусть он позаимствует у Аристиппа его остроумное замечание: «К чему мне распутывать это хитросплетение, если, даже будучи запутанным, оно изрядно смущает меня?» Некто решил выступить против Клеанфа во всеоружии диалектических ухищрений. На это Хрисипп сказал: «Забавляй этими фокусами детей и не отвлекай подобной чепухой серьезные мысли взрослого человека».
Если эти софистические нелепости, эти contorta et aculeata sophismata [68] способны внушить ученику ложные понятия, то это и в самом
68.
Запутанные и изощренные софизмы (лат.). — Цицерон. Академические вопросы.Первый набросок, II, 24.
69.
…или такие, что не словасоразмеряют с предметом, но выискивают предметы, к которым могли бы подойтиэти слова (лат.). — Квинтилиан, VIII, 3.
70.
Бывают и такие, которые, увлекшись каким-нибудь излюбленнымсловом, обращаются к тому, о чем не предполагали писать (лат.). — Сенека. Письма, 59, 5.
скорее трудная, чем скучная; свободная от всякой напыщенности, непринужденная, нескладная, смелая; каждый кусок ее должен выполнять свое дело; она не должна быть ни речью педанта, ни речью монаха, ни речью сутяги, но, скорее, солдатскою речью, как называет Светоний речь Цезаря [72] , хотя, говоря по правде, мне не совсем понятно, почему он ее так называет.
71.
Ведь в конце концов, нравится только такая речь, которая потрясает (лат.) — Стих изэпитафии на могиле Лукана.
72.
…солдатскою речью… называет Светоний речь Цезаря… — Светоний.Божественный Юлий, 55. Монтень был введен в заблуждение текстом современныхему изданий Светония, где это место, как оно печаталось, действительнодавало основания говорить о каком-то особом солдатском красноречии Цезаря. Вновейших изданиях мы читаем: «Eloquentia miliarique re aut aequavitpraestantissimorum gloriam aut excessit» («В красноречии и военном деле онбыл равен славою наиболее выдающимся ораторам и полководцам или превосходилих»).
Я охотно подражал в свое время той небрежности, с какой, как мы видим, наша молодежь носит одежду: плащ, свисающий на завязках, капюшон на плече, кое-как натянутые чулки — все это призвано выразить гордое презрение к этим иноземным нарядам, а также пренебрежение ко всякому лоску. Но я нахожу, что еще более уместным было бы то же самое в отношении нашей речи. Всякое жеманство, особенно при нашей французской живости и непринужденности, совсем не к лицу придворному, а в самодержавном государстве любой дворянин должен вести себя как придворный. Поэтому мы поступаем, по-моему, правильно, слегка подчеркивая в себе простодушие и небрежность.
Я ненавижу ткань, испещренную узелками и швами, подобно тому как и красивое лицо не должно быть таким, чтобы можно было пересчитать все его кости и вены. Quae veritati operam dat oratio, incomposita sit et simplex. [73] Quis accurate loquitur, nisi qui vult putide loqui? [74]
Красноречие, отвлекая наше внимание на себя, наносит ущерб самой сути вещей.
Желание отличаться от всех остальных не принятым и необыкновенным покроем одежды говорит о мелочности души; то же и в языке: напряженные поиски новых выражений и малоизвестных слов порождаются ребяческим тщеславием педантов. Почему я не могу пользоваться той же речью, какою пользуются на парижском рынке? Аристофан Грамматик [75] , ничего в этом не смысля, порицал в Эпикуре простоту его речи и цель, которую тот ставил перед собой как оратор и которая состояла исключительно в ясности языка. Подражание чужой речи в силу его доступности — вещь, которой постоянно занимается целый народ; но подражать в мышлении и в воображении — это дается не так уж легко. Большинство читателей, находя облачение одинаковым, глубоко заблуждаются, полагая, что под ним скрыты и одинаковые тела.
73.
Речь, пекущаяся об истине, должна быть простой и безыскусной (лат.). — Сенека. Письма, 40, 4.
74.
Кто же оттачивает своислова, если не тот, кто ставит своей задачей говорить вычурно? (лат.). — Сенека. Письма,75, 1.
75.
Аристофан (Грамматик) Византийский — древнегреческий грамматикIII–II вв. до н. э. Античная традиция приписывает ему изобретение знаковпрепинания и различных видов ударения.
Силу и сухожилия нельзя позаимствовать; заимствуются только уборы и плащ. Большинство тех, кто посещает меня, говорит так же, как написаны эти «Опыты»; но я, право, не знаю, думают ли они так же или как-нибудь по-иному.
Афиняне, говорит Платон [76] заботятся преимущественно о богатстве и изяществе своей речи, лакедемоняне — о ее краткости, а жители Крита проявляют больше заботы об изобилии мыслей, нежели о самом языке: они-то поступают правильнее всего. Зенон говорил, что у него было два рода учеников: один, как он именует их, , алчущие познания самих вещей, — и они были его любимцами; другие — , которые заботились только о языке [77] . Этим нисколько не отрицается, что умение красно говорить — превосходная и весьма полезная вещь; но все же она совсем не так хороша, как принято считать, и мне досадно, что вся наша жизнь наполнена стремлением к ней. Что до меня, то я прежде всего хотел бы знать надлежащим образом свой родной язык, а затем язык соседних народов, с которыми я чаще всего общаюсь. Овладение же языками греческим и латинским — дело, несомненно, прекрасное и важное, но оно покупается слишком дорогою ценой. Я расскажу здесь о способе приобрести эти знания много дешевле обычного — способе, который был испытан на мне самом. Его сможет применить всякий, кто пожелает.
76.
…они-то поступают правильнее всего. — Платон. Законы, I, 11.
77.
…которые заботились только о языке. — Стобей. Антология, XXXVI, 26. — филологи, любящиесловесность, — логофилы,любящие слова. Зенон (ок. 360 — ок. 263 гг. до н. э.) — греческий философ,основатель философской школы стоиков.