Оракул Апокалипсиса
Шрифт:
Однако Ангелина привыкла верить собственной интуиции, и если внутренний голос заявлял, что дело нечисто, то подобные утверждения требовали самой тщательной проверки. Она, не жалея времени, сравнивала диаграммы, вчитывалась в финансовые отчеты и наконец присвистнула от удовлетворения. Предчувствия ее не обманули. Финансовые средства «БрукКом» были чертовски нужны, да только не для поглощения собственного конкурента. Конечно, база клиентов росла не по дням, а по часам. Проблема была в другом: процент клиентов, расторгающих контракты, был ненормально высок. То есть люди быстренько появлялись, привлеченные скидками и заманчивыми предложениями. Но только срок коммерческого предложения кончался и компания пыталась ввести нормальные цены,
Ангелина усмехнулась, быстро набрала ответ Питеру, добродушно посоветовав ему в следующий раз быть повнимательнее. И в этот момент ее посетила удивительно простая идея. Она даже чертыхнулась, поражаясь, почему не подумала об этом раньше. В качестве инвестора она имела доступ к любым финансовым документам. Фонд Лориса был такой же организацией, как и другие. У него был устав, он платил налоги и предоставлял ежегодные отчеты в налоговые органы и коммерческие трибуналы. А Ангелина обладала всем необходимым: образованием, навыками и опытом, чтобы разобраться со всей этой сложной механикой. И самое главное: она прекрасно знала, каким образом за глянцевыми буклетами и красноречивыми заявлениями разглядеть истинное положение дел, каким бы оно ни было.
Ангелина не стала откладывать дело в долгий ящик и тут же запросила всю имеющуюся информацию – внимательно просмотрела и покачала головой. Фонд оказался весьма многослойной структурой, чем-то вроде ее любимого в советском прошлом торта «Наполеон», только в менее аппетитном виде. Во-первых, большая часть финансирования проистекала от одного-единственного инвестора, американо-норвежского концерна. И во-вторых, одним из ответвлений организации был некий проект «Стан». И именно в этот проект вкладывались самые серьезные средства. Да только, как она ни искала, никакой информации так и не нашла. Получалось, что большая часть денег уходила в карманы двоюродного дедушки троюродной тети. Хотя все было отлично организовано, комар носа не подточит. Но Ангелина в отличие от насекомого обладала достаточным запасом «маленьких серых клеточек», к тому же хорошо натренированных. Недолго думая, она запросила дополнительную информацию у аналитической и консалтинговой компании, к специалистам которой обращалась уже не раз. В ожидании ответа она еще раз просмотрела собственный анализ и довольно усмехнулась. Итак, сказка оказалась ложью, и «принц» Флориан Лорис стал все больше и больше смахивать на лягушонка, не спасали даже искусственный загар и вставные зубы.
Хильдерик вышел от отца Иеронима, оставив изрядно смущенного настоятеля раздумывать над только что полученными новостями. Итак, Бертольда Вюртембергского обвиняли в ереси и сговоре с дьяволом. Только, к удивлению Хильдерика, с арестом не спешили, словно желая поймать более крупную дичь. Кто был этой дичью, Иероним догадывался. Всем было известно, что Бертольд находится под прямой защитой папы Сильвестра. Неужели архиепископ с бароном замахнулись на папу? Настоятель покачал головой. Вряд ли, кишка тонка, даже если кардинал Бенно на их стороне. Но какая-то каша явно заваривалась. Иероним вспомнил последний разговор с Бертольдом. Он произошел за два дня до гибели Густавиуса. Иероним пришел тогда к Бертольду по собственной инициативе. Странный монах притягивал его как магнитом. Но самому себе в этом признаваться отец Иероним не желал. А наоборот, наивно пытался обмануть себя, что идет к Бертольду с единственной целью – вернуть заплутавшую душу в лоно истинной церкви.
Конечно, по твердому убеждению отца Иеронима, люди слишком часто уклонялись в грех ложного знания. Он с тревогой замечал вокруг, что все больше и больше людей ищут истину и спасение не в Евангелиях, а в странных сочинениях
– Это неведомое знание – дьявольский соблазн! Под влиянием этого искушения люди могут только ослабеть в вере и отпасть от надежды, – твердо произнес отец Иероним, – и ничто не заставит меня отказаться от этих мыслей!
– Значит, ты осуждаешь стремление к истине?
– Это не истина, – возразил отец Иероним, – единственная истина в этом неверном и меняющемся мире – это наш Господь.
– Мне бы твою веру, Иероним, – с грустью произнес Бертольд.
– Ничто не мешает тебе вернуться, – тон отца Иеронима был серьезен.
– Вернуться – куда? Ты думаешь, у каждого есть дорога назад и каждый хочет возвращаться? – на этот раз глаза Бертольда горели вдохновением.
– О чем ты? – непонимающе уставился настоятель на своего собеседника.
– О том, что, преступив порог темного и смрадного жилища и выйдя на простор, никому не захочется вернуться!
– Это нашу веру ты называешь темным и смрадным жилищем?! – задохнулся от гнева Иероним.
– Нет, Иероним, я говорю о невежестве!
– Бертольд, тебе известно, как и всем нашим братьям, – осторожно начал Иероним, не зная, как свернуть собеседника с ложного пути, – что все происходящее в этом мире, будет ли оно радостным или печальным, происходит хотя и не от Бога, но, однако, и не без Бога.
– Это ты о том, что Бог не запрещает и не мешает никому вершить зло или творить добро? Ты прав, человек волен выбирать, – одними губами усмехнулся Бертольд. Сейчас его маленькая, словно скукожившаяся от многих лет сидения взаперти фигура расправилась и стала почти величественной, а глаза засверкали.
– И ты выбрал, Бертольд, – с укором произнес отец Иероним.
– Да, я выбрал, – подтвердил его собеседник, – я выбрал знание.
– Даже если оно ложное?
– Кто может судить об этом?
– Господь, – мягко произнес Иероним.
– Господь, говоришь, – вскинулся он, – ты считаешь, что тайна, в которую я решил проникнуть, противна Творцу, тогда зачем он развязал мне руки?
– О чем ты? – беспомощно переспросил Иероним.
– Тогда объясню. Ты сам говоришь, что без Бога ничего не бывает. Тогда моя встреча с Гербертом д’Орийяком, папой Сильвестром – это тоже дело Божье. Именно Он свел нас, именно Он дал в мои руки знание, значит, это Его желание! Ты же сам только что утверждал, что все случающееся с нами – дело Божье!
– Так учит Святое Писание, – как можно тверже произнес Иероним.
– А что ты сам думаешь?
На этот вопрос бедный священник так и не нашел ответа. Он вспоминал эту беседу, и его разрывало непонятное чувство: нечто среднее между восхищением и ненавистью. Маленького священника подобное расхождение смущало и приводило в тупик. Как он мог забыть о несчастных младенцах, осквернении последнего покоя умерших? Священник встал и в возбуждении заходил по своему тесному жилищу. Он как бы мысленно продолжал спор с Бертольдом.