Орбитсвилль (сборник)
Шрифт:
Я вышел в фойе и некоторое время наблюдал за опоздавшими к началу сеанса зрителями. Кассирша Джин Мэджи уставилась на меня из-за своего застекленного окошка, и я решил выйти на улицу проверить, на месте ли патрульная группа, обещанная Бартом Уайтменом. Около кинотеатра никого не было, Я уже собрался звонить ему, но тут разглядел почти в самом конце квартала машину, которая могла быть и патрульной. Как обычно по средам, накрапывал небольшой дождь, так что я поднял воротник и пошел вдоль улицы, то и дело оглядываясь на здание кинотеатра. Нелепая конструкция желтого куба больше чем когда либо казалась
Я почти дошел до машины, когда отражения на мокрой мостовой и в витринах магазинов внезапно исчезли. Резко обернувшись, я увидел, что светящаяся вывеска над кинотеатром тоже погасла. Здание оставалось в темноте добрых десять секунд — дольше, чем в предыдущие среды, затем огни вспыхнули с новой силой.
Напуганный происходящим, я бросился к машине и увидел опознавательные знаки полиции. Одно из окон открылось, и оттуда высунулась голова патрульного.
— Сюда, — закричал я. — Скорее!
— Что случилось? — твердым голосом спросил полицейский.
— Я… Я объясню потом. — Тут я услышал быстрые шаги и, обернувшись, увидел, как ко мне во весь опор несется Портер Хастингс. Он выскочил на улицу, даже не надев пиджак. У меня появилось нехорошее предчувствие.
— Джим, — задыхаясь, произнес он. — Тебе нужно скорее туда. Там черт знает что творится…
— Что ты имеешь в виду? — Вопрос прозвучал чисто риторически, потому что внезапно я понял, что случилось. — Ты пустил тот кусок фильма, как я тебе говорил?
— Конечно. — Даже в такой ситуации Портер сумел всем своим видом передать возмущение по поводу того, что кто-то усомнился в его профессионализме.
— Те самые кадры, что были заряжены?
На его лице появилось виноватое выражение.
— Ты ничего про это не говорил. Я прокрутил чуть вперед, чтобы посмотреть, что это такое.
— А ты отмотал пленку обратно к нужным мне кадрам?
Времени, да и необходимости отвечать на вопрос не было, потому что в этот момент в конце улицы началось что-то невероятное. Полицейские в машине, Портер Хастингс и я увидели, сцену, какой на Земле не видел никто уже более полутора тысяч лет: из тесного помещения кинотеатра на улицу вырывался римский легион в полном боевом облачении. Блестя шлемами, щитами и короткими мечами, они быстро построились под вывеской кинотеатра в плотное каре, готовые отразить нападение любого, кто к ним приблизятся. А над их головами (тогда а, видимо, был не в состоянии оценить иронию) горела моя неоновая вывеска: КОЛИЗЕЙ.
— Этому должно быть какое-то объяснение, — произнес один из полицейских, протягивая руку к радиотелефону для связи с участком, — и для вашего же блага оно должно быть убедительным.
Я мрачно кивнул. У меня было для них вполне убедительное объяснение, вместе с тем возникшее у меня тяжелое чувство подсказывало, что моим скромным ретроспективным показам по средам пришел конец.
Зовите меня Дуреха
Мысли были необычными, и от них становилось как-то не по себе.
Моего мужа зовут Карл - вполне приличное имя. Троих моих сыновей Дэвид, Аарон и Джон. Тоже хорошие имена. Но вот мое имя Дуреха. И это
Дуреха суетливо хлопотала по дому, пытаясь заглушить эти неуютные мысли работой.
Лучи утреннего солнца падали на обеденный стол, делая его похожим на алтарь. Она расставила пять тарелок с горячей овсяной кашей и пошла звать детей, с шумом и гамом носившихся по палисаднику. Оказавшись на свежем, пронизанном солнечным светом воздухе, она почувствовала себя несколько лучше. Дуреха посмотрела на протянувшееся от изгороди до самой реки колышущееся полотнище нежного желтого шелка - хлебное поле, за которым так заботливо ухаживал Карл, - и крикнула:
– Завтракать! И не топчи мои розы, Дэвид. Ты, видимо, совсем не различаешь цвета.
– Какие розы?
– лицо шестилетнего Дэвида выражало смирение.
– Ты имеешь в виду эти зеленые штучки?
Младшие мальчики в восторге захихикали.
– Эти розы, - выделяя каждое слово, ответила Дуреха.
Дэвид ткнул пальцем прямо в пышные красные цветы.
– Ты что, вот про эти зеленые штуковины?
Дуреха посмотрела на него тяжелым взглядом. Озорник Дэвид любил порисоваться перед братьями и, случалось, бывал самоуверенным и упрямым, в общем, вел себя так, как и положено нормальному здоровому ребенку. Он и раньше выкидывал подобные номера. Дуреха снова посмотрела на цветы, но тут же почувствовала резкую боль в глазах.
– Домой!
– приказала она.
– Каша остывает.
Они вошли в прохладу побеленных стен дома, и дети расселись по своим местам. Тут и Карл пришел из крольчатника. Он одобрительно кивнул, увидев завтракающих детей. Вылинявшая рубашка, обтягивающая его сильные плечи, уже промокла от пота.
– Поешь, дорогой, - участливо проговорила Дуреха.
– Ты больше заботишься о животных, чем о себе.
– Папа вправлял кролику лапку, - гордо известил Аарон.
Карл улыбнулся сыну и сел за стол. Дуреха ощутила укол ревности. Она решила добиться улыбки и в свой адрес - при помощи трюка, который еще никогда не подводил.
– Придет время, и папочке придется заботиться о дочке, вот тогда у него уже не останется времени на кроликов.
Карл не прореагировал. Он сидел, низко опустив голову, и, казалось, был полностью занят едой.
– Нам ведь нужна девочка, - настаивала разочарованная Дуреха, - не так ли, дорогой?
Карл молча продолжал есть.
– Ваш папа, - переключилась на детей Дуреха, - ждет не дождется дня, когда у нас наконец появится маленькая...
– Ради Бога!
– ложка Карла шлепнулась в тарелку. Плечи напряглись так, что рубашка врезалась в тело.
– Извини, - тихо произнес он.
– Конечно, нам нужна девочка. А теперь, не будешь ли ты так любезна сесть с нами завтракать?
Дуреха счастливо улыбнулась и придвинула к столу свой стул. Все в порядке. Человеку надо знать, что его любят. И все же прежние мысли продолжали ее смущать. Разве есть такое имя - Дуреха? Ее должны звать как-то по-другому. Нормальным женским именем. Каким-нибудь... ну, например, Виктором... Хотя нет, ведь это мужское имя... А, вот! Виктория... Так значительно лучше.