Орден Черного копателя
Шрифт:
На мои попытки обзавестись лопаткой и начать где-то копать родители отреагировали скептически.
– Хочу стать юным натуралистом, – заявил я.
– Странно, никогда не наблюдала у тебя интереса к живой природе, – удивилась мама, – но если хочешь, то можешь наблюдать за растениями и жучками во дворе.
– Я хочу сам посадить и вырастить что-то.
– Что именно? Какое растение?
– Буду садить картошку, – гордо заявил я.
– Картошку, так картошку, – вздохнула мама.
И мы отправились в магазин покупать мне детскую лопатку.
С
Я тогда не знал, что раскапываю так называемый "культурный слой".
Справка: Культурный слой – слой земли на месте поселения человека, сохраняющий следы деятельности людей. В зависимости от продолжительности жизни людей в поселении и их деятельности, толщина слоя изменяется в пределах от нескольких сантиметров до 30-35 метров. С целью изучения следов деятельности человека и восстановления по этим следам истории поселения, археологи проводят раскопки.
Картошку я тоже посадил, но, к сожалению, она не дала клубней. Видимо поэтому кладоискательство мне стало ближе, растениеводства. Это был знак. Своеобразная "черная метка", которая будет сопровождать меня всю жизнь.
***
Первый клад.
Вскоре мы переехали на Север, где отец служил на так называемой "точке". Точка – это малюсенькое поселение, где кроме воинской части ничего нет. Несколько ракет нацеленных в зенит, вращающийся непрерывно локатор и вокруг лес, болота и комары. Зимой там хоть и холодно, но красиво. Летом же совсем нет спасу от комаров и мошек.
Совет бывалых. Если вы ведете поиск в лесу, то возьмите анти москитную сетку. Активно комары досаждают в конце июня – начале июля по вечерам. Во многих северных районах в конце августа появляется мошка, что намного хуже, чем комары.
Летом мы уезжали в Одессу. Город, где я родился и где жил мой дедушка. Даже в начале шестидесятых годов в Одессе кое-где встречались разрушенные в войну здания. И хотя мне категорически было запрещено посещать подобные реликвии, но разве может усидеть дома восьмилетний пацан, когда соседские мальчишки приносят из развалин гильзы, ржавые каски, автоматный рожок, а то и штык-нож. Конечно, вместо находки была вероятность нарваться на неразорвавшийся снаряд или мину, но бог миловал. Я был помладше товарищей и почти ничего не находил, но однажды мне повезло. В щели между досками я нашёл потемневшую от времени монету. Находку свою я понёс показать деду. Дед, полковник в отставке, некоторое время разглядывал монету, а потом, к моему удивлению швырнул её на землю.
–Это немецкие деньги, – сказал он со злостью, отвернулся и ушёл домой.
В мои восемь лет слова
Так впервые я узнал, что деньги бывают разные. Каждая страна выпускает свои деньги. Деньги – они как люди – ссорятся, воюют, старятся, а со временем и умирают. Так я представлял денежное отношение в детстве, и во многом был прав.
Потом эта почерневшая цинковая монетка долгое время использовалась для игры в войну, для изготовления "настоящих" немецких документов. Если, положив её под листик бумаги, потереть бумагу обратной стороной простого карандаша, действительно получался оттиск похожий на печать. Для опытного коллекционера эти цинковые десять пфеннигов – ерунда, стоящая несколько копеек, для меня же в детстве это был ценный артефакт приобщающий меня к военной истории.
Потом мы переехали в другой город. Город этот был особый. Помнится только, когда мы подъезжали к нему, отец позвал меня в тамбур.
– Если будут спрашивать, откуда мы приехали, не говори.
– А кто будет спрашивать?
– Ну… люди всякие, – отец явно темнил.
– Одноклассники?
– Да, и одноклассники в том числе.
– Значит, одноклассникам нельзя говорить, где мы жили раньше?
– Не говори.
– Они меня спросят, откуда мы приехали, и им надо сказать, что не знаю?
– Нет. Так тоже плохо будет. Ты скажи лучше, что приехали мы издалека, с Севера.
– Ага. Я буду говорить, что мы с Севера.
– Только не говори названия городов или поселков. Очень тебя прошу.
– Хорошо. А город, куда мы едем, старый?
– В общем-то, не новый.
– Это хорошо.
– А почему ты об этом спросил?
– Если город старый, то там точно есть клады.
– Возможно… возможно, кроме всего прочего, там есть и клады – пробормотал отец, и мы отправились обратно в купе.
Вопрос о кладе был не случаен. В те годы часто печатались статьи о том, как люди находили и сдавали клады государству. За это им полагалась премия в виде четверти стоимости клада. Тогда учитывалась лишь стоимость драгоценных металлов, входящих в сокровище. Меня эти газетные статьи вдохновили на подсчет возможной прибыли. Физику я еще не изучал и ничего не знал о плотности металлов, и об измерении объемов имел весьма смутное представление, зато мне удалось узнать, что полулитровая банка, наполненная почти доверху мелочью, весила три килограмма. В ювелирном магазине я узнал, что колечко из золота весом пять грамм, стоило более пятидесяти рублей. После подсчетов у меня вышло, что после находки даже одной литровой банки с золотыми монетами, премия, которую я получу, превысит отцовскую зарплату за тридцать лет.
– В хорошем сундуке должно было вместиться не меньше сотни литровых банок! – думал я про себя, мысленно потирая руки. Немыслимые богатства звали и манили меня.
Своими подсчетами возможной прибыли я смущал на переменах одноклассников. А когда мы расходились с таинственным видом, то наша учительница наверняка считала, что самое малое, что мы задумали так это – убить директора. Но директор нам был ни к чему, мы планировали, какую яхту будем строить на деньги, полученные от клада, и когда отправимся в кругосветное путешествие. Мы не были пустыми мечтателями, вскоре я организовал экспедицию в поисках клада.