«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
Шрифт:
В сентябре 1925-го года Зиновьев выпустил брошюру под названием «Ленинизм», где он в противовес всем имевшимся постановлениям ЦК и решениям партконференции утверждал, что Ленин считал возможным в одной стране лишь захват власти пролетариатом, но победа социализма в СССР возможна только в случае победы пролетариата в Европе и Северной Америке. Зиновьев делал шаг навстречу Троцкому, подчеркивая, что тот правильно указывает на невозможность победы социализма в СССР. Брошюра Зиновьева стала основной теоретической базой для объединения антисталинских сил в партии. «Новая оппозиция» полагала, что споры в Политбюро отрицательно влияют, затягивают мировую революцию, что в свою очередь создает невероятные трудности внутри СССР. Капитализм стабилизировался, стал устойчивее, что также создает опасность для советской страны.
Потом Зиновьев в «Философии эпохи», а секретарь ленинградского губкома РКП(б) Залуцкий в приватных разговорах с отдельными партийными работниками развивали мысль, что в советском обществе и партии есть почва для перерождения. Залуцкий открыто выступил с обвинением сталинского большинства ЦК в перерождении и термидорианстве. Открытую кампанию против фракции Сталина повела «Ленинградская правда». На ее страницах выступали видные деятели «новой оппозиции»: Г.Я. Сокольников, Г.Е. Евдокимов, А.Д. Саркис и другие.
Впоследствии в списке обвинений, предъявленных «новой оппозиции», еще фигурировало дело о «синих папках». Это была попытка агитации зиновьевцев против решений октябрьского пленума и намерение провести подпольную дискуссию накануне съезда. Аппарат ленинградского губкома комсомола распространял по организациям Северо-Западной области распечатанную подборку статей (в синих папках под названием «Материалы к вопросу о классовой линии партии в деревне, опубликованные в партпрессе с XIV партконференции по октябрьский пленум ЦК. Часть 1. Позиция Бухарина, Слепкова, Богушевского и др.») под грифом «лично, секретно» с комментариями фракционного характера, направленными главным образом против теоретиков сталинской группировки [735] .
735
См.: Там же. Ф. 73. Оп. 2. Д. 1.
Публичная полемика была слабым местом команды Сталина, поэтому он благоразумно предпочел уйти от принципиальной постановки вопросов задолго до съезда и еще сильнее налег на рычаги аппаратных комбинаций. В связи с подготовкой к XIV съезду РКП(б) специальным обращением «Ко всем организациям, ко всем членам РКП(б)» Цека дал директиву активного вовлечения широких партийных масс в обсуждение выносимых на съезд вопросов. Под призывами провести обсуждение без давления руководящих партийных органов, «без казенщины, без бюрократических отписок от критики» [736] сталинский аппарат начал широкомасштабную подготовку к выборам делегатов на предстоящий съезд.
736
Там же. С. 241.
Примечательно, что как «новая оппозиция», так и группировка Сталина, учитывая известный им опыт борьбы с Троцким, пытались спровоцировать друг друга на окончательный шаг по гласному размежеванию позиций перед съездом. ЦК выносил уклончивые постановления в духе развертывания «демократии» на общем фоне осуждения фракционности. Сторонники Зиновьева и Каменева вели открытую пропаганду своих идей под громогласными призывами солидарности с политикой ЦК. Шла ожесточенная полемика с оперированием цитатами и контрцитатами из «священных» писаний Ленина, о которых кто-то из оппонентов заметил Зиновьеву, что в них, как у дядюшки Якова, «товару про всякого».
Перед партийным съездом большинство ЦК сделало предложение «новой оппозиции», чтобы члены Политбюро на съезде не выступали друг против друга, чтобы была принята единая резолюция. Сталинцы спекулировали на том, что якобы заострение вопроса о кулаке толкает партию к гражданской войне в деревне. Но оппозиция не пошла на это. В декабре 1925 года с начала кампании выборов делегатов на XIV съезд в партийной печати и на собраниях развернулась широкая открытая полемика между сторонниками «новой оппозиции» и большинством ЦК. Десять суток начиная с 1 декабря длилась 22-я ленинградская губпартконференция. Ни телеграмма Политбюро, ни письмо Сталина не смогли
Каменев в Москве был скован опекой кремлевского руководства, но и он также предпринимал попытки организовать блок сторонников оппозиции в московской парторганизации. Однако в Москве, на которую лидеры новой оппозиции возлагали не меньшие надежды, их ожидала полная катастрофа. Сталин давно тайно переманил на свою сторону секретаря московской партийной организации, зиновьевского протеже Н.А. Угланова, который уже в течение длительного времени вел двойную игру, а 5 декабря на московской предсъездовской конференции со всей партийной верхушкой столицы открыто перешел на сторону сталинцев.
Это был тяжелейший удар по оппозиции, который сразу свел ее и без того призрачные шансы на победу к нулю. Зиновьевцы пытались исправить положение и накануне открытия XIV съезда 12 декабря ленинградское руководство решилось обратиться с «Декларацией» к руководству московской организации с предложением без ведома ЦК обсудить важнейшие политические вопросы и совместно выступить на съезде. Фракция «новой оппозиции» приобрела свои окончательные формы.
Было бы неверным полагать, что борьба в дискуссии происходила между мобилизованным аппаратом сталинского Цека и беззаветными подвижниками из «новой оппозиции», вооруженными только своими благородными идеями. Здесь столкнулись два принципиальных, но разноуровневых типа политической организации. Оппозиционеры в приватных разговорах охотно признавали, что они не государственники, а революционеры и советскую форму государственности они рассматривают лишь как неизбежное зло, необходимое для организации в СССР материальной и политической базы мировой революции [737] . Тащить всех трудящихся Востока и Запада в мировую революцию и марксистский социализм на плечах русского мужика — эта доктрина, глубоко чуждая большинству населения России, открыто заявила о себе в выступлениях лидеров левой оппозиции после смерти Ленина. В целом позитивный и долгожданный для всех базовых слоев советского общества процесс перехода от революционаризма к государственной политике в их оценке был негативным. Они, безусловно, не являлись государственниками, но их революционаризм также требует конкретной оценки. Революционеры не могут действовать без организации, и они ее создали. Их организация имела не государственную, не партийную и даже не ведомственную природу, а носила клановый, едва ли не групповой, характер.
737
Беседовский о разговоре с Лашевичем. См.: Беседовский Г.З. Указ. соч. С. 246.
У Зиновьева вся постройка держалась на клановом принципе подбора кадров и все, в конечном счете, зависело от степени личной преданности ставленника, что, разумеется, не давало никаких гарантий от «неожиданностей», подобных измене Угланова. Сталинская группировка олицетворяла более высокую ступень организации — госаппарат в его штатной сердцевине. Партийный аппарат среди всей бюрократии носил универсальный, то есть государственный, а не ведомственный или клановый характер, он разрушал ведомственность и клановость. Это была уже государственная система, институт, который в меньшей степени зависел от воли отдельных людей и который закономерно продемонстрировал во внутрипартийной борьбе преимущества, так сказать, «прогресса» над «варварством», превосходство цивилизованных форм организации. В истории всегда власть учреждений была предпочтительнее власти лиц.
Новая генерация функционеров, пришедшая в руководство партии и государства в годы нэпа, была уже иного склада, нежели того требовал интернациональный социализм. Она легко попадала под влияние чисто государственных соображений и не только явственно их защищала, но и стремилась проводить в жизнь с крайне вредной для антигосударственных оппозиционеров последовательностью. Отсюда понятна постоянная забота сталинского партаппарата об обновлении партийных рядов, выдвижении активистов и воспитании новых руководящих кадров.