Орден мраморной Горгоны
Шрифт:
– Что за гадость они туда напихали? – воскликнул он, зажимая пальцами нос и пытаясь рассмотреть внутренности ячейки. Она оказалась наполовину набита разным мусором, обглоданными косточками, отходами. – Вот гадина! Так использовать мое изобретение!!! Узнаю, кто так глумится – самого в эту сумку запихну и сожгу ее ко всем чертям!
Прочие сумки оказались забиты всякой всячиной и явно заменяли владельцам шкаф. В одном лежали продукты, и Фармавир не отказал себе в удовольствии неплохо поесть.
– Интересно, – подумал он вслух, – что вы предпримете, когда
И только три сумки, как и ожидалось, оказались пустыми. Фармавир заметно повеселел и с нескрываемым удовольствием порвал ткань. Забрался в ячейку и изнутри расправил сумку. И только хотел выбраться наружу, как вдруг застыл, словно вкопанный.
– Минуту, – пробормотал он. – А это еще что такое?
Он вдруг понял, что не давало ему покоя, какой мелкий червячок грыз в ответ за игнорирование чего-то непонятного. Сердцем Фармавир желал во что бы то ни стало выбраться отсюда в нормальный мир, но разум упорно твердил, что здесь еще не все осмотрено. Что-то едва заметное виделось в темноте межсумочного подпространства, и любопытство требовало умереть, но выяснить, что именно там виднелось.
Фармавир подумал, затем обреченно вздохнул и выбрался из ячейки. Здесь, на границе между ячейками его сумок и остальным пространством, находящиеся вдали темные объекты выглядели едва заметно, и только еле видимая разница в оттенке краски между стенками чужих ячеек и межсумочным пространством позволяла понять, что вдалеке что-то есть.
Фальшиво насвистывая приятную песенку, Фармавир медленно зашагал в сторону чужих ячеек. Кто и когда мог их создать, он не имел ни малейшего понятия, как и то, что в них хранится. Но сейчас он ощущал себя так, словно столкнулся со сказочными пришельцами из древних сказок, и никто не мог гарантировать, что это пришельцы не враждебны. По сравнению с осмотром чужих ячеек осмотр внутренностей своими руками созданных сумок выглядел детской шалостью.
Фармавир начал составлять торжественный текст приветствия чужаков, затем передумал и составил другой – с извинениями от лица всего человечества. Снова передумал и пошел дальше, совершенно не соображая, что придется говорить, и успеет ли он произнести хоть одно слово перед тем, как чужаки его обнаружат и превратят в котлетный фарш.
Ноги с каждым шагом становились тяжелее и тяжелее, как будто притяжение увеличилось в разы. С трудом передвигая ноги, Фармавир в отчаянии смотрел то на ячейки чужаков, к которым приближался, то на ячейки сумок, от которых отходил. Разум исследователя начхал на эмоции испуганного человека, и в душе Фармавира кипели нешуточные страсти. Каждый новый шаг служил новому витку противостояния разума и чувств, но разум пока еще побеждал.
– Тварь ли дрожащая, или право имею? – воскликнул он, пытаясь избавиться от нарастающей дрожи в коленях. – Или нет, лучше так: дрожит ли творящий, имеет ли право? Правящие твари дрожать ли умеют? Б-р-р-р-р… О чем это я, кстати?
Пока
– Это что еще за диво? – пробормотал он. Не сказать, что черепушки выглядели устрашающе. Нет, скорее они смотрели на Фармавира с изрядной долей скепсиса. – Чужие сумки… но кто еще обладает волшебством, если я оказался практически единственным, у кого получилось создать подобные хранилища?
Пять лет он спрашивал у первого советника, нет ли известий о других колдунах, которые развивают свои умения при помощи такого же тома? Но Баратулорн всякий раз отрицательно кивал головой и отвечал, что больше ни у кого ничего не вышло. Наука по-настоящему владеть словом оказалась крепким орешком.
– Похоже, Фармавир, – говорил первый советник. – Ты останешься единственным приличным колдуном в обозримом будущем. Счастье, что я передал книгу именно тебе, а не Баррагину. Кто знает, если бы я ошибся, у нас до сих пор не было бы ни одного колдуна.
– Введите такой предмет в школе, – предложил Фармавир.
– Ты с ума сошел? – ахнул Баратулорн. – Детям нельзя давать в руки такое оружие. Они со своей детской непосредственностью такого наворотят, потом никакой жизни не хватит, чтобы вернуть ситуацию в нормальное русло.
– Не будьте пессимистом, – сказал Фармавир. – Детям не обязательно говорить о том, что магия всемогуща. Представить магию фокусами и посмотреть, у кого из детей есть талант. А дальше уже брать удачливых ребятишек на заметку и работать с ними отдельно по секретной программе, год от года повышая их колдовской уровень. Неужели в королевстве не наберется хотя бы человек пять-шесть, способных к магическим делам? И лет через двадцать, когда они вырастут, у короля окажется группа для решения самых невероятных проблем, какие только можно представить. Разве не так?
Баратулорн призадумался.
– Твоя идея не лишена смысла, – заметил он. – Пожалуй, я сообщу о ней королю, и как он решит, так и сделаем. Но учти: поскольку ты предложил эту идею, то в случае ее воплощения в жизнь тебе же и придется становиться ее куратором. Будешь вести наблюдения за детьми, обучать их, следить за их развитием. Иначе говорят, тебе придется стать учителем первой колдовской команды.
– Почему бы и нет? – ответил Фармавир. – Я умею хорошо ладить с детьми, и какая разница, научу я их обычному владению словом или колдовскому?