Орден мраморной Горгоны

Мансуров Дмитрий Васимович

– Каким государством займемся первоначально? – спросил Правич.

– Вот этим, – Медуза указала на карту, и Кащей подошел поближе, чтобы тоже увидеть, кому в скором будущем грозят крупные неприятности. При виде чужака, смело выходящего из-за скульптур и приближающегося к совещающимся, люди струхнули и уставились на Кащея в немом испуге. Изумления в их глазах оказалось не меньше. Медуза тоже посмотрела на нежданного гостя, и он не окаменел лишь потому, что любопытство Горгоны оказалось сильнее ее ярости.

– Ты кто такой?! – рявкнула она. – И

что здесь делаешь?

– Да вот, – ответил Кащей. – Скульптурки рассматриваю. А вы, я вижу, соображаете на троих… Четвертым не возьмете?

– В виде скульптуры, – ответила Горгона, – охотно! Тебя как звать, булыжный ты наш?

– Кащей.

– Так и запишем на твоем постаменте, – кивнула Горгона и сверкнула глазами. Кащей моментально окаменел, но не прошло и пяти минут, как однотонно-каменный, Кащей зашевелился и вновь стал разноцветно-живым.

– А если я не хочу быть в виде скульптуры? – спросил он, словно разговор и не заканчивался.

Горгона и компания ощутимо вздрогнули, Правич схватился за сердце и повалился навзничь, но на землю упал уже скульптурой. Медуза не удержалась и превратила его в камень: уж больно эмоционально выглядел человек, достойно для запечатления его в веках. А затем снова сверкнула глазами и вторично превратила Кащея в скульптуру, на этот раз использовав большую часть своих сил.

– Что это было? – перепуганный Клоран указал на застывшего в бесконечном испуге коллегу. – За что ты его наказала?

– Ты мне лучше скажите, что ЭТО было?! – взвизгнула Горгона в ответ, указывая на Кащея. – А Правич и так помер бы через секунду от страха, сейчас же он навеки займет одно из лучших мест в моей коллекции эмоциональных скульптур.

– Но мы тем более не знаем, почему ожил этот сумасшедший Кащей! – воскликнул Клоран.

Медуза поглядела на него с яростью, но ничего не сказала: Клоран был прав.

– Разбей его, от греха подальше! – приказала она.

– Предлагаю сбросить его с облачной высоты, – предложил Клоран. – Для надежности. Разлетится на тысячи осколков!

– Наконец-то ты начал предлагать стоящие идеи! – обрадовалась Горгона. – Выполняй, раз предложил.

Молодой человек расстелил на песке личный коврик-самолет и уронил на него окаменевшего Кащея. Встав рядом, приказал ковру лететь к облакам, и только после взлета понял, что влип: ковер взмыл вверх – сначала края, затем центр, – и полетел в указанном направлении, пугая владельца треском рвущейся от непосильной тяжести ткани.

– Не вздумай порвать мне скатерть! – прошипел он. Скульптура проигнорировала его возмущенные речи и продолжила лежать, как ни в чем не бывало.

Клоран со страхом рассматривал человека, сумевшего сотворить невозможное, и понимал, что до самой смерти – а то и дольше, если потусторонняя жизнь на самом деле существует, – не забудет его имени. Изо всех сил желая, чтобы не состоялось вторичное оживление новоявленного гостя, Клоран непрерывно приказывал коврику-самолету увеличить скорость. Тот дергался от натуги и трещал все громче и громче, но и

до облака с каждой секундой становилось все меньше пути. Клоран с облегчением выдохнул – можно сказать, долетел до точки сброса, – как коврик с пробирающим до дрожи в коленках треском порвался. Скульптура камнем полетела вниз, на теплый прибрежный песок Пинайского острова, а лишенный непосильной тяжести коврик-самолет рванул вверх с такой скоростью, что Клоран не успел моргнуть глазом, как плывущее над головой облако оказалось точно на таком же отдалении, но уже под ногами. Клоран не удержался и тоже упал с ковра.

– Стоять! Я приказываю! – воскликнул он, тщетно пытаясь удержаться за коврик, схватив его за порванный край. Плотная, но непрочная после подъема скульптуры ткань рвалась сантиметр за сантиметром, и Клоран с небольшим куском полетел следом за Кащеем, а окончательно лишенный груза коврик устремился вверх еще быстрее.

– А-а-а-а-а!!! – издал Клоран традиционно принятый в таких случаях крик. – Помогите!!!

Он отчаянно замахал руками. Коврик вырвался из руки и, направившись в далекие глубины космоса, исчез в верхних слоях атмосферы, а Клоран полетел к земле почти с такой же скоростью, что и каменный Кащей.

– Что за день сегодня? – посетовал он, разрываясь между желанием сказать последнее прости жизни и лихорадочными попытками вспомнить заклинание, которое смягчит удар при столкновении с поверхностью планеты. Он отлично знал, что падение в воду – не выход – с любой высоты выше тридцати метров оно равноценно падению на песчаный берег, и на везение в данном случае рассчитывать глупо.

– Летаем? – услышал он голос за спиной и чуть не обделался от страха. Повернулся в воздухе и увидел, что Кащей снова ожил, и летает по небу, как птица, крепко держа руками края плаща и за счет этого уменьшая скорость падения.

– Нет, ну, пи… пи… пи… – колдуна заклинило на одном слове, и после недолгой запинки он нашел слово-заменитель – …копец просто! Опять ожил и еще издевается! Сгинь, окаянный!!!

– Это я мигом. Вот только протяну тебе ногу помощи…, – пропустив пожелание мимо ушей, Кащей подлетел к Клорану и ловко пнул его чуть ниже спины. Тот с воплями возмущения и обещаниями ответного удара совершил тройное сальто. – В десятку!

Кащей вытянул руки в стороны и, несколько секунд повзирав на красного от злости колдуна, полетел над островом в бреющем полете.

– Спорим, ты вот так не умеешь, – сказал он, выпустил плащ и полетел к земле гораздо быстрее.

– И не собираюсь этому учиться.

Кащей за считанные секунды перед приземлением забрался во внутренний карман плаща. Тот полетел сворачиваемой в бесформенную кучу тряпкой и упал на землю, оставив на ней небольшую вмятину. После этого из кармана показалась голова Кащея, затем он полностью выбрался из карманного подпространства и весело помахал падающему Клорану обеими руками. Тот вытаращил глаза: Кащей не превратился в лепешку, а оказался цел и здоров, словно и не падал с огромной высоты.