Орден Ультрамаринов: Омнибус

Каунтер Бен

Несмотря на обширную аугментацию его тела, Локард сохранил в себе немало человеческого, и судьба, постигшая этот мир, вызывала в нем грусть. Как и многие другие, он боролся за спасение планеты, и вторжение было остановлено в значительной степени благодаря его усилиям.

Теперь же эта победа обратилась в прах, и Локард чувствовал, как внутри него поднимается злость.

Тот, кто сотворил такое, дорого заплатит за содеянное.

К Локарду подошел один из техногвардейцев.

— Милорд, мы нашли это.

Локард последовал за солдатом; пробравшись через кучи пепла, оставшиеся от растений, они, наконец, вышли

к искомому месту. Хотя сейчас жизнь на планете отсутствовала, с поверхности в космос исходил постоянно повторяющийся сигнал, еле слышный, но настойчиво требующий внимания.

Покров мертвой растительности уменьшился, и Локард заметил, что они спускаются в глубокую траншею, прорезанную в почве чем-то упавшим с небес.

— Это здесь, милорд, — сказал, почтительно отступая, техногвардеец.

Магос увидел серебристый цилиндр длиной около десяти метров, поверхность которого покрывали вмятины. Орбитальная ракета, хотя ауспексы в экзо-броне магоса показывали, что в ее боеголовке не было заряда. Именно отсюда и шел сигнал, и Локард понял: кто-то хотел, чтобы они нашли этот снаряд.

Пройдя вдоль цилиндра к боевой части ракеты, он отсоединил крепления кожуха с помощью инструментов, размещенных в экзо-броне, и отбросил его в сторону. Глазные имплантаты Локарда без труда различили, что скрывалось в темном нутре боеголовки. Нахмурившись, он потянулся за предметом, лежавшим внутри.

Обернувшись к техногвардейцу, он передал ему помятый и поцарапанный шлем, один из окуляров которого был разбит. Темно-синий шлем был отмечен символом, хорошо известным Локарду.

Перевернутая омега, символ Ордена Ультрамаринов Адептус Астартес.

— Я не понимаю, — сказал техногвардеец, вертя шлем в руках.

— Я тоже, — ответил Локард и направился обратно к челноку. — По крайней мере, пока.

— Но что тут случилось? — спросил техногвардеец, следуя за магосом.

— У этого мира есть название, солдат, — резко отозвался Локард. — Здесь погибли граждане Империума.

— Прошу прощения, милорд, я не хотел показаться непочтительным. Как же он назывался?

Локард помолчал, окидывая взором изуродованную пустыню — все, что осталось от некогда гордой планеты, выстоявшей перед угрозой тиранидского вторжения.

— Он назывался Тарсис Ультра.

Зона поражения

Полки, отслужившие более десяти лет, обычно выводятся из зон затянувшейся войны и превращаются в армии колонизаторов. Они не только лучшие солдаты, но еще и старейшие из них, преданно служившие Императору столь долгий срок. Их вознаграждают правом завоевать себе новый мир. И если им это удается, весь полк удостаивается величайшей чести, какую только может предложить Империум, — благодарности самого Императора и права поселиться на захваченной планете. Именно с этого и начиналась история многих миров, входящих в состав Империума. Их жители являются потомками закаленных в боях ветеранов победоносных армий Гвардии.

Тактика Империалис, записки командора на затянувшейся службе.

Порой призраки минувших дней отказываются уходить…

Бар был полон людей, и воздух, просто кипящий от возмущения, казалось, окатывает бурлящими волнами тело

Ганнона Мербала. Он прямо-таки осязал ненависть к тому, что воплощает, в каждом приглушенном шепоте, каждом настороженном, а порой и явно угрожающем взгляде. Солдат поднял стопку, стоящую перед ним, и одним глотком приговорил обжигающее пойло.

Грубая выпивка опалила его глотку, и Мербал закашлялся, на секунду задумавшись, а не подмешал ли ему этот угрюмый ублюдок за барной стойкой прометия, так, шутки ради. Затем солдат грохнул стопку обратно на мятую металлическую поверхность стола и посмотрел прямо в желтые глаза бармена, пытаясь отыскать в них подтверждение своим догадкам.

Да, у того на лице застыла все та же маска отвращения, что и у остальных аборигенов. Ганнон нисколько не сомневался, что бармену ничего не стоит попытаться отравить награжденного медалями имперского солдата из армии Ачаманских Фалькат, но затем, когда алкоголь растекся по его венам теплом, Мербал улыбнулся тому, сколь эффективно крепкий напиток заглушает отчаянный крик, звенящий под черепом.

Ганнон плавно опустил голову и прислонился лбом к прохладному металлу стойки.

— Еще одну, — произнес солдат, и бармен снова нацедил в стопку мутное пойло. Мербал тяжело вздохнул, ощущая вонь собственного пота и вины, и закрыл глаза, чтобы не видеть своего располневшего брюха и обвисшей от жира груди.

Потом он поднял голову, разглядывая стойку и стопку с выпивкой на ней.

Судя по рисунку, образованному заклепками, и потускневшей фабричной гравировке, когда-то эта барная стойка была неотъемлемой частью «Химеры». Гнезда, куда раньше вставлялись лазганы, теперь служили в качестве пепельниц для раздавленных окурков сигарет с лхо. Мутную и обжигающе крепкую отраву здесь гнали в заржавленном топливном баке, снятом некогда с «Адской гончей». Выпивка была просто убийственной, но только она и могла заставить Ганнона Мербала забыть о Зоне Поражения.

Он вновь поднял стопку и залпом осушил ее, в очередной раз закашлявшись.

— Отличная, мать ее так, штука, — пробормотал Ганнон, высыпая на стойку горстку новеньких имперских монет. — Тащи сюда сразу бутылку, сраный козел.

Он услышал, как разговоры за его спиной неожиданно стихли, и обернулся; солдатское чутье еще не до конца было задавлено алкоголем. Сквозь завесу кальянного дыма Ганнон увидел, что практически каждое лицо в этой забегаловке сейчас обращено к нему.

— На что уставились? — взревел он, и его ярость забила даже куда более глубокое желание, терзавшее его разум. — Я здесь по праву! Мы победили вас. Вы — проиграли. Смиритесь.

— Вот твоя выпивка, — произнес бармен, грохнув бутылкой синего стекла без этикетки о стойку, — а эти чертовы монеты можешь оставить себе, мне не нужны кровавые деньги. И выметайся отсюда.

Ганнон подхватил бутылку, но даже не потянулся к деньгам, лежащим перед ним. Он просто сорвал зубами крышку с горлышка и налил себе выпить.

— Почему ты продолжаешь приходить сюда? — раздался голос у него за спиной.

Ганнон, пошатываясь, развернулся на стуле, чтобы увидеть перед собой высокого, поджарого мужчину с выбритой головой и длинной, расчесанной на две косы бородой. Левую половину его лица покрывала паутина бледных шрамов. Мербал достаточно повидал в своей жизни ветеранов войн, чтобы опознать след от лазерного ожога.