Орден Желтого Дятла

Лобату Монтейру

— О ревуар, сеньор Лафонтен. Мы только что приехали из Домика Желтого Дятла и видели, как здорово вы дали палкой по носу этому неприятному волку. Очень правильно поступили. Примите, пожалуйста, наши поздравления. Бон жур.

Баснописцу очень понравилась Носишкина речь. Он приподнял ее, поцеловал в голову и сказал:

— Ты напрасно стараешься говорить со мной по-французски, девочка. Я понимаю

язык всех людей и всех зверей.

Все окружили баснописца. Эмилия тоже подошла, решив, что с ягненком можно поиграть и после. Ее очень удивлял костюм баснописца: мужчина — и вдруг кружева! Ну где это видано? И эта длинная шевелюра с завитками, как у женщин. «Кто его знает, может, у бедняги нет ножниц?» — подумала сострадательная кукла. Увидев Эмилию, Лафонтен удивился:

— О, кукла! Вот только куклы здесь у нас и не хватало. И ходить умеет! Может быть, она говорящая?

— Конечно. У Эмилии язык без костей, — отвечала Носишка.

Лафонтен очень поразился, потому что, хотя был стар, никогда в жизни не видал куклы, которая умела бы говорить.

— Необычайно! — сказал он. — Я видал немало кукол у нас во Франции, но все они были немы как рыбы. Мир движется по пути прогресса, нет сомнения. Как тебя зовут, куколка?

— Эмилия де Рабико, к вашим услугам, сеньор.

— Красивое имя. А кто тебя научил говорить?

— Никто, — ответила Эмилия, ни на секунду не задумавшись, — я так и родилась. Когда доктор Улитка дал мне разговорные пилюли, я сразу же заговорила.

— Эмилия говорит очень хорошо, — объяснила Носишка, — жаль только, что она говорит столько глупостей.

Француз улыбнулся:

— А ну, куколка, скажи какую-нибудь глупость, старик Лафонтен хочет послушать.

Эмилия смутилась и, комкая край своего ситцевого платочка, ответила очень кстати: — Так, по заказу, я не умею…

Сеньор Лафонтен поговорил со всеми очень любезно и сказал, что место, где они сейчас находятся, нравится ему больше всех других мест на свете. Здесь он слушает беседы животных, и здесь он научился многому, о чем потом рассказал в своих баснях.

— Я уже читал некоторые ваши басни, — сказал Педриньо, — вы очень хорошо пишете, сеньор.

— Ты находишь? — спросил Лафонтен, улыбаясь скромной улыбкой. — Я очень рад, Педриньо. Твое мнение для меня очень ценно, потому что оно искренне.

А Эмилия между тем не сводила глаз с шевелюры баснописца. Бедняга живет один в этих глухих местах, и наверняка у него нет ножниц, думала она. И вдруг Эмилию осенило: она открыла свою корзиночку и, вынув из нее половинку сломанных ножниц, протянула французу со словами:

— Примите, пожалуйста, этот подарок, сеньор.

Баснописец вытаращил глаза, не понимая, чего она от него хочет.

— Но зачем мне это, куколка?

— Чтоб обстричь волосы…

— Ах, вот что! — засмеялся баснописец. — А разве можно стричь волосы половиной ножниц?

Но Эмилия никогда не терялась и поэтому отвечала:

— А вы обстригите с одной стороны!

Носишка

вмешалась и, оттащив куклу в сторону, сказала баснописцу, чтоб не обращал внимания, так как у Эмилии, к сожалению, не все дома. Но баснописец добродушно засмеялся и сказал, что, напротив, «у куклы живая и самобытная индивидуальность». Носишка не очень поняла, что значит «самобытная индивидуальность», но с этой минуты стала обращаться с Эмилией более уважительно.

В эту минуту мальчик-невидимка, который все время где-то пропадал, подошел к говорившим. Увидев перо, плывущее по воздуху, сеньор Лафонтен удивился. Уж он смотрел, смотрел, даже лоб сморщил, а все никак не мог понять, что же это такое. Эмилия насмешливо захихикала:

— Странно, сеньор, такой мудрец и удивляетесь! А вот отгадайте загадку: «Что такое перо попугая без попугая?» Догадываетесь?

Баснописец понимал все меньше и меньше.

— Не догадываюсь, — признался он наконец.

— А я знаю! — дразнилась Эмилия. — Я знаю! Это значок мальчиканевидимки.

Баснописец понимал не больше, чем раньше. Педриньо пришлось рассказать ему всю историю с начала и до конца. И все-таки даже после этого разъяснения сеньор Лафонтен продолжал стоять с открытым ртом и вытаращенными глазами… Понятно, ведь он в жизни не видел мальчика-невидимки!

— Ах, Педриньо! Вы все говорите о вещах, слишком новых для такого старинного человека, как я.

И, увидев, что солнце уже высоко, он предложил:

— Не будем терять времени. Давайте посмотрим еще одну басню.

Он пошел, и все за ним. Педриньо шел рядом с сеньором Лафонтеном. Он изучал каждое его движение, потому что тоже хотел научиться писать басни. Он даже нарочно посмотрел, каким карандашом писал знаменитый француз, чтоб купить такой же. А Эмилия всю дорогу набиралась духу и, наконец, отойдя как можно дальше от Носишки, чтоб избежать ее щипков, сказала баснописцу:

— В обмен на мою половинку ножниц я хочу попросить у вас одну вещь, сеньор Лафонтен.

— Какую, куколка? Скажи.

— Я хочу попросить басню.

— Половинку басни? — пошутил Лафонтен.

— Нет, целую, где бы действовали ягненок, и тряпичная кукла, и…

Носишка подбежала, схватила Эмилию и сунула к себе в карман со словами:

— Это уж слишком! Кажется, здешний воздух совсем расстроил ее нервы.

Глава 6. Мор зверей

Тем временем мальчик-невидимка отстал от всей компании, заглядевшись на обезьян, резвившихся на опушке леса. Догоняя своих спутников, он окликнул их привычным «кукареку». Сеньор Лафонтен опять удивился.

— Петух поет, — сказал он наивно.

Всем очень захотелось засмеяться, услышав, что такой умный человек сказал такую глупость. Но все сдержались, вспомнив, как донна Бента учила уважать старших. Все, кроме Эмилии. Маленькая насмешница ответила на слова мудреца своим обычным коротким хохотком и, прежде чем Носишка успела ей помешать, произнесла: