Орден Желтого Дятла
Шрифт:
— Эта бумага не годится, уважаемый сеньор! Я хочу бумагу цвета неба со всеми его звездочками. Чернила тоже не годятся. Я хочу чернила цвета моря со всеми его рыбками. И хочу перо гуся со всеми его гусятками!
Граф поднял глаза к потомку с видом мрачного смирения. Потом попытался объяснить Эмилии, что ее капризы совершенно неисполнимы: во-первых, у донны Бенты нет гусей, а потом, такой бумаги и таких чернил вообще не существует.
— Тогда я не буду писать записки! — сказала Эмилия.
— Ваше дело… — пробурчал граф, — кто ж вас
Но Эмилия все-таки решила писать, — пока что на той бумаге, какая есть, и теми чернилами, какие есть, а там посмотрим.
— Может, когда пойдет в печать, — сказала она с надеждой в голосе, — что найдутся и бумага со звездочками, и чернила морского цвета, и гусиные перья…
Граф шумно расхохотался:
— Печатать гусиными перьями! Сказала!.. Печатают литерами, такими брусочками с изображением букв.
— Ну, пускай, — примирительно отозвалась Эмилия, — я напечатаю гусиными брусочками.
Граф в ответ только вздохнул и снова поднял глаза к потолку.
Они поместились в чуланчике, забитом всяким барахлом. Сиденьем служили сложенные стопкой черепицы, а столом — перевернутый ящик. Эмилия расхаживала из стороны в сторону, заложив руки за спину.
— Ну, давайте! — наконец сказала она. — Напишите на самом верху: «Записки маркизы де Рабико». Самыми большими буквами.
Граф написал:
— Теперь пишите: «Глава первая».
Граф написал и ждал, что последует дальше. Эмилия, сморщив лоб, молчала…
Начать — это совсем не так легко. Гораздо легче закончить. Капнете чернильную точку, и все, или напишите: «Конец». Но начинать — это ужас. Эмилия думала, думала и наконец сказала:
— Поставьте вопросительный знак или лучше несколько… Поставьте шесть.
Граф даже рот раскрыл от удивления.
— Ну, давайте, граф! Поставьте шесть вопросительных знаков, — настаивала кукла. — Разве не видите, что я не знаю, что писать, и сама себя спрашиваю?
Таким образом «Записки маркизы де Рабико» начинались довольно странно:
Глава первая
???????
Эмилия сосчитала вопросительные знаки: оказалось семь.
— Срежьте один, — распорядилась она. Граф вздохнул и вычеркнул последний вопросительный знак, оставив только те шесть, которые были ему заказаны.
— Хорошо, — сказала Эмилия, — теперь напишите один… один… один…
Граф написал три единицы: 1, 1, 1.
Эмилия обиделась:
— И очень глупо! Я ничего такого не велела писать. Я просто думаю вслух. Я хотела только сказать, чтоб вы написали один восклицательный знак после шести вопросительных.
Граф начал отдуваться и обмахиваться листом бумаги, как веером. Наконец он сказал:
— Знаете что, Эмилия? Лучше посидите пока одна и решите окончательно, что именно вы хотите писать. Когда у вас в голове будет план, позовите меня. Иначе ничего не получится.
— Так ведь начать очень трудно, граф. В
— Я бы предложил очень простую вещь; начинайте так, как начинаются почти все записки: расскажите, кто пишет, когда этот «кто» родился, в каком городе и тому подобное. «Приключения Робинзона Крузо», например, начинаются так: «Я родился в году 1632-м, в городе Йорке, в семье с достатками», и так далее.
— Превосходно! — воскликнула Эмилия. — Годится. Пишите: я родилась в году… (три звездочки), в городе… (три звездочки), в семье с недостатками…
— Зачем столько звездочек?
— Для красоты. Пишите дальше: я родилась из старой юбки тетушки Настасии. И родилась пустая. Уже после того как я родилась, меня набили такими сухими стебельками золотого цвета, которые служат, чтобы набивать матрацы.
— Скажите прямо — соломой, чтоб всем было понятно.
— Ладно. Меня набили соломой, чтоб всем было понятно, и я стала жить дура дурой, как все куклы. И была очень некрасивая. Глаза мне тетушка Настасия вышила черными нитками, и даже не шелком, а просто катушечными. Ходила я, широко расставляя ноги, как мальчишка продавец в лавке. Знаете, почему они всегда так широко расставляют ноги?
— Строение тела, — отвечал граф.
— Никакого настроения. Это от привычки с малолетства стоять за прилавком, продавая товары. Приходится пошире расставлять ноги, чтоб крепче опереться на прилавок, а то попробуй-ка простоять так с утра до вечера! Так и привыкают, а настроение тела тут ни при чем. Вот я и ходила, широко расставляя ноги. Потом я исправилась. Теперь я ноги составляю узко. В остальном я тоже исправилась. Тетушка Настасия меня много исправляла, и иголкой и воспитанием. Носишка тоже, но больше воспитанием… Я родилась немая как рыба. В один прекрасный день я научилась говорить.
— Я давно хотел знать эту историю, — сказал граф. — Вы что же, проглотили язык попугая?
— Ничего подобного. Я говорила вначале, как попугай, это верно, но язык я никакой не глотала — зачем такие гадости? Я просто проглотила разговорную пилюлю, которую мне дал доктор Улитка, отличный врач. Носишка говорит, что в пилюле была очень большая доза, потому я вначале говорила так много, что как только я открою рот, так все затыкают уши. Потом я проговорила излишек и теперь говорю на общем уровне.
— Ах, Эмилия, — сказал граф, — вы еще не дошли до общего уровня: никто на свете не говорит столько, сколько вы.
— Да, но у меня язык не без костей. У меня язык с костями. Я умею говорить вещи разумные и остроумные…
В этот момент в саду заревели, и Эмилия с графом разом повернули головы к окну. Это Киндим звал свою приятельницу немножко поболтать.
— Послушайте, граф, — сказала Эмилия, — нам с Киндимом нужно обсудить некоторые важные вопросы. Вы тут попишите один, ладно? Представьте себе, что я диктую, и пишите. Описывайте случаи из моей жизни.