Ордер на смерть
Шрифт:
Жорик «сливал» информацию Артуру, а тот уже — сам или вдвоем с Петровичем — решал, что нужно делать. Пока схема неплохо работала: многие пожилые люди, особенно инвалиды, и на ногах-то плохо стояли, если ноги у них вообще были — куда им бегать по инстанциям? А ведь нужно смотреть квартиры в случае размена, оформлять документы… Как им быть? Артур просматривал листочки, засылал к таким инвалидам Петровича или ехал к ним сам — якобы чтобы помочь бедолагам и оформить все бумаги прямо на дому. Там уже надо было быстро осматриваться и принимать решение. Инвалиды просто таяли: им, слава Богу, не нужно выстаивать очереди к нотариусу — он сам приезжал к ним домой
Большинство инвалидов уезжали в «офис фирмы» с концами. Артур знал, что ему нужно выяснить у жертв перед их последним вояжем, и как бы невзначай интересовался всеми подробностями дела. Есть ли родственники у инвалида? Приватизирована ли его квартира? Ну и так далее. Только потом Петрович валил — или не валил, в зависимости от обстоятельства, — новую жертву.
Уже не раз опробованная схема принесла банде Князева около шестисот тысяч долларов. Хотя была самой хлопотной — решения приходилось принимать на ходу, быстро. Артур же предпочитал тщательно готовиться к операциям.
Старик, сидевший на телефоне в снятой Кацманом комнате — а комнаты эти менялись регулярно, приходилось постоянно снимать новую, особенно после удачного дела, — ничего не подозревал. Жорик сразу поставил ему условие — никаких вопросов! Сиди и тупо фиксируй звонки. Спросят тебя по телефону, в какую фирму звонят, — отвечай бодро, без запинки: «Джой».
Даже если старик о чем-то и догадывался, он все равно бы смолчал в случае чего — куда ж он пойдет без паспорта и без дома?
Артур постоянно экспериментировал, продумывал новые схемы, часто бракуя их из-за заведомой ненадежности. И все время сам себе повторял: «Еще пара операций — и все. За бугор! Или вообще сменю профиль деятельности. Чем-нибудь легальным займусь». Но остановиться было труднее, чем начать, — деньги сами плыли в карман Князева-младшего. А где еще он столько заработает?
Он полагался на интуицию, а она молчала. Значит, не время еще уходить со сцены. И слишком многих людей надо подкармливать — механизм-то работает! — банду, нотариуса, врачей, ментов… Да, и туляков, и этого чувака из крематория. Все они уже многое знают об Артуре, все жаждут от него новых сумм!
Артур потихоньку, не говоря об этом даже Петровичу, отрабатывал варианты одиночного отступления — помня, что «Боливар не выдержит двоих». Скупал поддельные паспорта, хранил их в тайном сейфе, как и пластиковые карточки западных банков. Но все-таки надеялся, что уезжать навсегда из России ему не придется. Слишком он тут тепло устроился, слишком роскошно…
Как-то он «помиловал» старого дворянина, живущего в одиночку в трехкомнатной квартире. То есть поначалу Артур уже нацелился и его отправить к праотцам, но тот стал показывать риэлтору фотографии девятнадцатого века, какие-то изящные безделушки. А потом достал из ящика письменного стола… генеалогическое древо! Почти такой же длинный свиток, какой был и у самого Князева. Стали рассматривать документ, обсуждать перспективы возрождения дворянского сословия… Вот тогда-то Артур решил не трогать этого забавного старика — плюнул на это дело. Помиловал и даже стал иногда навещать старого дворянина. К полному недоумению команды — они уже было настроились срубить здесь бабок, а шеф что-то затупил! Дал приказ не трогать этого дядьку и вообще — выкинуть из головы этот адрес… Поворчали, но отступили, решив не ссориться с шефом.
Иногда Князев
«Мерседес» Князева остановился резко, как вкопанный.
— Что это? — удивленно спросил шефа Петрович.
— А, черт, я и забыл! — присмотревшись к происходящему на Тверской, хмыкнул Артур. — Улица перекрыта до вечера. Сегодня же шестое июня — день рождения Пушкина. Гуляния всякие, видишь?
— Ну ладно, я знаю, как мы поедем… — Петрович хотел было уже свернуть на Бронную, но Артур жестом остановил его:
— Да не спеши ты! Пошли посмотрим, что творится. Развеемся маленько, а то голова уже распухла от дел.
Петрович почесал в бороде и пожал плечами — а чего, в самом деле, пошли! Дверцы «Мерседеса» хлопнули, пикнула сигнализация, и двухметровый блондин со своим бородатым спутником не спеша двинулись к месту народных гуляний. Петрович успел переодеться — теперь на нем была не черная рубашка (все-таки на ней остались следы крови), а футболка, но тоже черною цвета.
— Видишь, что такое поэзия? — неожиданно спросил Горохова Артур. — Когда центр города, причем Москвы, перекрывают ради такого вот юбилея, поневоле задумаешься. А мы с тобой чем занимаемся? Людей губим… Подохнем — и добрым словом никто не помянет. Во как жизнь устроена, Петрович!
— Да ну, Артур… — Петрович купил в передвижном ларьке два холодных сока с трубочкой и вручил один своему шефу. — Мы же бабки зарабатываем. А Пушкин-то — я вон передачу на днях смотрел — весь в долгах помер. Да и женился в чужом, говорят, фраке. На хрен тогда стишки все эти? Еще и грохнули его за них. Смешно, ей-богу! А сейчас все раскудахтались — ох, «солнце русской поэзии», ох, «величайший из поэтов». Черт его знает, я от стишков далек… Я тебе другой пример приведу: Савва Морозов. Ну, нет ему вроде бы памятников — зато как жил человек, какими бабками ворочал! И вообще, не понимаю — почему памятники только писателишкам да ученым ставят? А миллионерам — нет. Как будто деньги делать легче, чем всякую хрень рифмовать! По мне, так это в тыщу раз труднее.
— Щас на кладбище миллионерам отличные памятники стоят… — задумчиво проговорил Артур, когда они подошли к окруженному плотной людской толпой опекушинскому монументу.
Там говорились какие-то речи, бойко шла торговля книжками о Пушкине. И пирожками — тоже. Заодно, так сказать. Артур и Петрович допили сок, хлюпая трубочками, потом закурили привычный «Ротманс»: Артур привык, что Петрович его всегда угощает.
— Вот на кладбище действительно все по-другому, — продолжил Артур. — Там по надгробию сразу видно, кто какую жизнь прожил… Ладно, сменим тему Ты, Петрович, хоть что-нибудь из Пушкина помнишь наизусть? Серьезно тебя спрашиваю!
— Мне на войнах всю школьную программу из головы пришлось выкинуть, — усмехнулся Петрович, — а так… Ну, помню ерунду какую-то… Чего-то там… «Поп — толоконный лоб», что ли? Да ну, Артур, ей-богу, о чем мы с тобой говорим?
— Ладно, не грузись, — оборвал его Артур. — Настроение у меня такое сейчас. Чего-то такого хочется… Чтобы это я на постаменте стоял, сложив ручки, а все вокруг бы мне аплодировали — какой я, мол, великий! Да, ты прав, миллионы сделать так же трудно, наверное, как стихи писать. Ладно, поехали.