Орджоникидзе
Шрифт:
Письмецо я написал. Вечером отправился на вокзал. Только вошел, слышу, радио объявляет:
"Внимание, внимание! Отъезжающему мастеру Коваленко с завода "Красный Октябрь" по приказанию народного комиссара Орджоникидзе возвратиться обратно и завтра в десять часов утра явиться в наркомат".
Я направился к выходу с вокзала, там меня подстерег помощник Серго. Он отвез меня на приготовленную квартиру на автозаводе.
В шесть часов утра уже не спится.
В восемь часов позвонил товарищ Лихачев. [106]
106
Осенью 1936
Я как-то недавно говорил, что мы разбаловались и ничему не удивляемся. Если товарищ Лихачев — директор огромного завода, завода, которому во всей Европе нет равного, то это говорит о том, что произошло в нашей стране, говорит о том, что человечество может ждать, когда красное знамя победы социализма будет не только на одной шестой части земного шара, а на всех шести частях земного шара!
В нашей стране мы сильны и богаты тем, что Лихачевым; имеем не одного, а десятки и сотни тысяч…".
— Евгений Тимофеевич, собирайтесь!
Вскоре мы были в приемной Серго, Там застали И.Ф. Тевосяна. Только поздоровались, открывается дверь рабочего кабинета наркома. В дверях Серго. Быстро подходит ко мне. Положил руку на плечо:
— Ну, здравствуй, Коваленко. У нас на Кавказе говорят: "Приход гостя к счастью".
Три часа беседовали. Не заметили, как оно пробежало, время!"
Иван Пащенко,мастер "золотые руки":
"Где я только не был в своей жизни! На американских заводах работал более 25 лет… А сам-то я украинец, в Америку попал, когда мы пропадали с голоду. Девятнадцать лет мне всего было.
В 1930 году я покинул Америку и приехал домой в СССР, прямо на СТЗ. Назначили меня в литейный цех начальником земледельческого отделения. В цехе царил хаос. Кругом грязь и беспорядок. Специалистов много, а цех работает плохо. Чтобы навести порядок в отделении, мы решили организовать у себя субботник. Пришли все, работаем.
Вдруг в отделение входит человек в военном костюме. Все бросили работу, бегут к нему навстречу. Я подумал: "Почему какой-то военный отвлекает нас от дела?" Подошел и говорю:
— Товарищ, видите, у нас дело, а вы отвлекаете нас от работы.
Когда я это сказал, рабочие на меня удивленно посмотрели и начали о чем-то между собой шептаться.
Человек в военном вежливо попросил всех разойтись и сам пошел в другое отделение. Тут мне сказали, что это председатель ВСНХ Орджоникидзе.
Я очень беспокоился, вот, думаю, достанется мне от него, что плохо встретил такого большого босса.
На следующий день Орджоникидзе опять пришел в литейный цех. Я волновался. Ну как подойти к нему? Но когда я увидел его ободряющую улыбку, у меня прошла робость. Я подошел к нему, говорю:
— Вы меня простите, что я вчера так плохо принял вас.
Орджоникидзе улыбнулся.
— Ничего, ничего. Это хорошо, что у вас дисциплина. — И добавил: — Если бы все хорошо работали, у нас бы давно двинулись дела".
Леван
"Орджоникидзе пришел в столовую кузнечного цеха и обратился к первому сидящему рабочему:
— Как кормят?
Рабочий вынул из кармана деревянную полусломанную ложку, протянул председателю ВСНХ.
— Сам попробуй!
Орджоникидзе стал есть из его тарелки. Суп оказался действительно таким, как его охарактеризовал рабочий: вода с сеном. Орджоникидзе дальше спросил, почему кушают баланду сломанными ложками. Рабочий сердито ответил:
— Ложек не дают, приходится приносить свои, а их негде достать…
В летнем клубе, где должен был выступать Орджоникидзе, народу набилось до отказа. Двери в клуб сломали. Сотни людей все-таки не попали в помещение. Вечер был без оркестра, без всякого торжества, обычного, когда приезжают большие люди.
В своем выступлении Орджоникидзе не обещал ничего необыкновенного. Он не говорил, подобно работникам Тракторостроя, о фантастических городах и о том, что через шесть месяцев у нас будет коммунизм…
Орджоникидзе говорил о трудностях, он не хотел ничего от нас скрывать. Настроение после его речи поднялось. Ребята почувствовали, что нужно относиться к жизни трезво".
Николай Федоровский,профессор:
"Серго, как никто, умел ободрить несправедливо обиженного. Помню мой первый разговор с ним. Производилась ревизия строительства нашего института. Ревизоры… нашли, что у нас допущено много излишеств… Я не соглашался с ними и доказывал, что мы строим крупное научное учреждение и должны строить его надолго, не делать его похожим на сарай.
Ревизоры все-таки настояли, чтобы мне был вынесен выговор. Этот выговор был опубликован. В тот же день слышу телефонный звонок:
— Сейчас с вами будет говорить товарищ Орджоникидзе.
Несколько секунд спустя:
— Это товарищ Федоровский?
— Да.
— Извините, что так поздно беспокою (было за полночь). Я ознакомился с обстоятельствами вынесения вам выговора. Нахожу, что это сделано неправильно. Я должен извиниться за преждевременное его опубликование и прошу вас по этому поводу завтра зайти ко мне".
–
Иван Губкин, академик:
"С двумя моими товарищами случилась по службе неприятность. Мне нужно было их поддержать. Я был сильно болен, но тем не менее поехал в главк. Там вдруг раздается звонок по телефону.
— Губкин, это вы?
— Да, я, товарищ Серго.
— Как вы смели больной выехать на службу?
Я сейчас приму меры, чтобы вас водворили домой.
— Товарищ Серго, прежде чем это сделать, разрешите мне на пять минут заехать к вам.
— Приезжайте и проходите без очереди.
Через полчаса судьба моих товарищей была устроена, и я с чистым сердцем вернулся домой",
Николай Куйбышев:
"В последние годы по роду своей деятельности мне приходится постоянно выступать в роли критика того или иного участка работы промышленности. Частые мои выступления на заседаниях правительства или письменные доклады вносили остроту в обсуждаемые вопросы и вызывали со стороны Серго крепкие возражения. Ко всякому вопросу Серго относится с исключительным вниманием, все принимает близко к сердцу.