Ореховый лес
Шрифт:
Чистя зубы, я старалась не смотреть в глаза своему отражению. Потом забралась в постель с томиком «Слепого убийцы», потому что, если у вас под рукой нет книги, которую вы хотите, всегда можно взамен захотеть книгу, которая у вас есть. Но на тексте сосредоточиться не удавалось, и в конце концов я сдалась и переключилась на перо, расческу и кость из кармана моего рабочего фартука. Некоторое время я просто подержала их на ладони, а потом убрала в бархатный мешочек, где раньше лежали фишки для «Эрудита», и положила все это в школьный рюкзачок.
Я лежала на спине и думала, что наверняка не смогу
– Почему именно он?
Она сжалась, как будто готовилась принять удар. Я не била маму со своих десяти лет, но при виде этой готовности невольно зажала руки между коленями. Я ждала, что она уйдет от ответа, предложит поговорить потом, при свете, но она неожиданно ответила.
Она повернулась ко мне, глаза ее блестели знакомым блеском.
– Я думала, что влюблена в него, – прошептала она. – Клянусь, это правда.
– А сейчас?
Элла перекатилась на спину, сцепила тонкие пальцы поверх одеяла.
– Сейчас здесь достаточно хорошо, чтобы остаться и отдохнуть. Разве нет? Иногда так важно просто отдохнуть.
Крик, поднимавшийся во мне – обо всем, что случилось, о мужчине в кафе, о его книге, пере, расческе и кости, – умер, как будто внутри повернули регулятор громкости. Потому что Элла это заслужила, верно? Заслужила покой и отдых в городе настолько большом и ярком, что его фонари разгоняли злую судьбу, как разгоняли темноту.
Все не сказанное царапало мое горло, но постепенно утихло. Я решила дать ей еще один день. Еще один день отдыха и тишины, прежде чем оповестить ее, что старое проклятье снова нашло нас в новой форме, которую я еще не до конца поняла.
Мы молча лежали в темноте и заснули одновременно.
4
На поверхность из глубины сна меня вытащило острое желание выпить кофе. Когда я открыла глаза, Эллы рядом уже не было.
Главная причина просыпаться раньше всех в доме Гарольда – это шанс попасть на кухню первой. Я все еще чувствовала себя здесь гостьей, так что предпочитала заниматься своими делами, когда никто не видел. Через несколько минут после того, как я налила себе кофе и добавила в чашку молоко и мед, в кухню вошел Гарольд – в костюме-тройке, застегнутом до последней пуговки, как будто он компенсировал то, что вчера я видела его расхристанным. Он демонстративно взял молоко со стола и поставил его обратно в холодильник.
– Я еще не закончила, – возразила я, откинувшись на спинку стула и заливая пульсацию гнева глотком горячего кофе.
Отчим косо поглядел на меня.
– Кофе затормаживает рост, – сообщил он наконец. – Ты что, хочешь
Я со стуком поставила чашку, но Гарольд уже вышел из кухни. Я подавила желание швырнуть чашку ему в спину, вместо этого допила кофе одним обжигающим глотком. Мне нужно было подзаправиться. Во сне я видела того рыжеволосого человека – его лицо смотрело сквозь запотевшее стекло окна, его голос нашептывал сказку в трубку телефона-автомата. Сны мешались с тем, что случилось в «Соленой собаке», и все это переставало быть реальным. Все, кроме пера, расчески и кости, вполне материальных, лежавших на дне моего рюкзачка.
Заслышав пронзительный голос Одри, предупреждавший меня о ее приближении, я схватила батончик мюсли из собственного тайника в буфете Гарольда и выскользнула из кухни. Свою дозу сестрицы я и так получу по дороге в школу – тем более что я не знала, с каким из вариантов Одри мне предстоит иметь дело сегодня. Может, она будет меня полностью игнорировать, может, будет не затыкаясь рассказывать о какой-нибудь своей подруге, нарушившей такой и сякой пункт неписаного кодекса девушек. А может, решит отыграться на мне за вчерашнее – я ведь без ее согласия оборвала нашу ритуальную извращенную игру.
Я заранее ждала на подъездной дорожке – неистребимая привычка курильщика. Одри вышла из дома в 8:35, и мы вместе уселись в черный лимузин Гарольда.
– Папа сегодня взял выходной на работе, – сказала она своему телефону, прокручивая на нем сообщение длиной с библейскую главу. – И ты отлично знаешь, что это значит.
– Правда знаю?
– Это значит, – пояснила Одри, понизив голос до шепота, – что надвигается неизбежное. Р-А-З-В-О-Д.
Я откинула голову на кожаный подголовник сиденья, пахнувший недавно убитой дичью, и приготовилась ощутить торжество. Но никакое торжество не ощущалось. Наоборот, одолело извращенное желание поспорить.
– Но они только что поженились. Какое отношение к разводу имеет выходной? Они что, прямо сегодня будут разводиться?
Одри трагически вздохнула, как будто разговаривать со мной было непосильным бременем.
– Сегодня он позвонит брачному консультанту, причем обязательно женщине. Он всегда так делает, чтобы потом сказать себе самому, что пытался все спасти. Если история и правда повторяется, через шесть месяцев – начиная с сегодняшнего дня – он бросит твою мать ради консультантши. Впрочем, неважно, ради кого. Либо Элла первая взбрыкнет, либо он непременно свяжется с кем-нибудь еще, просто потому что он так устроен. Он предсказуем, как долбаный учебник. Так что не надо делать вид, что ты не понимаешь, о чем я.
Закончив эту речь и все еще тяжело дыша, она уставилась в свой телефон с таким видом, будто хотела его убить.
Я помолчала, потом протянула ей руку мизинцем вперед.
– Не бойся, Одри. Мы-то с тобой всегда останемся сестрами. Клянусь мизинцем.
Она фыркнула.
– О да, конечно, мы постоянно будем видеться. Я зайду в гости в твое новое жилище и притащу оттуда клопов.
– По-твоему, в коробках от холодильников живут клопы?
– Остро.
Тут ее телефон подал сигнал, и она снова погрузилась в обмен сообщениями. А я – в легкую тошноту, сопровождавшую мысли о разводе.