Орёлъ i соколъ
Шрифт:
– Эффект усиления происходит за счет последовательной раскачки каждой иридиево-рубиновой пары другою иридиево-рубиновой парой и так далее, – объяснял профессор Воленштайн, – такая цепочка схожа с цепью гальванических элементов, которые если соединить последовательно, то они будут приращивать напряжение, а если их соединять параллельно, то они будут приращивать ёмкость и мощность соответственно.
– А если соединять комбинированно? – спросил Ольгис, взглядом упершись в партийный значок на галстуке профессора.
– Совершенно верно, – кивнул профессор, – мы именно и собираемся применить в нашем пси-усилителе
– Заменяют сотни и тысячи молящихся и поющих мантры монахов, – перебил профессора Олег.
– Правильно, – одобрительно кивнул профессор, – это именно то, чего не хватило нашим товарищам в сорок четвертом и сорок пятом годах, когда в Вевельсбурге тибетские монахи по программе ананербе почти уже дали все необходимые сведения и по атомной бомбе и по двигателю для летающих дисков.
– Мы еще все изменим, дружище, – сказал Ольгис, похлопав профессора по плечу.
Знаком руки отпустив Воленштайна, Поль пригласил Ольгиса проследовать в офис главного руководства центра.
До совещания, на котором должен был выступить с докладом Ольгис Гимпель, еще оставалось пятнадцать минут.
Можно было успеть выпить по чашечке кофе и выкурить по сигарете.
– Курите английские? – поинтересовался Поль, предлагая Ольгису сигарету "Бенсон и Хэйджес".
– Нет, спасибо, дружище, – улыбнулся Ольгис, доставая свои, – думаю, здесь остроумно и актуально курить сигареты "Антарктида" ленинградской фабрики Клары Цеткин.
– Откуда у вас эти раритеты? – поинтересовался Поль, с любопытством разглядывая мягкую белую пачку.
– Оттуда, из прыжка в семидесятые, – просто пожав плечами ответил Ольгис. ….
Фанфары отгремели.
Эсэсовцы лейбштандарта в черных парадных мундирах и стальных шлемах внесли знамена.
Все присутствующие, стоя запели гимн эсэс "Ди фанне хох":
Выше знамена, маршируют отряды эсэс..
Потом, председательствующий – обергруппенфюрер Шниттке произнес речь.
Обычную партийную речь, изобилующую общими фразами о врагах, о жидомасонах, об американской либеральной жидоплутократии и о скором грядущем крахе и того и другого.
– Вы выступаете четвертым, после гауляйтера Новой Швабии Альфреда Розенкранца, – наклонившись к Гимпелю, прошептал Поль.
Ольгис не волновался.
Он любил публичные выступления и почти никогда не готовил тезисов.
Когда знаешь о чем говорить, надо только начать, а потом никакая сила тебя уже не собьет со смысла.
– Камарады! – обратился к присутствующим председательствующий, – слово предоставляется группенфюреру Ольгису Гимпелю, куратору научных разработок и разведки в ситуационно- временных пластах.
Ольгис взошел на трибуну, слегка наклонил микрофон, чтобы был поближе, и обведя зал долгим взглядом, начал свой спич.
Он говорил о том, что рано еще праздновать победу.
Человечество вступило в последний, решающий этап схватки, схватки за информацию.
Американцы – эти извечные соперники Германии, снова, как и сорок пятом, идут с нашими учеными почти вровень, почти колесо в колесо. И выиграет тот, у кого в последний момент будут крепче нервы и у кого в последний момент будет
– Нам важно то, – сказал Ольгис в заключение своей речи, – что мы в отличие от американцев, единолично взяли под контроль именно южный полюс, тогда как северный полюс американцам приходится делить с русскими.
То, что для полного господства, необходимо контролировать оба полюса, и иметь два ключа, Ольгис в своей речи не сказал.
А надо иметь два полюса и два ключа времени. …
Голден АКАПУЛЬКО
1.
– Прощупывание ближнего космоса по полюсам, поиск червячного входа в полое пространство, представляете, именно так он и назвал свою статью, разве это не шпионаж? – возмущался Редрик Паттерсон.
Впрочем, на помощника директора ФБР Генри Брауна это показное и довольно таки плохо сыгранное возмущение, за которое даже на третьесортной съемочной площадке Голливуда и пяти центов бы не дали, впечатления никакого не производило.
За показным возмущением чиновника НАСА, ответственного за сохранение государственной тайны скрывалась либо собственная неуверенность, либо какое-то опасение быть в чем-то заподозренным.
За годы службы в армейской разведке, а потом и в ФБР, Генри Браун нагляделся на тысячу таких вот плохих актеров, как этот Редрик Паттерсон, разыгрывающих либо сочувствие к жертве, либо возмущение жестокостью преступника, либо растерянность перед дерзким вызовом общественности. А потом, в ходе следствия выходило, что за всеми этими разыгранными чувствами скрывалось либо соучастие, либо прямое участие в преступлении, либо на самый легкий конец – халатность, по которой это преступление было совершено.
– Мы только прощупываем и сканируем ближний к полюсу космос, – суетливо сыпал объяснениями Патерсони, – строительство таких огромных и дорогостоящих станций наблюдения не может производиться скрытно от общественности, и нам пришлось давать официальную версию назначения этих станций, по которым их целью было якобы радио-прощупывание дальнего космоса с целью обнаружения новых объектов, вроде радио-галактик и черных дыр.
Объясняя, Паттерсон заискивающе заглядывал Брауну в глаза.
– Ну, – поощряющее кивнул Браун, – давайте дальше..
– Так вот, – от волнения сглотнув слюну, продолжил Паттерсон, – давая официальную версию мы даже подстраховались, сочинив и якобы настоящую, якобы подлинную версию назначения станций, де они призваны наблюдать за возможными стартами русских и северокорейских ракет.
– Ну, – нетерпеливо буркнул Браун, слегка раздражаясь манерой Паттерсона останавливаться в значимых местах своей речи и заискивающе заглядывать в глаза.
– Так вот, этот негодяй, этот Вэл Гилмор берёт и публикует в открытой прессе этот свой доклад, де станции предназначены для фиксирования вылетов летающих дисков из вод Северного Ледовитого океана, ни больше-ни меньше.