Орел нападает
Шрифт:
Меньше чем через час фортификации возле главных ворот практически превратились в руины. Веспасиан подал знак старшему трибуну.
— Посылай Первую, Плиний.
Трибун повернулся к трубачу и велел играть наступление. Тот поднес мундштук к губам и выдул серию резких, коротких звуков. Как только сигналы отразились эхом от насыпей, центурионы прокричали приказ, и когорта двумя широкими колоннами двинулась к первому валу. Солнце висело еще совсем низко, косые лучи, отражаясь от назатыльников наступавших солдат, множеством бликов слепили глаза другим пехотинцам, наблюдавшим за продвижением своих товарищей со стен римского лагеря, под которыми стоял в полном осадном вооружении сильный
Как только вступившая на первый наклонный пандус когорта добралась до поворота и начала новый подъем, самые смелые из дуротригов, выскакивая из-за остатков разрушенного палисада, принялись метать стрелы и камни прямо в плотную массу наступавших легионеров. Римляне понесли первые, неизбежные потери. Раненые, а таких было достаточно, упав, старались ползком убраться с тропы и, прикрываясь большими щитами, ждали, когда их отнесут на пункты оказания помощи, но имелись среди них такие, кому помочь уже ничто не могло.
Тяжелые стальные дротики, со свистом пролетая над головами легионеров, продолжали бить по оборонительным сооружениям над воротами. Частокол там перемололо в труху, и теперь мало кто из варваров дерзал высунуть из-за насыпи нос. Однако становилось очевидным, что очень скоро этот гибельный шквал будет представлять опасность и для самих наступающих. И все же Веспасиан тянул с приказом прекратить обстрел, хорошо понимая, что, как только боевые машины выйдут из игры, бритты хлынут на изрытую стрелами насыпь и обрушат на легионеров град заготовленных ранее боеприпасов.
Когорта меж тем подошла к новому повороту, обогнула его и продолжила свой подъем. Дротики уже падали локтях в двадцати перед головной частью колонны, и окружавшие легата офицеры насторожились.
— Ну, еще чуть-чуть! — бормотал Веспасиан. — Чуть-чуть!
Со стороны артиллерийских платформ послышался треск, и легат, резко обернувшись, увидел, что опора одной из катапульт, не выдержав напряжения, переломилась. Все наблюдавшие за стрельбой командиры охнули. Тяжелый дротик, выпущенный из неисправной машины, ударил в гущу наступавших легионеров, прошив насквозь сразу несколько человек. Бойцы, шагавшие рядом, дрогнули, но лишь на миг. Разъяренный центурион бросился к ним, размахивая жезлом, и продвижение возобновилось.
— Не стрелять! — крикнул Веспасиан обескураженным артиллеристам. — Не стрелять!
Последние дротики, к счастью никого не задев, просвистели над головами легионеров, и воцарилась зловещая тишина. Защитники крепости не сразу поняли, что обстрел закончен. Затем с диким боевым кличем варвары выскочили на валы у ворот и, копошась среди груд обломков, принялись осыпать захватчиков стрелами и камнями.
Командир штурмового подразделения, самый старший и опытный центурион легиона, отдал приказ сформировать «черепаху». Спустя пару мгновений вся наступающая когорта как с боков, так и сверху надежно прикрылась панцирем из плотно сомкнутых солдатских щитов. Разумеется, это сразу замедлило ее продвижение, зато теперь люди были защищены от снарядов, большая часть которых молотила по бронзе, не нанося никакого урона. В ставке Веспасиана, внизу, тоже слышали этот глухой несмолкаемый стук.
Миновав еще один поворот, штурмовая когорта волей-неволей попала в мешок между нависшим над ней оборонительным бастионом и тяжелыми створками наглухо запертых
Однако старший центурион прекрасно знал свое дело. Прозвучал спокойный, четкий приказ:
— Первой центурии рассыпаться для атаки!
Хорошо обученные солдаты, как один, развернулись и устремились по насыпи к бастиону. Дуротриги, далеко еще не истощившие запас стрел и камней, встретили их жестким обстрелом. То, что они находились наверху, давало им несомненное преимущество. Многие римские воины замертво падали с круч и катились назад, но врагов было слишком мало, чтобы долго держать оборону, и в скором времени все они полегли под безжалостными мечами легионеров.
Как только бастион был очищен, на него тут же взбежали стрелки. Из своих составных луков они принялись забрасывать стрелами защитников главных ворот, ныряя время от времени за щиты захвативших укрепление пехотинцев. Лучникам и пращникам дуротригов пришлось вступить с ними в перестрелку, что неминуемо отвлекло часть внимания варваров от «черепахи», под защитой которой тяжелый таран начал свою размеренную работу по сокрушению крепостных прочных ворот.
Едва первый глухой удар достиг слуха Веспасиана, он тут же вспомнил о молодом оптионе и горстке других храбрецов, вознамерившихся пробраться в крепость. Для них грохот тарана должен был послужить сигналом к началу задуманной операции.
На нижнем конце сточной, выведенной за крепостные пределы канавы внезапно пришла в движение куча отбросов. Окажись там поблизости часовой, он бы, возможно, не поверил глазам, увидав, как из зловонного месива словно бы сами собой появляются воины, судя по всему кельты, и бесшумно, как призраки, пропадают из виду. Канава уходила под частокол, и ее верхняя, прикрытая досками часть с широкой дырой для слива всяческой дряни находилась уже за палисадом.
Еще ночью, когда механики только-только взялись за установку орудий, маленький отряд, составленный из отборных воинов бывшей Шестой центурии Четвертой когорты во главе с оптионом Катоном и громадным икеном, скрытно обогнул крепость.
Обнаженные, с разрисованными синими кельтскими спиралями торсами, смельчаки были вооружены длинными кавалерийскими палашами, которые на первый взгляд могли сойти за мечи дикарей. Празутаг провел всю команду через валы и через рвы с хитро вбитыми кольями к нагромождению нечистот и падали. Там с молчаливым отвращением римляне затаились и замерли в ожидании утреннего удара тарана.
Когда вдали тяжко грохнуло, Катон мигом отпихнул в сторону гнилую оленью тушу и на четвереньках пополз вверх по склону. Празутаг, своей прирожденной ловкостью напоминавший ему огромную обезьяну из тех, что порой участвуют в цирковых представлениях, последовал его примеру, как и все остальные атлетически сложенные молодцы, которых, впрочем, отбирали в отряд не только за грубую силу. При равных данных Катон отдавал предпочтение галльским парням. Тем было легче сойти за бриттов.
К тому времени, когда все они поднырнули под частокол, грохот тарана обрел ритм и погребальную мрачность. Низкие, далеко летящие звуки напоминали глухие рыдания. Катон поежился, потом указал на дыру, и Празутаг привычно подставил ему свой мощный корпус. Молодой оптион, используя эту живую опору, осторожно выглянул из отверстия и, на сей раз при дневном свете, пристально обозрел обширное укрепление.