Орел приземлился
Шрифт:
– Я просто хочу знать, что это за затея.
– Может, и узнаете когда-нибудь, это от Радла зависит, но в настоящий момент мы здесь, потому что мы здесь.
– А Престон? – спросил Герике. – Какие у него причины? Просто интересно, что может заставить человека сделать то, что сделал он.
– Разные вещи, – сказал Штайнер. – Что касается его самого, то он получил красивую форму, офицерское звание. Впервые в жизни он что-то собой представляет, а это очень важно, если ты был никем. А что касается всего остального, ну, он здесь по прямому приказанию
– А вы? – спросил Герике. – Ради славы третьего рейха? Жизнь за фюрера?
Штайнер улыбнулся:
– Один бог знает. Война – вещь случайная. Ведь если бы американцем был мой отец, а немкой мать, то я был бы по ту сторону. А что касается парашютных войск... я вступил в них, потому что в тот момент это казалось хорошим делом. Конечно, через некоторое время все надоедает.
– А я занимаюсь этим, потому что лучше буду летать на чем угодно, чем не летать, – сказал Герике. – И думаю, так же считают большинство английских пилотов по ту сторону Северного моря. Но вы... – он покачал головой. – Я просто не понимаю. Это что, для вас игра и ничего другого?
Штайнер устало сказал:
– Раньше я знал, а теперь не уверен. Мой отец был солдатом старой школы. Прусская косточка Конечно, голубая кровь и железо, но еще и честь.
– А это задание, которое вам дали, – сказал Герике, – ну это английское дело, каким бы оно ни было. У вас нет сомнений?
– Абсолютно. Совершенно нормальное военное предприятие поверьте мне. Сам Черчилль не нашел бы в нем изъяна, по крайней мере принципиально. – Герике попытался улыбнуться но это ему не удалось, и Штайнер положил руку ему на плечо! – Я знаю, бывают дни, когда сам бы плакал по всем нам. – Он повернулся и ушел в дождь.
В кабинете рейхсфюрера Радл стоял перед его столом и ждал, когда Гиммлер прочитает отчет.
– Отлично, господин полковник, – сказал он наконец, – действительно, просто отлично. – Гиммлер положил отчет. – Похоже, что все идет более чем удовлетворительно. От ирландца вести есть?
– Нет, только от миссис Грей, как договорились. У Девлина прекрасный радиотелефон. Мы его взяли из запасов, сброшенных английским штабом специальных операций, он позволит ему держать связь с торпедным катером, когда тот подойдет. В отношении связи он ответствен только за эту часть операции.
– Адмирал ничего не подозревает? До него не дошли намеки на то, что происходит? Вы уверены?
– Абсолютно, господин рейхсфюрер. Мои поездки во Францию и Голландию я совмещаю с заданиями абвера в Париже, Антверпене и Роттердаме. Как известно рейхсфюреру, адмирал всегда предоставляет мне широкую свободу действий в рамках моих обязанностей как начальника отдела.
– А когда вы едете в Ландсвоорт снова?
– В конце следующей недели. Так счастливо сложилось, что адмирал едет в Италию первого или второго ноября. Это значит, что я могу позволить себе находиться в Ландсвоорте в последние критические дни, и конечно же в период самой операции.
– Никакой случайности
– Итак, дело идет, Радл. Через две недели все будет кончено. Держите меня в курсе.
Он склонился над бумагами. Радл облизал сухие губы и не мог сказать:
– Господин рейхсфюрер...
Гиммлер тяжело вздохнул:
– Я действительно очень занят, Радл. Что еще?
– Генерал Штайнер, господин рейхсфюрер, он... здоров?
– Конечно, – спокойно ответил Гиммлер. – А почему вы спрашиваете?
– Полковник Штайнер, – начал объяснять Радл, и в животе у него все как бы перевернулось, – очень беспокоится...
– Нет нужды беспокоиться, – торжественно заверил Гиммлер, – я же дал вам свои личные гарантии, не так ли?
– Так точно, – сказал Радл, пятясь к двери. – Благодарю вас еще раз, – он повернулся и вышел как можно быстрее.
Гиммлер раздраженно покачал головой и занялся работой.
Когда Девлин вошел в церковь, месса уже почти кончилась. Он проскользнул направо от прохода и сел на скамейку. Молли стояла на коленях возле матери, одетая в точности так же, как и в предыдущее воскресенье. На платье не было заметно следов грубого обращения с ним Артура Сеймура. Артур тоже был в церкви, на своем обычном месте, и сразу увидел Девлина. Не выказывая никаких эмоций, встал и проскользнул в тени прохода на улицу.
Девлин ждал, наблюдая, как Молли молится: как будто сама невинность преклонила колени при свете свечей. Через некоторое время она открыла глаза и очень медленно повернулась, физически почувствовав его присутствие. Глаза ее расширились, она посмотрела на него долгим взглядом и отвернулась.
Незадолго до конца службы Девлин вышел из церкви. Он был уже у своего мотоцикла, когда в дверях появился первый прихожанин. Шел мелкий дождик. Девлин поднял воротник плаща, сел на мотоцикл и стал ждать. Мимо по дорожке прошли Молли с матерью, сделав вид, что не видят его. Они сели в двуколку, мать взяла вожжи, и они уехали.
– А, ладно, – сказал про себя Девлин, – кто ее осудит?
Он завел мотор и услышал свое имя. Джоанна Грей, подойдя к нему, тихо сказала:
– Сегодня днем у меня два часа сидел Филипп Верекер. Он хотел жаловаться на вас сэру Генри.
– И я его не виню.
Она спросила:
– Вы можете когда-нибудь сохранить серьезность больше двух минут подряд?
– Слишком надо напрягаться, – ответил он. Приближение семейства Уиллафби помешало им продолжить разговор.
Сэр Генри был в форме:
– Ну, Девлин, как дела?
– Прекрасно, сэр, – Девлин усилил ирландский акцент. – Не могу достаточно поблагодарить вас за эту прекрасную возможность творить добро.
Он увидел, как Джоанна Грей отпрянула назад, сжав губы, но сэру Генри его слова понравились: