Орёл в стае не летает
Шрифт:
Аристотель перевёл дух и, обнаружив свою чашу пустой, налил до краёв. Принюхался, нервно шевеля тонкими ноздрями.
– Слуга знал, какое вино я особо ценю. Оно из Фасоса, необычайно приятное на вкус. Мне рассказали секрет, как его делают. Кладут в кувшин с вином пшеничное тесто, замешанное на меду. От такой приправы вино приобретает особый аромат и умеренную сладость.
Аристотель отхлебнул, едва касаясь губами края чаши, зачмокал от удовольствия. Допив до конца, откусил дольку чеснока и начал жевать, думая о своём. Феофраст знал, что его собеседник ещё не всё сказал, терпеливо ожидал, налегая на куропатку,
Аристотель:
– Ещё есть люди, схожие повадками с беспечными стрекозами или трусливыми зайцами. Люди-свиньи блаженствуют в грязи, а другие, как подсадные утки, предают собственных друзей, другие похожи на грифов или воронов, кормящихся падалью… А как схожи воины-наёмники на мотыльков, которые бездумно летят на пламя светильника, не ведая, что скоро им предстоит мучиться в предсмертных судорогах!
Аристотель потянулся к яблоку и стал с хрустом вгрызаться в сочную мякоть, словно это был для него поиск истины. Феофраст – он сидел ближе к выходу – что-то заметил на горизонте, где смыкалось море с небом.
– Будет ветер, – неожиданно произнёс он.
Аристотель оторвался от своего занятия:
– Почему ты так решил? Не вижу причин – море спокойное, небо чистое.
– Чайки высоко – верный признак. К тому же, когда мы пришли сюда, небо выглядело чистым, ясным. А недавно появилось пятнышко на небе, сейчас оно больше. Неужели не видишь, Аристо?
Аристотель хмыкнул.
– Тебя пугает вон та маленькая тучка? – Он показал вдаль.
– Скоро эта самая тучка станет большой. Ветер усилится и пригонит сюда уже тучу с дождём, которая прекратит наш симпосий.
Аристотель, напрягая длинную шею, выглянул наружу.
– Следуя твоим словам, мой друг, это малое может закрыть большое – небо? – Он сморщил лоб, добавив несколько морщин и слегка искажая произношение некоторых слов (Аристотель картавил с рождения), произнёс со значением:
– Что ж, могу с тобой согласиться. – Он повернулся к Феофрасту. – Ты заметил, что наша тучка движется с севера? – Не дожидаясь ответа, продолжил: – Я угадываю истинную цель её передвижения по небу – это захват всего пространства. Тебе не кажется, Феофраст, что именно так Македония ведёт себя по отношению к Греции?
Довольный собой Аристотель посмотрел на собеседника, ожидая реакции на неординарный философский приём. Феофраст неожиданно возмутился:
– Аристо, как можешь ты спокойно рассуждать о таких серьёзных вещах, как устремления Филиппа, царя этих варваров? Он случайный человек на македонском престоле. А если Македония надумает ссориться с Афинами, Филиппу не поздоровится. Никому ещё не удавалось одолеть союз греческих городов.
– Успокойся, друг. – Лицо Аристотеля посерьёзнело, голос обрёл жесткость. – Я так не думаю. Послушай. Филипп захватил и разрушил мой родной город Стагиры. Теперь его обживают македонские переселенцы. Но есть причины, по которым в моём сердце не зреет ненависть к Филиппу, и даже я восхищаюсь им. – Аристотель перехватил удивленный взгляд друга. – Да, восхищаюсь не им, а его достоинствами.
При этих словах припухшие от природы глаза Феофраста расширились – он не мог понять. Аристотель пояснил:
– Я посоветовал бы нашим заносчивым грекам уважать этого дикого, как часто о нём говорят, македонского царя. Последние его успехи во Фракии
Феофраст, не имея аргументов, не стал возражать, но плечами пожал, на всякий случай…
День клонился к завершению. Трапеза шла своим чередом; большая часть принесённых яств и вина была употреблена с удовольствием и пользой для желудков, без помех для разговоров. Уединение философов нарушил молодой раб, крепыш с курчавой шевелюрой. Капли пота на улыбчивом лице выразительно показывали, что он спешил с важной вестью.
– Хозяин! – обратился он к Феофрасту. – Пришёл человек, говорит, что он из Македонии, хочет видеть Аристотеля из Стагиры!
– О, боги, – воскликнул Феофраст, глядя на сотрапезника, – не успел ты упомянуть македонян, как они уже в Митилене!
Аристотель выразил удивление, передёрнув плечами:
– Кто из моих знакомых македонян может знать, что я на Лесбосе?
Он встал и засобирался, делано причитая:
– Не представляю, кому я понадобился? Нет! Ничего не придумаю. Остаётся одно – поспешать, чтобы увидеть человека, прервавшего нашу приятную беседу.
Письмо
На подходе к дому Феофраста, где год назад поселился Аристотель с женой Пифиадой и маленькой дочерью, друзья увидели человека в традиционном македонском одеянии. На нём была туникообразная рубаха с вышитой каймой, широкие штаны с поясом из ткани зелёного цвета и крепиды – низкие сапоги из сыромятной кожи с загнутыми носами. Он сидел за столом на открытой веранде и, пользуясь гостеприимством Пифиады, угощался фруктами с большого деревянного блюда. Аристотель не увидел в нём своего знакомого. Услышав шаги, македонянин повернул голову в их сторону, поднялся и замер в ожидании. Когда Аристотель и Феофраст взошли на веранду, он произнёс, всем видом и голосом подчёркивая глубокое уважение:
– Я вижу перед собой знаменитого ученика Платона? – Он смотрел на Аристотеля.
Аристотель вежливо кивнул головой.
– Если хотите, это я. Сознаюсь, удивлён, что меня кто-то обнаружил на этом благословенном острове, притом что даже близким я не давал знать о последнем своём местопребывании. Тем более кому-либо в Македонии.
Говоря это, философ старался придать голосу шутливые интонации:
– Так что, раскрывайтесь, не знакомый мне человек, расскажите, что привело вас ко мне и заодно как угораздило отыскать меня столь далеко от Македонии? – Философ улыбнулся. – Видите, сколько сразу вопросов я задал. Не обижайтесь, на это есть причины: я пухну от голода на добрых гостей и, вернее, на хорошие новости из Греции. Но, извините, не ожидаю получить их из Македонии.