Орест Кипренский
Шрифт:
Большинство исследователей склоняется к предположению, что Кипренский был незаконным сыном Алексея Степановича Дьяконова. Как бы то ни было, вряд ли можно раскрыть «тайну» происхождения художника, для этого у биографов недостаточно документальных данных. Например, почему мальчику дали не фамилию Швальбе, а явно сочиненную - Кипренский, затем превратившуюся в Кипренский. Какие житейские обстоятельства скрываются за всей этой историей, вряд ли когда-нибудь прояснится.
Путь будущего выдающегося портретиста, живописца и рисовальщика начинается с того момента, когда маленького Ореста отвезли в Петербург и поместили в Академию художеств, в ее Воспитательное училище. В 1797 году Кипренский был переведен из училища в высшие классы Академии. Его, как весьма способного, зачислили в класс исторической живописи. В академической иерархии именно этот род живописи занимал высшую ступень. Помимо прочего, специализация в области исторической живописи открывала более надежный способ успешного продвижения по ступеням академической карьеры. А потому уже сейчас, предваряя дальнейшее, можно заметить, что предпочтение ей стези свободного художника-портретиста, как это произошло у Кипренского, - случай чрезвычайно
Стоящий натурщик (на фоне красной драпировки). 1802
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Дмитрий Донской на Куликовом поле. 1805
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
В 1803 году Кипренский был оставлен при Академии в качестве пенсионера. Сегодня мы назвали бы это аспирантурой. Через два года он участвовал в конкурсе на большую золотую медаль, выполнив программу «Дмитрий Донской по одержании победы над Мамаем». В картине Дмитрий Донской на Куликовом поле изображен момент, когда изнемогающему от ран князю Дмитрию приносят весть о победе. Кипренский получил большую золотую медаль и был назначен к отправлению за границу. Но в Европе шла война, и в январе 1807 года Академия приняла решение об отмене заграничной поездки «по нынешним обстоятельствам Европы», как сказано в определении Совета, и замене ее трехлетним пребыванием при Академии.
Этот период, то есть время пенсионерства с 1803 до отъезда в Москву в 1809 году, можно считать временем становления художника. Действительно, Кипренский добился высшей награды Академии, изучал классическую живопись в Эрмитаже. В эти же годы он сформировался и стал известным как портретист.
Портрет Александра Александровича Челищева. 1808 - начало 1809
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Юпитер и Меркурий, посещающие в виде странников Филемона и Бавкиду. 1802
Государственный художественный музей Латвии, Рига
Шедевром в ряду ранних портретов 1808-1809 годов является Портрет Александра Челищева. В августе 1812 года четырнадцатилетний Челищев был выпущен в чине прапорщика из Пажеского корпуса в действующую армию и принял боевое крещение в знаменитом и жестоком сражении под Малоярославцем, когда город восемь раз переходил из рук в руки.
Так же, как в портрете Швальбе, здесь использована деревянная доска без грунта. Но еще смелее контраст света и тени: ярко выделено светом лицо, а в глубокой тени почти не прочитывается контур головы и плеч. На обыгрывании контрастов строится все изображение - белый, красный и синий образуют звучный аккорд, темные глаза на ярком лице, и, наконец, самый главный контраст - любовно переданные черты совершенно детского лица и «взрослого», умного и серьезного выражения. Само лицо спокойно, но живопись в буквальном смысле живописует ситуацию внезапного озарения. Тему портрета можно было бы определить как пробуждение в человеческом существе самосознающей личности. Собственно, внутренний мир - это универсальная для Кипренского тема, но в детском портрете она приобретает статус центральной творческой проблемы - ведь открытие внутреннего мира есть основное событие детства на пороге встречи с юностью. Мы отчетливо ощущаем, что человек в портрете находится наедине со своими мыслями и чувствами, то есть здесь изображено мгновение, которое относится к минутам потаенным, принципиально не имеющим зрителя, это предельное воплощение интимности в портретном искусстве. Отношение модель - зритель у Кипренского таково, что оно устанавливает атмосферу доверия и дружеского участия. Это и было главным художественным открытием Кипренского. Это была его человеческая и художественная норма. Степенью близости или удаленности от этой нормы измерялось впоследствии как собственное самочувствие художника перед моделями, так и самочувствие моделей, предстоящих взору художника.
Исследователями обращалось внимание на обстоятельство если не странное, то по крайней мере неординарное для выпускника и стипендиата исторического класса. А именно: «К исторической картине за все время пенсионерства он так и не приступил. Кипренский как будто не хочет продвижения по академической лестнице, не ищет званий и отличий. Его не прельщает академическая карьера и связанные с нею обязанности... Кипренский не может жить в оковах должности. Он намеренно или инстинктивно избегает всего, что грозит ему несвободой». Получив высшую награду по своей, так сказать, прямой художественной специализации - исторической живописи, он как будто исчерпал свой интерес к этой области. Получается, что итог его пенсионерских годов - это портрет Челищева, шедевр, за который можно только благодарить Академию.
Портрет графини Екатерины Петровны Ростопчиной. 1809.
Государственная
1809-1812. Москва, Тверь. Успех
Определением Совета Академии от 27 февраля 1809 года Кипренский командировался в Москву. Единственными документальными свидетельствами о его пребывании там являются упоминания о нем в письмах графа Ф.В. Ростопчина. Федор Васильевич Ростопчин (1763-1826) начал свою карьеру при Екатерине, при восшествии на престол Павла I стал одним из влиятельнейших вельмож. Но за месяц до гибели Павла последовала отставка, и Ростопчин поселился в Москве как частное лицо. Совсем еще не старый человек, он вошел в круг тех отставных екатерининских вельмож, которые всем своим существованием воплощали дух своеобразной оппозиционности и независимости. Именно они придавали Москве начала XIX века своеобразную физиономию вельможнобарственного, сибаритского «фрондерства» в сочетании с чудаковатостью. В 1810 году Александр I пожаловал Ростопчина званием обер-камергера своего двора, но тот продолжал жить в Москве. В 1812 году Ростопчин был назначен главнокомандующим Москвы и на этом посту вошел в анналы истории.
Портрет князя Ивана Алексеевича Гагарина. 1811
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Портрет графа Федора Васильевича Ростопчина. 1809
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Портреты Ростопчиных - это подчеркнуто домашние портреты, Ростопчин изображен без орденских знаков. Простота композиционного сочинения граничит с аскетичностью. Художник избегает картинной эффектности ради сосредоточенного созерцания. Парность портретов утверждается традиционным приемом композиционной зеркальности в обращенности друг другу. Но интересно, как тонко дифференцировано художником психологическое состояние изображенных: оба они, как видно, застигнуты в момент, когда в непринужденной беседе возникает пауза, о которой говорится: «тихий ангел пролетел». И именно этой одинаковостью момента обнаруживается индивидуальность, то, как неодинаково переживается ими это событие, как по-разному в каждом из супругов происходит это причащение к одновременно объединяющему и разъединяющему молчанию.
Екатерина Петровна Ростопчина (1775-1859) была под стать своему мужу в своеобычности характера и индивидуальности.
Портрет лейб-гусарского полковника Евграфа Владимировича Давыдова. 1809
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Современники отмечали прекрасное образование Ростопчиной: она знала несколько языков, в том числе латынь и греческий. Не любила светских удовольствий; будучи с шестнадцати лет фрейлиной, она скучала и мало танцевала на придворных балах. В 1794 году вышла замуж за Ростопчина. Для своих детей Екатерина Петровна составила краткую российскую историю и географию, и ее супруг отмечал в одном из писем, что они ясно и хорошо написаны. Но у нее была еще одна забота - религия. В Ростопчиной, воспитанной в вольтерьянский век, при ее серьезности и интересам к духовной сфере религиозное вольнодумство причудливо соединилось с религиозным мистицизмом. Она легко стала добычей иезуитов, тайно перейдя в католическую веру. Разумеется, семейное согласие было нарушено - положение главнокомандующего первопрестольной при жене католичке было не совсем удобным. В старости Ростопчина, устраненная мужем от воспитания сына Андрея, жила затворницей в Москве или подмосковном имении Вороново. Едва ли Кипренский мог знать обо всех этих обстоятельствах, и все же в портрете Ростопчиной художником угадана эта ее склонность к мистической экзальтации.
Портрет Василия Денисовича Давыдова. 1809. Рисунок
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Портрет Алексея Владимировича Давыдова. 1809. Рисунок
Государственный музей А.С. Пушкина, Москва
Портрет лейб-гусарского полковника Евграфа Владимировича Давыдова (1809) - из ряда шедевров мастера. Здесь очевидна новизна портретной концепции Кипренского, отличающая все его работы от произведений живописцев XVIII века. Художник берет любимый и богато разработанный XVIII веком тип так называемого парадного портрета и расставляет свои акценты. Непременный для парадного портрета момент торжественного предстояния преображен в ситуацию одинокого ожидания; поза и очерк фигуры выдают выправку и стать человека, привыкшего ловить восторженные взгляды: он словно покрыт «глянцем обожания», которым пользовалось военное сословие в эпоху наполеоновских войн. В полумрак ночного уединения как бы привнесена атмосфера бала, но герой предается мечтам и прихотливому течению своих мыслей. Как никто, Кипренский умел писать обращенный внутрь взгляд человека, словно прислушивающегося к чему-то внутри себя. Рассматривание этой по-своему элегантной картины позволяет живее, чем исторические комментарии, понять, как в тех людях были поразительно сплавлены военная доблесть, светское изящество и «дум высокое стремленье».