Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)

Зданович Александр Александрович

Летом 1919 г. Ф. Миронов втайне от большевистских комиссаров закончил работу над «Программой Рабоче-крестьянско-казацкой партии». По духу она была близка эсеровской, отрицавшей диктатуру пролетариата. И нет ничего удивительного, что в августе 1919 г. комкор Ф. Миронов поднял восстание против власти. По вердикту трибунала он подлежал расстрелу, однако решением Политбюро ЦК РКП(б), проведенным через постановление ВЦИК, был амнистирован как раскаявшийся и имевший ранее заслуги перед Советской Республикой [601] .

601

Там же. С. 433.

В русле нашего исследования отметим, что одним из обвиняемых вместе с комкором оказался и сотрудник Особого отдела В. Изварин, фактически разделявший идеи Ф. Миронова и не сообщивший о задуманном восстании. В отношении чекиста приговор к расстрелу остался в силе [602] .

С

учетом авантюристического характера Ф. Миронова следует рассматривать и его поведение в начале 1921 г., когда, будучи снятым с должности командующего Второй конной армией, он дал серьезные поводы к вторичному аресту.

602

Там же. С. 435.

В течение семи месяцев Особый отдел ВЧК вел следствие по его делу, в основе которого лежали донесения секретного сотрудника Донской ЧК «Залита» (А. Скобиненко — A. З.) о создании Ф. Мироновым антибольшевистской организации «Авантюристы», лозунгом которой провозглашалось «народовластие», а не диктатура пролетариата [603] .

В заключение по делу командарма уполномоченный 16-го спецотделения ОО ВЧК указывал: «…принимая во внимание, что организация „авантюристов“ с целью свержения коммунистической партии является не первой авантюрой Миронова, полагал бы о применении высшей меры наказания — обвиняемому Миронову» [604] .

603

Там же. С. 599.

604

ЦА ФСБ РФ, архивное уголовное дело № Н-217, т. 7, л. 172.

Мы не опровергаем полностью выводы, сделанные почти через сорок лет Военной коллегией Верховного суда СССР, об отсутствии в действиях Ф. Миронова состава преступления. Однако ознакомление со всеми материалами уголовного дела, хранящегося в архиве ФСБ РФ, отнюдь не создает устойчивого представления о фальсификации следствия, нацеленного на уничтожение одного из крупных кавалерийских начальников. Безусловно, имели место серьезные недостатки в проведении расследования и мера наказания должна быть иной, поскольку не наступили общественно опасные последствия. Но зная, как и под каким политическим прессингом проходил процесс реабилитации в конце 50-х — начале 60-х годов, можно предположить, что пересмотр дела Ф. Миронова явился актом не юридическим, а скорее политическим. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что непосредственно пересматривавший дело Б. Викторов (в то время — заместитель Главного военного прокурора) сам являлся сыном репрессированного адмирала, а следовательно, нельзя исключить его некоторого субъективизма. Более того, как юрист, Б. Викторов опирался на уже разработанную теорию доказывания и существующие уголовное и уголовно-процессуальное законодательства. Ничего этого не имелось в 1921 г., когда в основе следствия и судопроизводства лежало «революционное правосознание», основанное на тогдашней внешней и внутренней политической обстановке. Как абсолютно справедливо констатировали в своей монографии «Политическая юстиция в СССР» академик, один из крупнейших отечественных юристов В. Кудрявцев и его соавтор А. Трусов, «старое законодательство не имело никакого отношения к функционированию революционных трибуналов и ВЧК» [605] . Добавим лишь, что и к уголовному законодательству 1950-х годов и тем более к современному — не имело.

605

Кудрявцев В., Трусов А. Политическая юстиция в СССР. М., 2000. С. 53.

При оценке поведения Ф. Миронова в 1921 г. нельзя сбрасывать со счетов исторические условия того времени. Мы имеем в виду прежде всего полыхавшие по всей стране восстания, включая «антоновщину» и Кронштадтский мятеж Один из бывших подчиненных командарма, кавалер ордена Красного Знамени, член большевистской партии К. Вакулин в конце 1920 г. поднял со своим батальоном восстание против Советской власти и объявил, что действует по поручению Ф. Миронова. Другой его соратник, начальник 15-й Сибирской кавалерийской дивизии А. Голиков, также кавалер первого советского ордена, был смещен с должности по подозрению в поддержке сомнительных намерений своего бывшего командира [606] .

606

Филипп Миронов. Указ. соч. С. 723–724.

В калмыцких степях в 1921 г. появилось «маслаковское движение», названное по имени его главаря Г. Маслакова, бывшего командира бригады конной армии С. Буденного, отважно сражавшегося в Гражданскую войну [607] .

Он расправлялся с «саботажниками дела строительства народоправия», коими он считал коммунистов и комиссаров. Повстанческая деятельность Г. Маслакова проходила под лозунгом «Советы без коммунистов».

В период следствия над Ф. Мироновым части Красной армии вели бои на юге России с Донской

повстанческой армией. Следует отметить, что ее командармом под псевдонимом «Орленок» являлся З. Абрамов, бывший слушатель Красной академии Генерального штаба, а до поступления в нее — командир бригады в 1-й Конной армии.

607

Голинков Д. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 2. М., 1980. С. 90.

После окончания Академии он получил назначение на должность начальника штаба 14-й кавалерийской дивизии. По прибытии на Дон он установил контакт с Г. Маслаковым и приступил к формированию антибольшевистской армии. Он тоже использовал лозунг «Советы без коммунистов» и, вербуя будущих повстанцев, объяснял им, что именно коммунисты завели страну в тупик, задавили трудовое крестьянство [608] .

К деятельности З. Абрамова и его Донской повстанческой армии мы еще вернемся и сделаем некоторые обобщения.

608

Яблочкина И. Указ. соч. С. 239.

Так же, как в случаях с К. Вакулиным и Г. Маслаковым, «под знамена» З. Абрамова встали несколько подразделений возглавляемых им частей Красной армии. Отсюда ясно, что сотрудники особых отделов и других органов ВЧК не смогли своевременно получить необходимую информацию и предотвратить политическое предательство со стороны указанных выше командиров.

Справедливости ради отметим, что организовать осведомительную работу в кавалерийских частях было делом очень непростым. Сошлемся на два достаточно авторитетных свидетельства. Первое из них принадлежит начальнику Особого отдела 1-й Конной армии А. Пищулину. В конце 1920 г. он писал в своем отчете, что командующий С. Буденный и особенно член РВС К. Ворошилов не воспринимали деятельность Особого отдела. «Не терпящий чрезвычайных органов борьбы, — продолжал начальник особотдела, — т. Ворошилов органически не может допустить того, чтобы особый отдел Армии окреп и стал на ноги. Каждый начальник бывает 2–3 месяца, после чего под каким-нибудь предлогом его убирают» [609] .

609

ЦА ФСБ РФ, ф. 1, оп. 5, д. 573, л. 21 об.

А. Пищулин сделал вывод: полупартизаны-полубандиты среди конармейцев будут процветать при отрицательном отношении командования к Особому отделу и при отсутствии должной совместной борьбы с негативными проявлениями в войсках.

Начальник Особого отдела 2-й Конной армии С. Турло, независимо от своего коллеги, также сетовал на «прохладное» отношение командования, в лице Ф. Миронова, к его деятельности. Кроме того, С. Турло в своих кратких воспоминаниях остановился на обстановке в частях армии. Приведем фрагмент из этого любопытного документа. «Когда я прибыл в ОО ВЧК из 15-й армии т. Ягодой было мне предложено ехать в 1-ю Конную армию, но я тогда просил т. Ягоду не назначать меня начальником, а тем более в конную армию… но, к моему сожалению, меня эта участь не миновала. Я попал из огня — в полымя. Оказалось, что вместо 1-й Конной армии попал во 2-ю… Я получил пустое место, где из ничего должен был построить работоспособное учреждение. Все обилие моей энергии и весь мой пятнадцатилетний опыт партийной работы и работы в Особом отделе ВЧК с начала его формирования мало мне помогает. Кавалерия дает себя чувствовать каждый час и на каждом шагу. Во-первых, в кавалерии слабо развито сознание, слаба партийность, политическая работа. Во-вторых, очень развито партизанство снизу доверху и слишком глубоко внедрился в нее бандитизм, с которым бороться не так-то легко. Среди такого элемента не популярна политическая работа, а тем более работа особотдела не в моде. Вербовать осведомителей весьма затруднительно… А те, кого и удается уговорить, на деле больше вредят работе, чем пользы приносят» [610] .

610

Архив УФСБ по Омской обл., личное дело С. С. ТУрло, № 305809.

Суммируя высказывания начальников особых отделов двух крупнейших кавалерийских объединений Красной армии, можно сделать вывод о наличии в войсках значительного количества безыдейных бандитских элементов, зачастую покрываемых командирами, о слабой восприимчивости конников к политико-партийной работе в их среде, о сложностях создания информационно-осведомительной сети в частях, где сильно развита круговая порука.

Материалы особых отделов, военных трибуналов и политических органов, базировавшиеся на реальных фактах разложения многих кавалерийских частей, ложились в основу принятия высшими военными органами определенных организационно-кадровых решений. В частности, 21 марта 1921 г. Реввоенсовет Республики на своем заседании принял решение: «Считать необходимым в ближайший период всемерное сокращение 1-й Конной армии путем очищения ее от всяких неустойчивых элементов (не только в боевом, но и в политическом отношении)» [611] . Аналогичное решение состоялось и по 2-й Конной армии.

611

Там же. С. 189.