Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней

Мюшембле Робер

«потратиться» (to spend). В современном слове «кончить, (to соте) эта идея отчасти сохраняется. Медицина того времени воспринимает человеческое тело как машину, а мужское семяизвержение — как простой механизм, при-водящий к выбросу некоей субстанции и потере силььОт-сюда и вытекает принцип сексуальной экономии. Порнография предлагает перевернутый образ мира, некую «порноутопию», где природа видится во всей эротической полноте как гигантская самка, а верующие поклоняются богу в виде огромного стоящего пениса. Такой фантастический образ мог быть создан лишь теми, кто постоянно терпит лишения, самцами, буквально изголо давшимися по сексу24. Разумеется, авторы и потребители порнографии составляют меньшинство, однако появление подобных образов говорит о том, что под стыдливыми викторианскими покровами бушуют страсти. Говорить о лицемерии среднего класса уже стало банальным. Однако те, кто принадлежит к среднему классу, должны отдавать себе отчет в существовании иной реальности, лишь тогда они смогут терпеливо сносить свое двуличие,

поскольку отпадет необходимость играть какую-либо роль для себя самого. Средний класс хочет выглядеть добрым, благородным, чистым (как это говорится на языке того времени) в мыслях и поступках перед глазами потомков8. То есть они позируют для истории!

С другой стороны, в обществе царит фрустрация, оно стянуто разнообразными оковами. Нравственная строгость опирается на законодательство. Во Франции право на развод не пережило революционных лет. В Англии в ХГХ веке случаи развода крайне редки: с 1858 по 1887 год зафиксирован 7321 развод, что в пятьдесят раз меньше, чем в Соединенных Штатах с 1867 по 1886 год.

«Акт о делах, касающихся семьи и брака» 1857 года официально закрепляет двойной мужской стандарт. К мужу, уличенному в измене, применяются санкции лишь в том случае, если адюльтер отягчен каким-либо иным деянием, например инцестом или преступлением. Напротив, в глазах закона неверность жены сама по себе есть серьезный повод для развода26. Закон не слишком эффективен, и дел по нему возбуждается немного. Но он торжественно закрепил неписаное правило, по которому порядочная женщина должна приносить свои желания в жертву интересам мужа и детей. Только мужчина имеет право на двойное существование, и, хотя его измены порицаются, существует негласное и законодательное попустительство на этот счет, особенно если речь идет всего лишь о посещении проституток.

Во Франции складывается очень похожая ситуация. С 1860-х годов возникает «новый спрос на проституток» как следствие «увеличения числа и в особенности обогащения тех социальных категорий мужчин, что принадлежат к классу буржуазии»2''. Доктор Вильям Эктон, изучавший положение дел в Англии, считает, что ситуация в обеих странах весьма схожа. Он порицает посещение публичных женщин с нравственной точки зрения, но активно участвует в разработке «Актов о заразных болезнях», вышедших в 1864,1866 и 1869 годах. В соответствии с этими актами в зонах, где много солдат и моряков, девушки легкого поведения подвергаются регулярному медицинскому осмотру и в случае заражения венерической болезнью должны немедленно сообщить об этом. Расходы по лечению берет на себя государство28.

Официальная позиция, занятая английскими и французскими властями, представляет своего рода «цивилизованную мораль», опирающуюся на два столпа: сохранение тайны и двойной мужской стандарт89. Апогей развития такой морали наступает в 1850-1860-е годы. В Париже и Лондоне проституция заявляет о себе открыто, несмотря на возрастающее возмущение и проекты искоренения этого зла. Во Франции 1876-1879 годов образы проституток заполняют литературные произведения. Бордели и дома свиданий дают обильную жатву для Жориса Карла Гюисманса, Эдмона де Гонкура, Эмиля Золя и Ги де Мопассана. «Марта», «Девушка Элиза», «Нана», «Конец Люси Пелегрен», «Пышка» появляются почти одновременно, а граф Доссонвиль публикует в «Ревю де монд» статьи о разврате и пороке. В этом можно увидеть политическую победу над цензурой, характерную для времени укрепления республики30. Вместе с тем речь идет и об утверждении двойного мужского стандарта, провозглашенного более открыто, чем при Второй Империи. Волна захлестывает всю Европу. В 1886 году немецкий психиатр Ричард фон Крафт-Эбинг (1840-1902) опубликовал работу «Сексуальная психопатия». Это произведение прославилось как первый опыт систематизации, сексуальных расстройств. Кроме того, автор утверждает, что «мужчина может найти удовлетворение сексуальному желанию повсюду» (ясный намек на проституцию), а женщина «привязана к единственному мужчине», особенно в высших классах общества. Крафт-Эбинг к тому же поясняет, что «для мужчины любовь почти всегда представляет лишь эпизод, после которого он обращается к многочисленным занятиям и интересам, в то время как для женщины это основа жизни»31.

Нельзя считать такое тендерное разделение типично британским явлением32. Оно появилось во всей западной цивилизации и воплотилось в жизнь среднего клас

"IX века. На смену концепции греха приходит свет-мораль; она не менее строга и опирается как на законодательство, так и на медицинские авторитеты. Все они прежде всего подчеркивают особые права мужчины-

амца, в его интересах отделяя наслаждение от продолже-ия рода. Принципиальное отличие от христианских мыслителей предшествующих веков состоит в том, что женщины делятся на два сорта — плохих и хороших, в то время как раньше во всех без исключения женщинах видели грешную природу, одновременно ангела и демона. Можно ли говорить, что так проявляется всего-навсего адаптация патриархального общества к новым социальным, экономическим и религиозным условиям? Лучше зададимся вопросом, почему и как эта концепция распространилась в других слоях общества.

Можно считать, что она приобрела наибольший масштаб к середине XIX века, когда буржуазия триумфально утвердила свои позиции в политике и экономике Европы. Моральные устои одной социальной группы превратились,

таким образом, в устои господствующего класса. Они опирались на медицинские знания, популярность которых неуклонно возрастала, и становились все привлекательнее для остальных слоев населения. Новая мораль базировалась на двойственном посыле, и это тоже предопределило ее успех. С одной стороны, она формировала образ сексуальности как священного и прекрасного чувства в рамках законного брака. Но, с другой стороны, сексуальность могла быть грязной, тошнотворной, опасной. Такая сексуальность влекла человека к недоетойным излишествам, мастурбации, адюльтеру, который уничижительно именовался в Англии «преступным общением», а также к проституции. И развратники, и люди благонравные могли найти здесь что-то им свойственное. Это касалось и низших классов, прекрасно осознающих опасности порочной любви и венерических болезней. В то время Фрейд еще не углубился в темные закоулки подсознания, и казалось, что разделение женщин на две группы — чистых и сбившихся с пути, мамочек и шлюх-позволяет понять свойства этого пола. Это придавало мужчинам чувство уверенности в себе. Кроме того, такое разделение продолжало христианскую традицию, где Дева Мария, символ чистоты, противопоставлялась искусительнице Еве.

Краеугольным камнем концепции в целом была идея главенства над слабым полом, простиравшаяся во всех направлениях. Стыдливая идеальная супруга, прекрасная мать, почти святая, обеспечивает отдых усталому и измученному воину-капиталисту. Она сидит у домашнего очага, ей не нужны преступные страсти, и лишь изредка, очень умеренно, она вместе с ним предается плотским утехам. Мыслители того времени наряду с медиками все чаще изображали добродетельную женщину как существо без самостоятельных плотских желаний и потребностей". Любящая, верная, всегда готовая услужить супруга — ни один мужчина прошлых веков и мечтать не смел о таком подарке! Добродетельной супруге пункт за пунктом противопоставляется похотливая шлюха. В ней собраны воедино все те пороки, что некогда приписывались женский му полу в целом. Она — прогнившее существо с порочным запахом, от нее буквально исходит нехороший дух.,0на что-то вроде сточной канавы, так как служит для избавления общественного тела от избытка семенной жидкости, который мог бы привести к его загниванию. Доктор

Фьо, например, говорит о «семенных стоках». Некоторые ученые ХГХ века, такие как Александр Паран-Дюшат-ле, иногда сравнивают проституток с «трупной плотью»34. Зловоние, гниение, разложение — все это характерные черты дьявола, как его изображали в XVI-XVII веках35. Бонь; исходящая от шлюхи, вызывает в сознании весь арсенал старинных представлений и усиливает экзистенциальный ужас перед смертью. Итак, шлюха видится в исключительно негативном свете, хотя многие современник вынуждены с презрением признать, что она приносит немалую пользу обществу. Так проявляется, причем невероятно четко, существенная черта западной культуры: отношение к сексуальности как к чему-то патологическому. Проститутка становится удобным козлом отпущения, поокольку отныне на ней лежит весь груз первородного греха. Тем самым она освобождает свою добродетельную буржуазную сестру от бремени мужского желания. Проститутка не лишает желание оттенка запретности, но дает возможность его насытить и сама удовлетворяет собственные желания. Однако в любом случае она остается существом подчиненным, составляет самую презираемую, хотя и самую желанную часть женского населения; кроме того, она продается на рынке и имеет свою цену.

Вся эта совокупность смыслов порождает многочисленные фрустрации и порой тяжело травмирует сознание. В викторианскую эпоху тревожность развивается так же быстро, как и сексуальное подавление. Мужчинам контролирован» свою сексуальность еще тяжелее, чем женщинам,

Правило умолчания, необходимость постоянно играть двойную роль — у семейного очага и в борделе, разного рода беспокойства, связанные с нравственным или

религиозным сознанием, — все это тяжело сказывается на мужской психике. Кодекс поведения требует при любы» обстоятельствах притворяться, что дела идут хорошо, а это непросто. О всевозрастающем нервном напряжении можно судить по тому, как широко распространились! концу XIX века разного рода извращения, в том числе мазохизм и садизм. У множества людей развиваются неврозы. Не удивительно, что эра психоанализа начинается именно в это время, после двух веков строгих сексуальных ограничений и самоконтроля, необходимость которого внушается уже с детства, и с детства в сознании укореняются мужской и женский идеалы поведения. Фрейд и Крафт-Эбинг берутся лечить людей, которые не осмеливаются пользоваться своими половыми органами, переживают, что не могут сдерживаться, и боятся умереть от избытка наслаждения.

Если семя растрачено попусту, смерть неизбежна: ужас перед мастурбацией

Для викторианцев, как и для христиан предшеству ющих эпох, тело таит в себе опасность. Но теперь ре не идет о том, что тело служит препятствием к спасению души. Оно составляет своего рода капитал; это машина, за которой надо ухаживать, чтобы извлечь наибольшую выгоду, и в то же время оно подобно шагреневой кожеш одноименного романа Бальзака (1831), лоскут которой с годами становился все меньше. Следовательно, надо воспитывать бережливость. По медицинским представлениям эпохи, растрата сил ведет к смерти. Такой случай произошел якобы с одним человеком, который выпил микстуру-афродизиак из измельченных шпанских муші