Орикс и Коростель
Шрифт:
Или, скажем, проблематика. Проблематика — это для людей слов, так что Джимми выбрал ее. Студенты называли этот курс «увертки и ухмылки». Как у всех предметов в Академии Марты Грэм, у проблематики имелось практическое применение. «Навыки наших студентов пригодятся работодателям» — гласил девиз под оригинальным девизом на латыни — Ars Longa Vita Brevis1 .
1 Жизнь коротка, искусство долговечно (лат.).
Особых иллюзий Джимми не питал. Он знал, чем придется заниматься на том конце курса проблематики со смехотворной ученой степенью. В лучшем случае — оформлением витрин; украсим
Тем не менее он с головой ушел в жизнь Академии Марты Грэм, нырнул в нее, точно в окоп, и пригнулся до особого распоряжения. Квартиру в общежитии — две крохотные комнаты, посередине ванная, засиженная чешуйницами, — он делил с фундаменталисткой-вегетарианкой по имени Бернис; она убирала волосы назад, прихватывая их деревянной заколкой в форме тукана, и носила исключительно футболки Садовников Господних, которые — из-за ее принципиального неприятия химикатов и дезодорантов в том числе — воняли даже сразу после стирки.
Бернис дала ему понять, как относится к его мясоедству, похитив его кожаные сандалии и устроив на газоне их показательное сожжение. Джимми запротестовал, сказал, что сандалии были из кожзаменителя, а Бернис ответила, что они напоминали кожаные — а это уже преступление, так что сандалии свою участь заслужили. После того как Джимми привел к себе нескольких девушек — Бернис это не касается, они вели себя довольно тихо, если не считать хихиканья на почве медикаментов и объяснимых стонов, — она выразила свою точку зрения на секс с согласия сторон, запалив его трусы.
Джимми пожаловался на нее в Студенческую службу, и после нескольких попыток — Студенческая служба в Академии Марты Грэм была печально известна своим пофигизмом, поскольку набирали туда третьеразрядных актеров из телесериалов, которые не могли простить миру, что лишились ничтожной славы, — ему все-таки выделили отдельную комнату. (Сначала мои сандалии, потом мое белье. А потом она сожжет меня. Эта женщина — пироманка; хорошо, я перефразирую: она тотально реальностно озадачена. Хотите более конкретных свидетельств аутодафе моего белья? Посмотрите в этот конвертик. Если в следующий раз вы увидите меня в урне, в виде пепла и парочки зубов, вся ответственность за это будет лежать на вас. Слушайте, я студент, вы Студенческая служба. Видите этот бланк? Я отправил такой же президенту.)
(Разумеется, всего этого он не говорил. Ему хватило ума. Он улыбался, изображал здравомыслящего человека, завоевывал их симпатию.)
После этого, когда Джимми выбил себе отдельную комнату, жизнь слегка наладилась. По крайней мере, он мог беспрепятственно общаться. Он обнаружил, что его меланхолия привлекает определенный тип женщин, полухудожниц, знающих толк в душевных ранах, — в Академии Марты Грэм таких пруд пруди. Щедрые, заботливые идеалистки, думает теперь Снежный человек. Они располагали собственными ранами и стремились исцелиться. Сначала Джимми кидался к ним на помощь: он нежный, говорили ему, настоящий рыцарь в сияющих доспехах. Он вытягивал из них истории о боли, прикладывал себя, как припарку. Но вскоре процесс давал задний ход и Джимми превращался из врача в пациента. Женщины видели,
Джимми позволял им над собой работать. Их это взбадривало, они чувствовали, что нужны. Трогательно — до каких крайностей они способны дойти. А от этого он будет счастлив? А от этого? Ну ладно, а может быть, от этого! Но он следил, как бы не снизить градус своей меланхолии. Иначе они станут рассчитывать на награду или, в крайнем случае, на результат, потребуют следующего шага, а потом обещаний. Но с чего бы ему резко глупеть и отказываться от серого дождливого шарма — своих сумерек, туманного ореола, который их когда-то и привлек?
— Я пропащий тип, — говорил он им. — У меня эмоциональная дислексия. — Еще он говорил, что они прекрасны, что они его заводят. И никогда не врал, все так и было, все по-честному. Он говорил, что силы, которые они вкладывают, ухнут в него, как в черную дыру, он — свалка эмоциональных отходов и им следует наслаждаться здесь и сейчас.
Рано или поздно они жаловались, что он отказывается воспринимать жизнь всерьез. И это после того, как советовали ему взбодриться. Их энергия подходила к концу, они плакали, и тогда он говорил, что любит их. Старался произнести это безнадежным голосом: его любовь — это чаша с ядом, она чревата духовным отравлением, она спустит их с небес на те мрачные глубины, где заточен он сам, он так любит их и потому хочет, чтобы они не пострадали, спаслись, т.е. покинули его гибельную жизнь. Некоторые видели его насквозь — Джимми, когда ты повзрослеешь! — но в целом метод себя оправдывал.
Он неизменно грустил, когда они уходили. Ему не нравилось, когда на него злились, его огорчал гнев любой женщины, но когда они теряли терпение, он понимал, что все кончено. Он ненавидел, когда его бросали, хотя сам это подстраивал. Но вскоре на его пути появлялась другая загадочная ранимая женщина. То были времена простого изобилия.
Но он не врал — не всегда врал. Он и впрямь любил этих женщин — на свой манер. И впрямь хотел сделать так, чтобы им стало легче. Просто у него дефицит внимания.
— Подлец, — говорит Снежный человек вслух. Хорошее слово — подлец, из старых добрых времен.
Разумеется, эти женщины знали, что произошло с его матерью. Собаки лают, ветер носит. Снежному человеку стыдно вспоминать, как он использовал эту историю, — намек тут, недосказанность там. Женщины утешали его, а он катался в их внимании как сыр в масле, тонул в нем, втирал его в кожу. Само по себе настоящий курорт.
К тому времени мать приобрела статус существа мифического, сверхчеловека с темными крыльями, глазами, горящими, как само Правосудие, и с огненным мечом. Добравшись в своем рассказе до того момента, когда она украла скунота Убийцу, он обычно выдавливал пару слезинок — не из себя, а из слушательницы.
И что ты сделал? (Расширенные глаза, ладонь на его руке, сочувственный взгляд.)
Ну, как сказать. (Пожать плечами, отвернуться, сменить тему.)
Он не всегда притворялся.
Одну Орикс не впечатлил образ его матери, зловещий и крылатый. Значит, Джимми, твоя мама куда-то уехала? Плохо. Но, может, у нее были важные причины. Ты об этом думал? Орикс не жалела ни его, ни себя. Она не была бесчувственной — наоборот. Но она отказывалась чувствовать то, что он ей навязывал. Может, потому он и попался — потому что не мог получить от нее то, что остальные отдавали ему добровольно? Может, в этом ее секрет?