Орикс и Коростель
Шрифт:
Имя было ее собственным изобретением, как и многое в ней: на самом деле ее звали Шип Джонс. Ей пришлось заново изобрести себя, объясняла она, потому что изначальная Шип была так подавлена своей жестокой, приторной семейкой белых отбросов общества, что была просто вещью, которую даже на распродажу домашней утвари не стали выставлять, музыкальной подвеской из погнутых вилок или трехногим стулом.
Это и привлекло Джимми: для него была экзотикой сама идея распродажи домашней утвари. Он хотел отремонтировать Аманду, починить ее и заново покрасить. Чтобы стала как новенькая.
— У тебя доброе сердце, — сказала она ему, впервые впустив его за свою линию обороны. Уточнение: под робу.
Аманда жила в запушенном
Те двое, которые не Аманда, еле терпели Джимми. Добиваясь их расположения, он временами хозяйничал на кухне — все три художника глумились над микроволновкой и в основном варили себе спагетти, — но повар из него получился так себе. Однажды он сделал большую ошибку, принеся домой куриное филе «ПухлоКуры», — за углом как раз открылся магазин, и, если забыть о происхождении «ПухлоКур», их вполне можно было есть. После этого те двое, которые не Аманда, вообще перестали с ним разговаривать.
Впрочем, это не мешало им разговаривать друг с другом. У этих людей было свое мнение по поводу всего, о чем они якобы имели какое-то представление; они провокационно занудствовали, толкали речи и читали неочевидные проповеди, нацеленные — как подозревал Джимми — в основном на него. Художники считали, что игра закончилась, когда изобрели сельское хозяйство, шесть или семь тысяч лет назад. После этого эксперимент под названием «человечество» был обречен на неудачу: сначала гигантизм, обусловленный избытком пищи, затем вымирание, поскольку все пищевые ресурсы исчерпаны.
— А вы что предлагаете? — спрашивал Джимми. Ему нравилось их подкалывать — кто они такие, чтобы судить? Художники, которые напрочь не улавливали иронии, отвечали, что верный анализ — это одно, а поиск верных решений — совсем другое, и отсутствие второго не отменяет первого.
И вообще, может статься, что никакого решения нету. Человеческое общество, заявляли они, — монстр, а его основной побочный продукт — трупы и руины. Этот монстр ничему не учится, делает одни и те же кретинские ошибки, покупая краткосрочный кайф ценой долгосрочной боли. Подобно гигантскому слизню, он пожирает остальные биологические виды, перемалывает жизнь на земле и высирает фигурный пластиковый мусор, который скоро-выйдет-из-моды.
— Вроде ваших компьютеров? — пробормотал Джимми. — На которых вы творите?
Скоро, говорили художники, игнорируя его слова, на всей планете останутся только длинные подземные трубы. В трубах будет искусственное освещение и искусственный воздух, потому что озоновый и кислородный слои Земли уже будут полностью уничтожены. Люди станут ползать по этим трубам, гуськом, нагишом, каждый видит только задницу впередиползущего, моча и экскременты падают вниз через отверстия в полу, а потом цифровое устройство случайным образом выбирает некоторых, обрабатывает и скармливает всем остальным с помощью приборов в виде игл, расположенных на внутренней стороне этих труб. Система автономная и потому вечная, все будут довольны.
— Да, это, пожалуй, решит проблему войн, — сказал Джимми. — И у нас будут
Аманда мало разговаривала. Она человек образов, а не слов, объясняла она; утверждала, что думает картинками. Это вполне устраивало Джимми: немного синестезии никогда не повредит.
— Что ты видишь, когда я делаю вот так? — спрашивал он вначале, в их самые пылкие дни.
— Цветы, — говорила она. — Два или три. Розовых.
— А теперь? Что ты видишь?
— Красные цветы. Красные и лиловые. Пять или шесть.
— А если так? Милая, как же я тебя люблю!
— Неон! — Потом она вздыхала и говорила: — Это был целый букет.
Его трогали эти ее невидимые цветы — в конце концов, то было признание его талантов. А еще у нее был симпатичный зад и вполне настоящая грудь, хотя возле глаз Аманда была жестковата, он сразу заметил.
Аманда была родом из Техаса, клялась, что помнит Техас еще до того, как там все высохло и было унесено ветром, — правда, в таком случае, по подсчетам Джимми, ей было на десять лет больше, чем она говорила. Она работала над проектом, который назывался «Гриффити». Загружала прицеп частями тел крупных животных, вывозила их на пустое поле или стоянку заброшенного завода и складывала из этих кусков слова; потом ждала, когда прилетят грифы, и фотографировала все это с вертолета. Поначалу вокруг проекта поднялся шум и Аманда получила несколько мешков гневных писем
от Садовников Господних и психов-одиночек. Одно из писем прислала старая знакомая Джимми, Бернис, которая за прошедшее время поднаторела в риторике.
А потом нашелся какой-то старый и дряхлый филантроп, заработавший состояние на спекуляциях донорскими органами, и дал Аманде приличный грант, полагая, что ее задумки — актуальное искусство. И это хорошо, сказала Аманда, потому что без денег ей пришлось бы расстаться с этой идеей: аренда вертолета стоит очень дорого, да еще разрешения от КорпБезКорпа. Она сказала, что ребята из КорпБезКорпа трясутся мелкой дрожью, едва речь заходит о воздушном пространстве. Им кажется, все хотят одного — взлететь повыше и сбросить на землю как можно больше взрывчатки, так что если хочешь взлететь на арендованном вертолете, они тебе фактически в трусы залезут, если ты не какой-нибудь богатенький принц из Компаунда.
Слова, которые она грифовала — это был ее термин, — должны были состоять из четырех букв. Аманда мучительно их обдумывала: у каждой буквы алфавита — свой заряд, говорила она, положительный или отрицательный, поэтому слова нужно выбирать тщательно. Концепция гласила, что грифование оживляет эти слова, а затем убивает. Это очень впечатляющий процесс: «Будто наблюдаешь за тем, как думает Господь», — сказала она во время сетевой конференции. Она загрифовала слово «БОЛЬ» — намек на ее фамилию, как она отметила в интервью в чате, — потом «КОМУ», а потом «ТЕЛО». Тем летом, когда с ней был Джимми, у нее случился творческий кризис: она никак не могла придумать следующее слово.
Когда Джимми понял, что еще одна порция вареных спагетти — и его стошнит, а Аманда, которая пялится в никуда и жует прядь своих волос, уже не вызывала желания и восторга, он наконец нашел работу. Предприятие называлось «НовоЧел», маленький Компаунд, расположенный так близко к одному из беднейших плебсвиллей, что вполне мог находиться на его территории. Немногие согласились бы там работать, будь у них другие варианты, решил Джимми в тот день, когда проходил интервью; а может, так казалось, потому что работодатели слегка заискивали. Джимми не сомневался, что их уже послали куда подальше десять или все двадцать предыдущих кандидатов. Ну, он им телепатировал: я не совсем то, о чем вы мечтали, зато продамся по дешевке.