Орион и завоеватель
Шрифт:
Но Филипп явно не имел намерений атаковать городскую стену. Армия стояла под ней и занималась учениями – в город каждый день разве что бросали по нескольку снарядов. Перинфяне были уверены в себе и приветствовали каждый корабль, входивший в защищенную стенами гавань.
Наша фаланга разместилась на постой неподалеку от надменных аргивян, и между нами часто происходили стычки. Наверное, не будь у нас общего врага, мы сражались бы друг с другом. Почти каждую ночь случались ссоры и драки. Начальники с обеих сторон строго
Один из полководцев Филиппа, по имени Парменион, пригрозил, что лишит нас вина, если мы не исправимся.
– Посмотрим, останетесь ли вы задирами, если будете пить только воду, – ворчал он. Поговаривали, что и сам Парменион – любитель вина. Выпивохой он был и с виду: оплывший и краснолицый, с усеивавшими его щеки и припухший нос лопнувшими кровеносными сосудами.
Конечно, аргивян наказывали их собственные начальники, но нам казалось, что с ними обходятся гораздо мягче, чем с нами.
Я старался не ввязываться в ссоры. Хотя я не помнил подробностей, но тем не менее знал, что подобная армия едва не погибла из-за конфликта между вождями. Быть может, это случилось в Трое?
Наконец настала ночь, и все переменилось.
– А где находится Троя? – спросил я у Никоса, когда мы улеглись на одеялах перед вечерним костром.
Он нахмурил лоб:
– Кто знает? Быть может, это всего лишь россказни.
– Нет, – сказал один из воинов. – Она на другой стороне Геллеспонта.
– Город еще стоит? А я думал, его сожгли дотла.
– Так оно и было.
– Откуда ты знаешь? Троя ведь существовала так давно…
– Во времена героев.
– Героев? – переспросил я.
– Подобных Ахиллесу, Одиссею и Агамемнону.
Одиссей. Это имя звоном колокольчика отозвалось в моей памяти. Не он ли дал мне тот кинжал, что привязан к моему бедру?
– Что вы, конокрады, знаете об Агамемноне! – завопил один из аргивян, стоявший на расстоянии полета камня от нашего костра.
– В Трое он был одним из ахейских вождей, – отвечал я.
– Он был аргивянин, – проговорил наемник, вступая в круг света, – и царь Микен. Не какой-нибудь заляпанный навозом мужик, как вы, горцы.
Я вскочил на ноги. Панцирь на рослом аргивянине повторял абрис его мышц, короткий меч висел на его бедре, однако я был выше на полголовы и шире в плечах.
– А я из дома Одиссея, – отвечал я, забывшись, – и помню это.
Челюсть его отвисла, потом он расхохотался и упер кулаки в бедра.
– Скиф, наверное, тебя ударили по голове, и ты свихнулся.
Я удивился. Откуда он знает, что меня считают здесь скифом?
Возле первого появился другой аргивянин. Он тоже был вооружен. Никос и несколько других воинов из моего отряда вскочили на ноги.
– Одиссей мертв
– Он жил на свете, – сказал я. – И я говорил с ним.
– В Трое, должно быть. – Оба захохотали, глядя на меня. Потом второй подошел поближе и заглянул мне в лицо. Этот был ростом едва мне до плеча. – Ты безумен, – сказал он.
– Нет, он царь лжецов, – возразил первый аргивянин.
Я почувствовал, как напряглись Никос и другие воины за моей спиной.
– Нет же, вот погляди, – сказал я, доставая кинжал, – его подарил мне сам Одиссей…
Аргивянин отпрыгнул назад и выхватил из ножен меч.
– Решил зарезать меня?!
– Нет, я…
Он бросился на меня. Отбив меч кинжалом, я левой рукой ударил его в челюсть. Аргивянин рухнул, как убитый бык.
Весь лагерь словно взорвался; вокруг дрались, кусались, лягались, боролись. Я стоял среди словно взбесившихся воинов с кинжалом в руке, а вокруг меня бушевала рукопашная. Ошеломленный, я отступил от костра.
"Хорошо, хоть никто не применяет оружия", – подумал я. Тот аргивянин, который взялся за меч, еще лежал без сознания возле костра.
Закричали начальники. Я убрал кинжал и кинулся в гущу дравшихся, пытаясь разнять их.
На гнедом коне подъехал Филипп, с непокрытой головой и без панциря, его единственный глаз горел гневом.
– Прекратите немедленно! – взревел он.
Мы остановились, покоряясь властности, которая звучала в его могучем голосе.
Схватка вмиг стихла. Кто стоял, кто гнулся от боли, а кто валялся на земле; все были покрыты пылью, а некоторые и кровью.
Никос в порванной рубахе, под которой виднелись еще свежие рубцы на спине, стал коленом на грудь аргивянина и вцепился зубами в ухо лежавшего. Но прежде чем Филипп сумел сказать еще слово, прилетевший из темноты камень поразил царя прямо в затылок. Звук показался не менее громким, чем от падения камня, пущенного катапультой. Согнувшись, Филипп свалился с коня. Навстречу метнулся аргивянин с копьем, и я увидел, что около дюжины его земляков сошлись кольцом вокруг распростертого тела царя. Все были с мечами.
Опустив голову, я бросился вперед и, пробив кольцо вооруженных воинов, выхватил копье из рук аргивянина, прежде чем он успел погрузить наконечник в тело лишившегося сознания Филиппа.
Гнев и ярость вновь охватили меня, и мир вокруг замедлился. Взяв копье как дубинку, я разбил его тупым концом лицо наемнику, у которого вырвал оружие. Тот рухнул как подкошенный. Готовый защитить царя, я встал над телом Филиппа, спиной к нервно переступавшему коню. Окружившие царя вооруженные аргивяне были ошеломлены. Позади них Никос и другие воины моего отряда застыли в столь же глубоком потрясении.