Орленок
Шрифт:
— Ну да: толку от такой жизни… — неожиданно мрачно усмехнулась Оля. — … особенно с учетом того, что она у нас может оборваться в любой момент?
Я торопливо перевернулся на бок, заключил ее в объятия и… получил ответ на вопрос, который еще не задал:
— Твои догадки верны: я только что поняла, чем могла закончиться наша авантюра с тренировками на этой заимке, и сделала чрезвычайно важный вывод…
— Какой именно? — хрипло спросил я, увидев в ее глазах пробуждающееся желание.
Девушка в мгновение ока выскользнула из объятий, перевернула меня на спину, перебралась пониже и потянула вниз мои шорты:
— Нельзя откладывать на завтра то удовольствие,
Глава 30
30–31 декабря 2512 по ЕГК.
…На исходе пятых и последних суток убийственного марш-броска по маршруту «веселая» заимка — форпост «Дальний» мы с Ольгой умудрились окончательно загнать жар в фоновый режим. Естественно, этот качественный прорыв случился не от хорошей жизни — отключаться в объятиях друг друга, как следует разогревшись и завернувшись в «одеяло» из спальника, удавалось от силы на полчаса, ибо на морозе за тридцать пять градусов разгоряченные тела остывали слишком уж быстро, а зарабатывать обморожения не хотелось от слова «совсем». Да, в теории можно было забираться в спальные мешки, но на практике это стало бы форменным самоубийством, ибо оголодавшее зверье становилось на наш след как минимум раз в три-четыре часа и, как правило, догоняло. А вступать в бой в столь стесненных условиях, спросонья и не имея возможности мгновенно уйти в рывок как-то не хотелось. В общем, отдыхали мы по два-два с половиной часа, по очереди и вполглаза, а это, как оказалось, стало прекрасным стимулом для «прорыва».
Первой в фоновый режим этот навык загнала моя напарница. Благодаря чему после второго получасового «отрезка» ухнула в нормальный сон и продрыхла еще полтора. А на следующем привале жар покорился и мне. Да, на предпоследнем «отрезке», но покорился. И помог справиться с частью дичайшей усталости, пригибающей к земле, добавил нешуточного энтузиазма обоим и позволил пройти последние километров семнадцать-восемнадцать не в два приема, как планировалось, а за один раз. И пусть из-за поднявшейся метели и семидесятисантиметровых сугробов, о-о-очень сильно затруднявших ориентирование, я фактически промахнулся мимо форпоста, но русло Еланки, на которое мы наткнулись метрах в четырехстах от «Дальнего», позволило скорректировать направление движения и не умотать к Стрежевому своим ходом.
Будь я вымотан немного меньше, наверняка почувствовал бы себя «восторженным шпаком» и напредставлял бы всяких-разных последствий своей криворукости. Но оставшегося запаса душевных сил хватало только для того, чтобы более-менее уверенно переставлять неподъемные ноги, держать прозрением свой сектор ответственности и не отрываться от Кольцовой. Так что этот «диагноз» Цербера даже не вспомнил — доплелся по берегу напрочь замерзшей реки до опушки, остановился, условным жестом приказал скинуть невидимость, убедился в том, что эта команда понята и исполнена, постоял еще немного и понял, что вот-вот отключусь. Поэтому заставил себя сообщить Оле, что мы, фактически, дошли, нащупал и ободряюще пожал ее предплечье, попросил потерпеть еще немного и, наконец, качнулся вперед.
Шаге на четвертом-пятом все-таки набрал «крейсерскую скорость» для пробивания пути сквозь сугробы и снова погрузился во что-то вроде активного забытья. А «через Вечность» засек прозрением
Кольцова, отзеркалившая все мои действия и приготовившаяся к бою, тоже включила голову и вымученно хихикнула:
— Увидел Страшного Двуногого Зверя, Сладко Спящего в Засаде на нас с тобой?
— Почти… — вздохнул я. — Он сидит. И шевелит руками. А раз в такую рань, значит, является дежурным по форпосту…
— То есть, до забора рукой подать?
Словно отвечая на этот вопрос, снежная круговерть перед нами стала чуть-чуть «прозрачнее» и позволила увидеть фрагмент вертикальной стены.
— Метров двенадцать… — буркнул я, через силу развернулся на месте и помог Ольге вернуть рюкзак за плечи. Потом кое-как справился с аналогичной задачей, но только для себя, навелся на ворота, которые должны были найтись на одиннадцати часах, и снова качнулся вперед. Благо, под боевым коктейлем самый сложный первый шаг дался не в пример легче, чем обычно.
До полутораметрового сугроба перед калиткой дошли достаточно бодро, ткнули в сенсор вызова дежурного, не без труда убедили этого придурка, что мы действительно добытчики, действительно только что вернулись из Пятна и действительно просим разблокировать замок, ввалились на охраняемую территорию и помахали рукой ближайшей камере. Затем ускорились как бы не втрое, ибо оказались на расчищенной дорожке — прошли мимо ресторана, закрытого до весны, покосились на вывеску гостиницы, скорректировали курс и, наконец, добрались до стоянки.
Сугроб, в который превратился наш «Порыв», раскидали в четыре руки, в темпе открыли багажное отделение и закидали в него рюкзаки. Потом я отправил Олю в салон, вроде как заводить двигатель, а сам достал из сейфа оба телефона и гарнитуру из «прошлой жизни», кинул Кольцовой пакет с ее сменным шмотьем, взял свой и услышал голос Дайны:
— Привет, Игнат. С возвращением. Безумно рада видеть, но восторгами и новостями поделюсь чуть попозже. После того, как ты пошлешь по известному адресу дежурного по форпосту, несущегося к вам на всех парах…
…Заряда бодрости, полученного от эрзац-коктейля, хватило на тридцать восемь минут. За это время мы успели доехать до Стрежевого, снять номер в первой попавшейся гостинице, хорошенечко помыться, умять по паре-тройке бутербродов, доставленных из ресторана, и кое-как доплестись до кровати. А потом усталость «выключила свет» и вычеркнула из жизни двадцать шесть с половиной часов. Так что в сознание я вернулся только тридцать первого, на автомате активировал прозрение, в панике переключился в боевой режим и, не без труда разобравшись в мешанине из десятка энергетических структур, смог облегченно выдохнуть: знакомая до самого мелкого второстепенного канальца и принадлежащая Кольцовой обнаружилась сравнительно недалеко.
— Вскочил красивее некуда… — хохотнул БИУС, оценивший скорость, с которой я оказался на ногах. — А вот над выражением лица при возвращении в сознание стоит поработать: ты, самый талантливый молодой добытчик анклава, обязан вызывать ужас, а не желание заржать!
— И тебе доброе утро… — угрюмо буркнул я, прислушался к бунтующему организму и поплелся в туалет.
Нормально соображать начал минут через двадцать и первым делом спросил у Дайны, как давно Кольцова на ногах.
Ответ напряг: