Орлиная гора

Живетьева Инна

Ладонь выскользнула из-под щеки. Марк поднял голову. В сухих маминых глазах горело незнакомое пламя.

– Князь убил его?

– Да.

Встало перед глазами слепое лицо. Марк впервые подумал об Олеге: «Отец».

– Княгиня! – в дверь кареты постучали. – Князь едут.

Марк скомкал кружева. Тания подняла голову, холодная злая усмешка тронула ее губы. Так могла улыбаться волчица, готовясь встретиться с обидчиком сына.

…Через день княгиня выехала в сторону ладдарской границы. Там, в долине у подножия гор, ветшал маленький замок. Князь то ли выиграл его в карты, то ли просто забрал за долги, Марк уже не помнил. В замке никто не жил; частые дожди и сырые ветра – не самый приятный климат. Зачем убивать неверную жену и опасаться, что правда выйдет наружу, если болезнь сама быстро прикончит ее? Княжич понимал это. Понимала и Тания, когда прощалась с сыном, сидя в карете. Марка колотила дрожь, когда мама последний раз огладила воротник на

его груди и быстро прижала к себе. Тонкие пальцы тронули волосы, мокрые от слез губы коснулись лба.

Прогрохотали колеса, закрылись ворота за матерью. Навсегда. Марк запомнил ее такой: в дорожном платье с глухим воротом и длинными рукавами, так удобно скрывающем синяки. С седой прядкой в темных волосах. С плотно сжатыми губами и лихорадочно поблескивающими глазами.

Княжич долго стоял во дворе под весенним ветром. В замок возвращаться было страшно. Там, в Родовом зале, сидел князь. Пил вино и трогал свежую повязку на лице. Слуги удивленно качали головами: надо же так упасть, чтобы удариться о подсвечник с горящими свечами. Марк зло усмехнулся: подсвечник в лицо мужу швырнула княгиня.

* * *

Князь глянул поверх пламени костра на подходившего Марка, свернул карту, лежащую на коленях.

– Молодец, – бросил снисходительно. Так треплют за уши щенка. Так бросают подачку нищему. Так хвалят байстрюков.

Княжич опустился напротив, уставился в огонь. Потрескивали веточки, обугливалось толстое бревно. Легкие чешуйки пепла поднимало горячим воздухом. Завивались и вспыхивали сосновые иглы.

Князь ошибся. Он выжигал все, что любил и во что верил Марк; смотрел, как корчится в пламени княжич, и точно отмерял новую дозу. Но все равно ошибся. Остались багровые угли, имя которым – ненависть.

Марк аккуратно стер с ладони следы оружейной смазки.

* * *

Полон Малый тронный зал. Только мамы в нем – нет. Чудится легкое прикосновение к волосам, голос: «Маркуша…»

– Артемий Торн из рода серебряного Оленя!

Марк шевельнул губами, повторяя за Темкой клятву. Вот княжич Торн развернулся, придерживая полученный из рук короля меч. Скользнул взглядом, явно не замечая бывшего побратима.

– Маркий Крох из рода золотого Лиса!

Когда-то Марк мечтал об этом дне. А сейчас молил, чтобы путь к трону был как можно дольше. Родовой меч с Лисом в руках короля. И хочется крикнуть: «Я не могу!» Самозванцем пришел сюда вместо того, настоящего Маркия, наследника и любимого сына. Но заученные слова прозвучали сами собой. Развернулся, встретил поощряющий взгляд князя Кроха и шагнул обратно.

– Эмитрий Дин из рода золотого Орла!

Зависть! Ох какая зависть, Марк даже стиснул зубы. Какие духи молились, чтобы этому изнеженному светловолосому княжичу досталась соседняя с Темкиной крепость? Все, что есть, готов был отдать Марк, лишь бы поменяться с Дином местами. Но что у него было? Чужое имя, чужой родовой меч, обманом присвоенный нож чужого рода. Да Темка бы и не пожелал такого соседа.

Глава 18

Жаркие летние дни закончились ранними осенними вечерами. На границе с Ладдаром зима пришла быстрее, и стылые ветра задули уже в Липовом месяце, а в первых числах Орешника начали топить камины. Жизнь в крепости размерено катилась мимо Марка. Капитан Николас поглядывал на княжича с удивлением: не пристало так равнодушно относиться к королевской службе, но помалкивал. Постепенно свыкся, и Семь Башен вскоре не отличались от любого заштатного гарнизона: вставали поздно, муштры почти не было, и день заканчивали рано. Еще только серело небо, как княжич и капитан устраивались у камина. Марк смотрел, как сжирает огонь сосновые полешки. Николас резал ножом причудливые поделки: неторопливо падали крохотные деревянные чешуйки, и из палочки с мизинец длиной возникали звери и птицы, девы и воины.

Несколько раз заезжали купцы, из тех, что не чураются самых маленьких деревенек и самого дешевого товара. Радовались, что в Семи Башнях появились хозяева, устраивались на ночь и поутру отбывали. Марк почти не замечал их.

Впрочем, один купец, Варсафий Некка, запомнился княжичу. Небольшой обоз прибыл под вечер, и крепкий бородатый мужчина с пистолетом за поясом попросил ночлега. Марк равнодушно велел открыть ворота. Купец мгновенно окинул взглядом двор, по-хозяйски тронул железную решетку, покачал головой: подновить пора. С зародившимся любопытством и завистью Марк следил за его действиями. Кажется, это путник из тех, кто всегда чувствует себя на своем месте. Остановится на ночь в бедном трактире или в крепости – все едино, забросит судьба ночью в лес – и там обживется. Ирония Создателя: княжич, наследник великолепного замка, в Семи Башнях служит по личному приказу короля, а кажется, что нет ему места на земле, того, которое бы занял по праву. А этому перекати-полю весь мир – дом.

После ужина купец присоединился к капитану и княжичу. Тянул руки к огню, словно хотел подкопить тепла перед снежным Ладдаром,

смешно почесывал бороду. Потом пододвинул ногой столик поближе, устроился чистить пистолет. Купеческое дело рисковое, тем более пойдет Некка нетореной дорогой – торопится попасть к морю. Журчал говорок с характерным для жителей Вольного союза звонким произношением – чем еще мог отплатить путник за приют, как не хорошим рассказом. Слушал Марк, и возникала перед глазами синяя гладь, исчерченная белыми бурунчиками. Княжич никогда не видел моря и только пытался представить блестящие черные спины умных зверей, живущих в воде. Хрупкие кораллы казались похожими на застывшие по зиме ветки рябины, рокот прибоя – шумом разливающейся по весне реки. Как хотел Марк увидеть на самом деле волны высотой с крепостную стену и разлившееся под ногами небо – черную гладь, в которой отражаются звезды! Услышать белых птиц, плачущих по всем погибшим морякам. Правда, ехидные языки утверждают, что затесываются порой меж ними скандальные бабы, проклинающие не желающих сидеть дома мужей. Попробовать горько-соленую воду и бросить с обрыва монетку – дар духу-хранителю моря Нельпе, чтобы был он милостив ко всем, отдающимся под его власть. Понюхать, как пахнут сети, вытащенные из моря и растянутые вдоль берега на специально воткнутых в песок палках. Ступить на палубу, отдать приказ поднять паруса, самому положить руки на штурвал и повести корабль к горизонту. Не уходить с мостика, пока не исчезнет полоска берега и не накроет мир черным ковшом ночи. Тогда поднимутся из глубин светящиеся рыбы, а если повезет (или не повезет?), то можно услышать серебряный смех дочери Нельпы – прекрасной Нелеи – женщины с рыбьим хвостом, с густой гривой синих волос и бездонными зелеными глазами. Только нужно быть осторожным: проказливая Нелея любит плыть впереди корабля, заманивая мореплавателей на подводные скалы. Если пойти на зов ее, то не будет спасения. Ринется вода в пробитое днище, утягивая корабль на дно. А Нелея будет кружить вокруг моряков, выбирая, кто ей сегодня люб. Найдет, обнимет холодными руками, поцелует в губы. Скажет: «Ты мой!» – и свет померкнет для ее избранника. А днем нужно внимательно оглядывать горизонт: не появится ли парусник под черным флагом. Корабли у пиратов быстроходнее купеческих, не уйти. Готовься к бою, заряжай пушки. Сумеешь, так не подпустишь близко. Нет – полетят железные «кошки», скрипнут борта. Пистолет и шпага решат, кого примет на дне Нельпа. И так день за днем, пока не увидишь чужую землю, такую похожую и непохожую на родную.

Несколько ночей после отъезда Варсафия видел во сне Марк не седую прядку в маминых волосах и не окровавленное лицо капитана Олега, а крутобокие корабли под белыми парусами. Создатель, если нет ему места на земле, то, может быть, найдется в море?

Капитан Николас вырезал морского зверя из березовой ветки, и княжич попросил фигурку на память. Теперь, сидя у камина, он опускал иногда руку в карман и гладил спинку с крутым плавником.

* * *

Сонное оцепенение прервал гонец, появившийся в последнюю неделю Орешника. Тревога влетела в открытую дверь вместе с ветром, вошла с топотом подкованных сапог лейтенанта в коричневом мундире. Посланец был простужен и еле сдерживался, чтобы не чихнуть; его глаза слезились, а нос распух и покраснел. Вид его так не вязался с тем известием, которое с обмиранием ждал Марк, что княжич успокоенно опустился в кресло, качнулся ближе к огню, отогреваясь от приступа страха. Гонец неловко потоптался и протянул сверток. Марк спрятал руки за спину, и тогда лейтенант развернул сам. Повис в руке перехваченный черной лентой пепельный штандарт с гербом-Лаской. Княгиня Тания Крох, урожденная Лесс, умерла.

С того дня сидеть у камина стало невыносимо, ненависть и боль искали выход. Оказалось, проще всего их выплеснуть со шпагой в руке. Марк всегда фехтовал хорошо, и теперь заполнял тренировками бесконечные дни. Капитан Николас оказался великолепным бойцом и отличным наставником. Радуясь, что подопечный хоть к чему-то проявляет интерес, он был готов заниматься с княжичем хоть до заката. С каждым движением шпаги отходила тоска, и жизнь обретала краски. Азарт, жажда победы, восхищение наставником – бледные тени прежних чувств, но и они кружили Марку голову, как пьянит вино после долгого голода. Пел воздух под клинком, намокала от пота рубаха, поблескивали весело глаза противника – и княжич ненадолго становился прежним. Тем, кем был, пока его Крох не сломал. Побочным результатом стало то, что Марк фехтовал все лучше и лучше, и Николос признал, что ученик намного превзошел учителя.

А когда зима окончательно пришла в Семь Башен, Марк обрел отца.

…Вечер уже залил окна синевой, и умер еще один день. Перед сном княжич вытащил старые карты, привезенные из дома. Раскинул на полу, нашел Дарр и Северный Зуб. Ладонь скользила по пергаменту, разглаживая, пока не коснулась пометок, сделанных капитаном Олегом. Да, они вместе отмечали на карте места сражений, в которых отличился прапрадед-Крох. Марк чуть усмехнулся: вместе с отцом он лишился и всех остальных предков. Создатель, а ведь Олег знал правду, когда рассказывал воспитаннику семейные предания Крохов.