Орлий клёкот. Книга вторая
Шрифт:
Оставшись один, Темник долго еще сидел за столом, уткнувшись взглядом в шершавый сучок, коричневым пятном выпиравший на грубо строганной серой доске, а мысли его метались в заколдованном круге, не в силах разорвать его и спокойно разобраться в том, какую роль выполняет он в хитро запутанной игре изувера-щеголя. Ему было обидно и горько сознавать, что он — простая пешка. Не того он хотел, не к такой роли готовил его московский наставник Трофим Юрьевич.
«Пешка безголосая. Пешка. Нет, так не годится. Думать нужно. Искать. Менять все…»
С этим ободряющим желанием
Разбудили его еще до рассвета: пришел связной от Пелипей. Сообщил:
— Арестовали подпольный райком. Команда СС из отряда «Мертвая голова» прибыла в район открывать концлагерь. Она и напала на след. Ночью взяли подпольщиков. Всех до одного. Медичка предлагает освободить арестованных.
Связной начал излагать предложенный ею план налета на эсэсовцев, но Темник остановил его:
— Соберем сейчас командование отряда, тогда все и обсудим.
На какой-то миг он был ошарашен (не его ли собираются убрать?), но сменилась тревожность радостью и даже гордостью. Как же, своих не жалеют ради его, Темника, командирского авторитета! Подпольный райком отбить — дело нешуточное. После такого не возьмешь его, Темника, голыми руками.
Вечерние мысли казались ему теперь вовсе зряшными. Ничего не нужно ему менять до поры до времени. И неведомо было Темнику, что все эсэсовцы, на которых ему велено нападать, давно уже приговорены к смерти, как неблагонадежные. Но их не стали ссылать в концлагеря, не расстреляли, не увели ночью из квартир в неизвестность — им уготовили иную смерть, позорную, чтобы стала она назиданием и для других эсэсовцев, и для армейских подразделений: будь в России настороже, иначе погибнешь. В ночь налета на них партизан они напьются пьяными (им помогут в этом люди абвера), и в донесении о их гибели факт пьянки особенно будет подчеркнут.
Вторая сторона медали такова: успешный налет партизан повысит авторитет Темника и особенно Пелипей, но главное — партизанский отряд станет известен и, вполне вероятно, войдет в связь с более высокими руководителями.
Быстро собрались в командирской землянке Кокаскеров, Воловиков и Акимыч. Акимыч засмолил козью ножку и по-председательски распорядился:
— Давай теперь шпарь.
Пошпарил парень. Ловко у него все выходило: снять часового у бани, где райкомовские сидят, потом часового у дома, где сами душегубы разместились, и — в штыки их. Без выстрела если, то еще лучше. Но и стрельбу в поселке не услышат. Выселки кулацкие более чем в версте от поселка. Гранаты, те — нельзя.
— Полицаев всех собрали в районный центр, — докладывал связной. — Какая-то карательная операция готовится. А может, райкомовских когда вешать станут, чтобы смуту подавить, если что.
Задумались партизанские командиры. И долг зовет, и риск велик. Эсэсовцев тридцать, а партизаны не более двадцати человек могут снарядить. Рвались на операцию, торопили Темника, но не на такую опасную. Посильна ли для первого раза?
Темник торжествует. Он неумолим. Он — сама смелость.
— Я сам поведу отряд. Разобьем его на группы. Одна группа — к бане, две других —
— У бани сниму я, — твердо заявил Кокаскеров. — Без шума там нужно, это — раз, второе — неудачи нельзя: одна очередь охранника, и мы многих райкомовцев недосчитаемся.
— Согласен. Кому снимать часового у дома, определим на инспектировании. Если нет вопросов, до обеда «проигрываем» операцию, после обеда — выступаем. Медпункт будет домом, командирская землянка — баней.
Один, и два, и три раза «снимали» часовых, потом бесшумно подкрадывались к дому. Темник добивался максимальной согласованности действий, понимая, что ничего этого не нужно для успеха операции: исход ее предрешен, но нужно это для того, чтобы потом можно было бы сказать:
«Видите, что значит тщательная подготовка!»
На долгое время даст ему сегодняшний день право любой упрек неудачнику подкреплять собственным примером.
Обед Темник велел сделать обильным. Акимыч расщедрился, отсыпал повару гречки и дал несколько ломтей свиного сала собственного засола. Для чая выделил не «адову смесь» (хвоя, мята и зверобой), а пачку грузинского. Высшего сорта.
Перекурили, поглаживая после щедрот Акимыча пухлые животы, и принялись разбирать оружие и боеприпасы. Без шуток, сосредоточенно.
— Строиться! — крикнул начальник штаба и после небольшой паузы скомандовал властно: — Становись!
Все как в настоящей Красной Армии. По ранжиру. И чтобы грудь четвертого человека при равнении видеть. Неуклюжесть есть, что и говорить, но от силы хлебопашеской она, от сохи и косы.
— Поздравляю вас с первым боевым крещением, — осмотрев строй, заговорил Темник, но его одернули:
— Не говори гоп, пока не прыгнешь…
— Поздравляться опосля станем, как в живых возвернемся.
— Согласен, — кивнул Темник. — Только знайте: уверенность в успехе — это половина успеха. — Помолчал немного и скомандовал: — Товарищ Кокаскеров, определите головной дозор. А впереди него еще и разведгруппу. В села не заходить. Нельзя. Засекут — жизнью могут поплатиться ваши семьи.
— А после того, как дело покончим?
— Тем более. Уходить будем немедленно.
Может, кто и недоволен таким распоряжением, но не станешь же спорить? Тем более, если прикинуть трезво, прав командир: донесет какой предатель фашистам — запылают села огнем горючим.
Без происшествий миновали топи и лес. На опушке подождали, вольготно отдыхая, пока не засветятся в темноте окна домов деревенских. Вот тогда и двинулись, С еще большей осторожностью, но прытко, подгоняемые волнением и ночной студеностью.
Темник едва сдерживался, чтобы не стучать зубами от холода, который, ему казалось, проник в него всюду. Уж не только в груди, но и в животе все сжалось от озноба. Пальцы рук и ног будто во льду звонкомерзлом.
«Справней одежда нужна. Нижнее белье, телогрейка потолще, — думал Темник, шагая в ногу с Кокаскеровым, необычно серьезным. — Полушубок тоже не помешает».