Орлы возвратятся в гнездо

Соколов Лев Александрович

Соблазн был велик. И я сдался. Я просто еще раз чуть приближусь к тому чувству, что испытал в прошлом году. Ощущу его. Хотя бы как тень.

– Хорошо, - сказал я ждущей Ксанке.
– Лады. Помогу тебе.
– Я подставил ей руку.
– Дай пять, компаньон. Откопаем твои сокровища.

– Круто!
– Взвизгнула Ксанка, и подпрыгнула на своих долговязых ногах.
– Тогда сегодня ночью...

– Стоп-стоп, - я поднял руки.
– Зачем это ночью?

– Ну...
– Ксанка опять посмотрела на меня 'умудренным' взглядом.

Чтоб никто не увидел. Это же тайна.

– Ночью не видно ни шиша. Мы с тобой ноги сломаем. Нужны будут фонари. А их свет, - (я вспомнил инструктаж времен службы в разведке) - километра за полтора видно. И вообще. Времена сейчас тяжелые... Если нас кто встретит ночью... Еще подумают что я педофил какой.

– Ой, тоже мне!
– Фыркнула Ксанка.
– Педофил! Все село знает, что ты вечерами к тете Гале на Приморскую улицу ходишь. А она уже старая. Ей же 35 лет.

– Гмм!..
– я почувствовал, что краснею. Проклятая деревня.
– Ты знаешь чего?.. Ты не это... Лом нам нужен. И лопата. У мамки твоей в хозяйстве есть?

– Есть, - кивнула Ксанка.
– Стоят в сарае. Только лом ржавый.

– Лом ржой не испортишь, - буркнул я.

– А как ты лом днем по селу потащишь?
– уперев руки в боки осведомилась пигалица.
– Дачник с ломом и лопатой. Сразу выдашь наше дело!

Я задумался. Если местная 'сеть осведомителей' из бабок и бездельных баб, с легкостью вычислили мой вечерний маршрут к очаровательной Гале... то уж поход с ломом и лопатой точно останется незамеченным.

– Наше дело!..
– буркнул я.
– Слышь, ты, Коза Ностра... А как ты ночью из дома выйдешь? Тебе мамка-то сразу всыплет горячих.

– Ничего не всыпет, - мотнула головой Ксанка.
– Я ж тебе говорю, мамка на работе.

– Она всю ночь что ли, на работе будет?

– На сутках она, - вздохнула Ксанка.
– Одна я на хозяйстве.

– Ладно, кладоискательница, - вздохнул я, чувствуя, что втягиваюсь в ужасную авантюру.
– Пойдем ночью. У тебя фонарь есть?

– Есть, - кивнула Ксанка.

– Хорошо. Дом у вас на окраине... Далеко идти до твоего секретного места?

– Ну... Ксанка задумалась. Полчаса. Наверно.

– Значит, ночью, по темноте, весь час будем добираться. Слушай сюда. В три часа буду ждать тебя у вашего забора, со стороны пустыря. Лом и лопату сможешь к забору притащить?

– Смогу!
– С великим энтузиазмом кивнула кнопка.

– Хорошо. В три часа. Будильник заведи. Проспишь, опоздаешь - развернусь и уйду спать. Поняла?

– Поняла!
– Истово кивнула пигалица.
– А почему в три?

– С трех до четырех - самое воровское время.
– Машинально пояснил я еще одну мудрость со времен разведки.
– У нормальных людей тогда самый сон. Как выйдешь из дома, фонарем только себе под ноги свети. А то засветишь соседям в окна, разбудишь... И вообще, - выйдем за околицу, слушайся меня. По первому свистку должна все делать. Не ровен час, свалишься в какую-нибудь трещину, - Тогда твоя мамка меня живьем в землю закопает.

– Точно, - кивнула довольная Ксанка - закопает.

– Ты не скалься, - осадил я.
– Я серьезно. Слушаешься меня,

иначе всему делу отбой. Поняла?

– Поняла.
– присмирев пред моим внушительным (как я надеялся) взором, серьезно кивнула девчонка.

– Ну тогда, в село входим по отдельности.
– Приказал я.
– Конспирация превыше всего.

Подходя к дому хозяйки, где я снимал жилье, и перекидывая крючок калитки, я глубоко вздохнул.
– Итак, сегодня ночью я не только буду шляться по степи в компании маленькой девочки. При мне еще будет лом и лопата... Не загреметь бы мне в местные Чикатилы. Всех детей пропавших за двадцать лет на меня спишут. Полиция будет в восторге.

***

Чего я не учел, что ночью даже в этих местах далеко не курортная температура. К трем часам все что было нагрето солнцем днем, успело остыть. Поэтому я изрядно продрог, шляясь за деревенской околицей. Луну затянуло облаками, темень была такая, что глаз выколи, и чувствовал я себя по-дурацки. Девчонка опаздывала. Где-то минут в десять третьего, у меня появилось крепнущее подозрение, что мелкая сикараха вообще меня развела. Я начал вглядывается в Ксанкин дом с темными окнами, пытаясь уловить там какие-то признаки жизни. Дрыхнет небось себе в постели, а перед этим хихикала, как подшутила над городским лопухом, ага...

Эта картина представилась мне так ясно, что я едва не пропустил... Чу! Вроде звук скрипнувшей двери. Ага! Она все-таки соизволила выползти из дома. У дверей загорелся маленький тусклый фонарик, - висящий в темноте огонек. Огонек начал приближаться к околице, за которой я слонялся. Вместе с приближением огонька я услышал какое-то сопение и пыхтеж. Так должен был дышать столетний дед-астматик, а не маленькая девочка. Тут я подумал, что идти с фонариком могла вовсе и не Ксанка. Мало ли кого несло ночью. Сейчас столкнусь нос к носу с каким-нибудь местным дедом Щукарем. Объясняй ему потом,...

С такими мыслями я нашел с внешней стороны забора куст погуще. И слился с ним в полной незаметности. Фонарь я теперь видел еще хуже, через кусты. Зато пыхтение приближалось все ближе, и наконец затихло где-то с той стороны забора.

– Дядь Лёв...
– Раздался в темноте Ксанкин голос, такой громкий, что его наверно услышали все в деревне.

Все-таки это была она.

– Тсссс!
– Вылезая из куста, шикнул я, с трудом различая её смутный силуэт.
– Чего кричишь? И не пыхти так. Ночью звук долгий. Тебя аж под Мурманском слышно...

– Это я лопату и лом тащила, - объяснила Ксанка.
– Тяжелые. Помоги мне их через забор перекинуть.

Я заметил, что девчонка незаметно перескочила на 'ты'. Конечно, чего уж там соучастникам устраивать реверансы...

– Ну, давай.

Почти на ощупь я нащупал черен лопаты, (довольно занозистый, надо сказать). И холодное тело мощного лома, шершавое от ржавчины. Хекнул, и перетащил их на свою сторону забора.

– Теперь ты.

Я подхватил легонькую девчонку, и тоже поставил её рядом с собой.