Орсиния (сборник)
Шрифт:
— Да приидет Царствие Твое, — пробормотал с усмешкой и затаенной болью Эмануэль.
Перед ними лежало озеро — темное, спокойное; волны со слабым плеском лизали стены под балконом и сваи лодочного сарая. На востоке массивные очертания гор отчетливо вырисовывались на светлом, светящемся фоне небес: всходила луна. Западный край неба был темным, покрытым россыпью звезд.
Глава 4
— Эге-гей! Назад!
Крик графа громко разнесся над сверкающей гладью озера, но со второй лодки ответа не
— Крикните еще раз, граф Орлант, пожалуйста!
— Все равно не услышат, — заметила Пернета.
— О господи, теперь нам «Фальконе» ни за что не догнать. Итале! Поворачивай назад, дорогой!
— Услышали, поворачивают! — воскликнул граф Орлант; он морщился и щурил глаза, так ослепительно сверкала под солнцем вода. Островерхий коричневый парус вдали, похожий на крыло ястреба, описал полукруг: лодка Итале пошла на разворот. Граф тоже развернул тяжеловатую «Мазеппу» по ветру и двинулся к берегу. Вскоре легкая «Фальконе» стала их нагонять, и они услышали голос Итале:
— Хой!
— Хой! — звонко ответила Элеонора; они перекликались, точно встревоженные перепелки. — Смотрите, какие тучи!.. Гроза собирается!.. Пора домой!
— У вас что-то случилось?
— Ничего у нас не случилось, просто домой пора! — вступила в переговоры и Пернета, указывая на вершину Сан-Лоренц, где клубились темные тучи.
— Но Лаура хотела пособирать грибы в Эвальде!
— О господи! Не могу я больше кричать… — пробормотала Элеонора. — Скажи им, Пернета, что ничего они пособирать не успеют: дождь вот-вот польет. А у меня в подвале и так уже два бочонка маринованных грибов…
С «Фальконе» до них долетел веселый смех, а потом послышался голос Эмануэля:
— Так как вы насчет грибов?
— Никаких грибов!
— Ну что, идем в Эвальде? — Это крикнул Итале, стоявший на носу лодки.
— Никаких грибов, и никакого Эвальде! Немедленно домой! — неожиданно рявкнул граф Орлант; у него даже местный акцент усилился: так говорят крестьяне в горных селеньях.
Итале в ответ самым изысканным образом поклонился, исполнил несколько элегантных танцевальных па и вдруг… исчез!
— Господи, он же в воду свалился! — встревожилась Элеонора, но тут «Фальконе» поравнялась с ними, и все увидели, что Итале и Лаура просто склонились друг перед другом в глубоком поклоне, изображая одну из фигур менуэта. Когда «Мазеппа» наконец причалила к берегу, оказалось, что Эмануэль, Итале и девушки уже удобно устроились на балконе и ждут остальных. Итале что-то оживленно рассказывал; его синие глаза сверкали, лицо разрумянилось на ветру, и, глядя на него, Элеонора и Пернета переглянулись с гордостью и восхищением.
— Итале, дорогой, а что, скажи на милость, приключилось с твоей шляпой? — улыбнулась Пернета.
— Она же насквозь мокрая! — подхватила Элеонора. — Значит, ты все-таки свалился за борт?
Пьера вдруг расхохоталась:
— Он ею ловил!..
— Ловил? Шляпой?
— Нуда, ловил шляпой, — сказал Эмануэль, —
— Но что именно он ловил?
— Мои перчатки! — еле выговорила Пьера.
— Когда Пьера услышала ваши крики, то со страху уронила в воду свои драгоценные перчатки, а мне пришлось их вылавливать. Вы лучше скажите: куда делся мой черпак? У меня всегда на «Фальконе» черпак был! — Итале и девушки от смеха стали багровыми.
— Я же просил, чтобы мне позволили ехать вместе с вами на «Мазеппе»! — вставил Эмануэль.
— А ты, Лаура, конечно, зонтик даже не раскрыла! — с упреком заметила Элеонора. — Теперь у тебя все лицо будет в веснушках!
— Веснушки… — задумчиво промолвил граф Орлант. — Я помню, как-то раз, когда Пьера была совсем крошкой, она весь день играла на солнце, и я потом насчитал у нее на носу целых восемнадцать веснушек! Впрочем, мне тогда казалось, что веснушки ей очень к лицу.
— О да, веснушки им обеим к лицу! И особенно хорошо они будут смотреться на балу у Сорентаев! У обеих физиономии будут как пасхальные яйца! — возмутилась Элеонора. — Не понимаю, с чего это вы так развеселились?
Итале искоса глянул на Пьеру, стоявшую к нему вполоборота: на нежной шейке под растрепавшимися на ветру локонами уже видны были три свеженькие симпатичные веснушки.
— Между прочим, ты, несчастный, так перчатки из воды выловить и не сумел! — упрекнула брата Лаура.
— А надо было держать меня как следует! — парировал Итале. — Все время носом в воду макали!
— А ты все время пузыри пускал! — вставила Пьера. Все трое снова залились смехом. — Ой, он так смешно шлепал по воде руками и… буль-буль-буль!..
Когда они наконец успокоились, утирая глаза, Элеонора, сдерживая улыбку, упрекнула:
— И как не стыдно так глупо вести себя! Неужели Гвиде еще не вернулся? Наверно, и на небо-то ни разу не взглянул…
— Элеонора, дорогая, — сказал Эмануэль, обнимая невестку за талию, — ведь ты двадцать семь лет прожила в Валь Малафрене! Неужели ты до сих пор к здешним грозам не привыкла?
— Двадцать восемь, дорогой Эмануэль! Да, я двадцать восемь лет живу здесь, но все равно считаю, что просто возмутительно, когда самые лучшие летние дни испорчены ливнями и громовыми раскатами! И мне надоело, что Гвиде возвращается домой промокший насквозь! — Она тоже обняла Эмануэля, ласково ему улыбаясь, и они собрались было закружиться в танце, но тут со стороны Сан-Лоренца донесся могучий раскат грома.
— Ну вот, начинается! — воскликнул кто-то. Гремело все сильнее; черно-серые валы будто вскипали над вершиной горы и скатывались по ее склонам к озеру и усадьбе.
— Пойдемте-ка лучше в дом! — предложила Элеонора.
Оказалось, что Гвиде уже вернулся и стоял в гостиной у окна, выходившего на юг. Итале даже застыл на минутку в дверях, любуясь темным силуэтом отца на фоне освещаемого вспышками молний грозового неба.
— Самое время выпить чаю. Эва! — окликнула служанку Элеонора и исчезла в направлении кухни.