Оруженосец
Шрифт:
Юноша и девушка лежали под яблоней.
На них падали светящиеся в темноте белые лепестки.
Глава 14,
в которой оруженосцы терзают славный город Форност, но в конце концов всё–таки его покидают вместе с рыцарем.
Оруженосцев Эйнор обнаружил в непотребном состоянии.
Фередир сидел внизу вместе с музыкантами, они пили эль (музыканты — явно не на свои) и вместе горланили такое, что… в общем, Эйнор и задерживаться не стал, благо, Фередир сидел спиной и дирижировал кружкой.
Но этот хотя бы был на ногах. А Гарав обнаружился спящим, хотя было уже к полудню. Он валялся на животе поверх покрывала —
— Мда, — Эйнор громыхнул мечом о кровать.
— Мммммм… — промурчал, чуть пошевелившись, Гарав, перевалился на спину, раскинул руки (грудь у него тоже была в синевато–жёлтых пятнах) и открыл глаза — явно через силу. — Я сейчас… встану… — но тут же, сообразив, кто перед ним, попытался не встать — вскочить. Конечно, его повело, и он плюхнулся обратно с искренне удивлённым выражением на лице. Эйнор понял, что мальчишка выжат, как виноград прессом. И спокойно спросил, раздёргивая пояс:
— Понравилось?
Гарав начал краснеть интересно — из района живота. Эйнор, продолжая раздеваться и позёвывая, с любопытством наблюдал за процессом. Потом — когда наконец уши Гарава зажглись, как сигнальные маяки на побережье — сказал без подначки:
— Прими совет. В ходе соития женщина берёт. Берёт много. И становится только сильней — такова её природа, — Гарав опустил голову и поставил ногу на ногу. — А мужчина отдаёт. Это приятно, но мужчину это здорово ослабляет. И он вполне может довести себя до того, что не сумеет сесть в седло. Поэтому не выкладывайся так, словно сражаешься за княжеский… — голос Эйнора чуть дрогнул, — …княжеский трон. По крайней мере — не в походах… Оденься, приведи себя в порядок, принеси мне вина и рыбы. Я жутко устал, хочу есть и поспать. И скажи Фередиру внизу, чтобы он перестал поить музыкантов.
— Да, конечно, я сейчас… — Гарав встал — быстро, но теперь уже осторожно. Замялся и признался: — У меня это было первый… — шумный глоток, — …раз.
— У всех когда–то бывает в первый раз, — равнодушно сказал Эйнор, швыряя рядом с кроватью сапоги. — Я рад, что тебе понравилось. Пока вы свободны, часов на шесть. Когда высплюсь — займёмся тренировкой, а к вечеру — как захотите…
…Если честно — Гарав боялся увидеть Тазар, а ещё больше — её отца. Но их внизу не было, зато был Фередир. Он уже не пел, а болтал в дверях с какой–то девицей — но на Гарава оглянулся, когда тот дёрнул его за плечо, без обиды:
— А, встал?
— Ты куда смотрел?! — прошипел Гарав. — Эйнор пришёл!
— Ой! — Фередир округлил глаза. — Наверное, за спиной прошёл… прости… Злится?!
— Приказал вина и рыбы, говорит, что будет спать.
— Слушай… — Фередир замялся. — Отнеси ты. Он наверняка видел, как я тут пел… ой–ой…
— Я и отнесу, — Гарав махнул рукой. — Не бойся. Я просто так — предупредить. Он, кстати, сказал, что мы часов на шесть свободны.
Тазар оказалась на кухне, куда Гарав заглянул за рыбой. Она кивнула, услышав заказ, и Гарав тут же прижал её в углу. Девчонка засмеялась:
— Рыба сгорит. Угомонись. Вечером встретимся, потерпи…
— Угу, — Гарав всё–таки поймал губами её губы. Было немного стыдно. Он ощущал, что не любит Тазар. Просто… в общем, попахивало чем–то нехорошим. Но в конце концов, она сама–то не протестовала, наоборот… В этих мыслях мальчишка благополучно запутался и, махнув на них рукой, отволок Эйнору жареного карпа и кружку белого вина — не красного, как вчера.
Эйнор, сидя на кровати, читал какой–то
— Иди, — Эйнор поднял глаза. — Деньги вчера не все потратил?
— Нет, пяток медяков, — вспомнил Гарав. — Больше ничего?
— Ничего, — улыбнулся Эйнор, сворачивая свиток. — Шесть часов меня не беспокоить…
…Перепоясываясь на ходу, Гарав вышел на улицу. Фередира нигде не было — не обнаружилось его даже на конюшне, и Гарав, погладив по холке Хсана и проверив кормушку и поилку, усмехнулся: «Предатель, блин.» Но потом подумал, что это, может, и к лучшему. Вдруг захотелось посмотреть Форност самому, одному — и просто так, как посмотрится. Чтобы никто ничего не объяснял и не говорил вообще.
Мальчишка поправил пояс, пригладил волосы и решительно пошёл по улице — куда глаза глядят…
…Большим недостатком Форноста оказалось наличие в городе коней. Серъёзно. Кони неромантично и безо всякого уважения гадили, где ни попадя. Раньше об этой стороне средневекового быта Гарав как–то не задумывался.
Но это, пожалуй, был единственный недостаток. В остальном город подтвердил вчерашнее своё о нём впечатление — он был красив и исполнен собственного достоинства. Даже на рынке — рынок раскинулся по площади у подножья одного из холмов и по окрестным улочкам — это достоинство ощущалось. Если, конечно, не подходить к лавкам харадримцев. Оттуда одуряющее пахло пряностями и духами, там были самые цветастые ткани и самые роскошные навесы и вывески. Конечно, против такого не могло устоять огромное количество женщин и девушек. Но Гараву не нравился ни внешний вид харадримцев, ни их крикливая напористость — они только что не хватали покупателей за рукава и явно ловили кайф от купли–продажи. Гарав же (и Пашка) никогда не понимал людей, получающих удовольствие от процесса торговли. Торговать и торговаться он не умел. И кстати — видел, что большинство местных мужчин смотрят на харадримцев с тем же высокомерным презрением.
Задержался мальчишка только у оружейной лавки, в которой торговец расхваливал сабли и ятаганы. По клинкам струился знаменитый дамаскский (интересно, как его тут называют?) узор, рукояти и ножны были щедро усыпаны камнями и выложены драгоценными металлами. Язык у торговца был подвешен неплохо, его слушали с интересом, а харадримец тем временем — кстати, ловко играя саблей — стал расхваливать «несравненный клинок, который разрубит любую сталь, как жалкую веточку».
Потом люди вдруг подались в стороны, что–то коротко вжикнуло, хрустнуло — торговец присел, ошалело глядя на оставшуюся в кулаке рукоять — и ровный обрубок клинка примерно в ладонь. Остальной клинок валялся на прилавке. В наступившей тишине сухощавый мужчина с острым лицом осмотрел кромки лезвия своего длинного меча (самого удара никто не заметил) и, не глядя вбросив оружие в ножны, другой рукой кинул на прилавок пять золотых монет.
— Это за камни и золото на рукоятке, — сказал он хрустким голосом. — Клинок не стоит и одного фартинга. Пойдёмте, мальчики.
Четверо мальчишек — от 7–8 до 12–13 лет — одетые в тёмно–синее аккуратное платье, восхищённо перешёптываясь, поспешили за мужчиной. Торговец молчал, только хлопал глазами. В толпе кто–то сказал:
— Это Адунарду сын Загархора, — возбуждённо шепнул Гараву какой–то паренёк его лет, смотревший вслед уходящим, — Меч Северных Ворот. И его клинок Ару. Харадримец просто надутый дурак, иначе перестал бы хвастаться, только увидев Адунарду…