Оружейник на Фронтире
Шрифт:
– Да, история просто шекспировская. Давайте так - пойду домой, поговорю с женой, и если она не против, то ... куда ехать?
– Она в госпитале на базе "Америка". Приедете сюда, дам в сопровождение "Хамви", съездите на Базу.
– А "Хамви" зачем?
– Ну, во-первых, дорога между базами и Порто-Франко самая опасная в этом мире - огромный поток переселенцев, еще не освоившихся в этом мире, а значит и желающие его пограбить, и во-вторых, тот экипаж немного провинился, пусть покатается лишний раз...
Дома за обедом Катя выслушала пересказ посещения орденцев, и сказала, что делать нечего,
Эрик не стал тянуть время, позвонил кому-то, потом написал небольшую записку, в которой заведущему госпиталем на базе "Америка" предписывалось передать нам девочку по имени "Olesa Olafson", а работникам иммиграционного отдела - оформить ее как нашу приемную дочь. Достал рацию и сказал сержанту Хомлину сопроводить нас до "Америки" и обратно.
– Они вас на южном КПП ждут.
– Поехали - сказала раскрасневшаяся Катя
В "Хамви" стафф-сержанта Хомлина, оказавшегося здоровенным негром с жутким акцентом, как он пошутил, алабамским, были двое уже знакомых мне братьев-метисов.
– А вы как?
– спросил их
– Выговор получили... за то что не углядели того стрелка с РПГ, но за инициативу в бою повышены до сержантов, хотя на самом деле скоро отправимся на сержантские курсы, звание после них дадут, ответили они.
Через три часа мы подъехали к базе "Америка", и после обычного пломбирования сумки с оружием, подъехали к госпиталю, спрятанному позади Иммиграционного отдела. Там у нас опять спросили ай-ди, и невнятно представившийся врач проводил нас в палату к девочке лет четырнадцати. Вид у нее был не очень - пшеничного цвета волосы завязаны в "конский хвост", одета в платье явно не годное ей по росту, которое просто болталось не ней.
Представились.
– А меня медсестры уже просветили, к кому меня на воспитание отдадут, сказала она. А вы давно женаты?
– Давно, и своих ждем. Пойдем отсюда...
Мы спросили у врача, что теперь?
– Идите в иммиграционный, там объяснят. Вещей у нее нет, дом того типа солдаты случайно спалили...
Так мы и поступили. Оформление заняло буквально десять минут, нас предупредили, что ай-ди девочки надо поменять через четыре года, вручили Кате заклеенный конверт с просьбой прочесть дома. Переспросил ее о чем-то.
– Так вы русские, наши - воскликнула Олеся, перейдя с плохого английского на русский.
– Ну да, разве по именам не понятно? Сейчас что хочешь?
– Поесть вкусно хочу.
Пошли втроем в ресторанчик, видневшийся от входа в иммиграционный, по дороге достал рацию и спросил сержанта, где они?
– Видим вас, идете к ресторану, а мы тут.
Олеся заказала столько всего, что нам стало ясно - досыта бедняжка ела последний раз очень давно. А вот вопросы... она без стеснения спросила, как умер "тот самый боров".
– С полутора километров пуля в жопу.
– А что он сказал перед смертью - спросила она
– Да откуда я знаю, с такого расстояния это просто крошечная фигурка в прицеле.
– И что вы со мной делать будете?
– Сначала купим нормальную одежду, потом запишем в школу, и будем учить
– И ничего взамен не захотите?
– Чтобы училась хорошо... да, а как ты сюда попала?
Мы были просто шокированы рассказом девочки... сначала отобрали у родителей, потом в Швецию, потом побег из приемной семьи, публичный дом, ночная атака каких-то бойцов в черном, старый автобус, Ворота, ... и вскоре она оказалась у того борова. Слушать ее было просто страшно.
Наевшись доотвала, она спросила, когда поедем домой?
Мы хотели предложить то же самое. Уже в машине, Олеся о чем-то шепталась с Катей, сидя сзади, а потом расплакалась и прорыдала всю дорогу.
Солнцу уже касалось горизонта, когда мы подъехали к городу. Очень вскоре мы были дома, Олеся с удивительным, каким-то детским удивлением ходила по "офису", разглядывая висящие на стенах винтовки и увеличенные эскизы гравировок. Общими усилиями стали приводить в порядок свободную до того комнату справа от лестницы. Еще левее была "подсобка" с верхней частью пресса, а наша спальня - напротив лестницы. Семейный ужин втроем, после которого Катя с Олесей ушли секретничать в ее комнату, прогнав меня мыть посуду и фрезеровать затвор к "три-три-восемь".
Утром за завтраком отмоченная в ванне доча выглядела уже не запуганным зверьком, но уже нескладной девочкой-подростком. Тут появились Квайбаки, и Джон предложил съездить с ним за компанию забрать "посылку" с орденской базы. Опять знакомая дорога, три часа с винтовкой на коленях, глядя по сторонам. Джон же рассказывал о своих афганских злоключениях.
На Базе оказалось, что груз для Квайбака это стопка ящиков на поддоне, обмотанная пленкой. Пока он в присутствии орденца пересчитывал и перегружал коробки в пикап, пошел в оружейный магазин, гадая про себя, а какие же скидки положены внештатным служащим Патруля?
Интересовавшие меня "мелкашки" оказались разумеется, в самом дальнем углу, исцарапанная в хлам какая-то самозарядка от "рюгера" меня не заинтересовала, а притаившийся в углу "соболь" при внимательном осмотре оказался калибра 22WMR, это более длинная и сильная версия общепринятой "мелкашки", но способная тем не менее стрелять и обычными 22LR. Малокалиберный пистолет от "Рюгера" составил ему компанию. Штабель коробок малокалиберных патронов, пять десятикратных оптических прицелов, десяток пачек 22WMR. Скидка для "внештатников" оказалась тридцать процентов. В сумку все это конечно влезло, но если бы не помощь орденского солдата, дотащить покупки до машины Джона не удалось бы. Он тем временем заканчивал пересчитывать коробки с запчастями к оружию, прицелами и кронштейнами.
Обратно ехали, как ни удивительно, даже с чуть большей скоростью, для американского фермерского пикапа полтонны груза как бы и не сказались на рессорах.
Дома оказалось, что дамы времени даром не теряли, накупили Олесе разной одежды на все случаи жизни. А нам пришлось по темноте грузить в пикап прессы для пуль, а на заднее сиденье привязали ящик с винтовками.
37.07.26 - понедельник это 12.11.11 СЗ
Проводив Квайбаков до северного выезда, повезли Олесю в школу. Постучались в кабинет Томаса Бормолини, директора.