Оружейник: Записки горного стрелка. В самом сердце Сибири. Оружейник. Над Канадой небо синее
Шрифт:
– Отлично! А что еще открыли в СССР после войны?
– Нефть и газ в междуречье Волги и Урала, в Тюменской области, в Узбекистане, Казахстане, Туркмении. Первое место по газу и второе место по нефти в мире. Алмазы в Якутии на Вилюе. Вот здесь. Искать их надо по красным пиропам.
Меркулов, увидев метки на карте, схватил трубку телефона. Через несколько минут в кабинете появился Берия. Пошли вопросы по всей таблице Менделеева. В конце концов я не выдержал и сказал, что, к сожалению, я не геолог, поэтому мои познания в этой области довольно ограничены. Берия забрал карту и вышел
– Где они взяли делящиеся материалы?
– В Нью-Йорке, их туда привез бельгиец из Бельгийского Конго. До середины сентября 1942 года они находились на складе в порту на острове Стэйтон Айленд и даже не охранялись. Около тысячи двухсот тонн урановой руды в двух тысячах стальных бочках. Фамилия теперешнего владельца – Сенжье.
– Не охраняются? В порту? Замечательно!
– После этого США выкупили у Сенжье затопленную шахту и вывезли оттуда еще урановой смолки на три тысячи тонн. Больше там ничего не было.
– Отлично! Время у нас еще есть!
– Да, еще. В конце войны какой-то наш шифровальщик из посольства в Оттаве «слил» всю нашу сеть в США. Фамилию не помню, но украинец. В том числе тех, кто работал по проекту «Манхеттен».
– Проверим. То, что шифровальщик, – точно?
– Да. На «-ко» фамилия заканчивалась. Три слога. Извините, не помню.
Всеволод Николаевич снял телефон и запросил списки шифровальщиков в посольствах. И продолжил беседу.
– В каком году американцы получили атомную бомбу?
– В июле сорок пятого года, взорвали ее на полигоне в Аламо-Гордо, штат Невада, а затем в начале августа взорвали урановую бомбу над Хиросимой, а через четыре дня уже настоящую плутониевую над Нагасаки.
– То есть вы хотите сказать, что бомб две? По типу?
– Атомных – две: урановая и плутониевая. Практическое значение имеют только плутониевые бомбы. Урановые оказались тупиком: дорого и грязно. Большие отходы и меньшая мощность. Но основное значение имеют термоядерные боеголовки на основе синтеза трития. Они мощнее, но для синтеза требуется ядерный детонатор.
– Мне сказали, что вы изучали атомное оружие?
– Да, но уже второе и третье поколение его. Боевые части ракетного оружия. У нас пока нет таких электронных приборов. Через первый этап не перепрыгнуть. Принцип – похож, а исполнение совсем другое: совершенно другие давления и температуры в момент имплозивного взрыва. Поэтому при меньшем весе дают высокую мощность, в третьем поколении меняется и характер излучения, вместо гамма-излучения преобладает нейтронное. Сам взрыв имеет маленькую мощность, но живая сила получает огромные дозы облучения. В общем, это на теперешнем этапе пока недоступные технологии.
– То есть ураном можно не заниматься?
– Нет, вы немного недопоняли! Он необходим для реакторов, для ТВЭЛов, без обогащенного урана невозможно создать реактор-накопитель,
– Теперь понял! Для оружия использовать не выгодно, есть более дешевый вариант.
После этого мы перешли к проблемам с доставкой первых ядерных бомб, под которые не были созданы соответствующие носители. Я упомянул, что долгие годы, до середины 60-х, основу ударной мощи США представляли бомбардировщики В-36, созданные из нашего титана, который мы исправно поставляли США с 1943 года, расплачиваясь за ленд-лиз и другие поставки. И в следующем поколении стратегических бомбардировщиков, В-52, все ответственные детали были сделаны из него.
– Патент на современные двухконтурные реактивные двигатели принадлежит Архипу Люльке, но так как наши патенты не признаются, то государство с этого ничего не получит. Я знаком с воздушно-реактивными двигателями Климова, они в моем времени стоят на малогабаритных крылатых ракетах морского базирования с компрессорными одноконтурными двигателями ВК-1, это английский двигатель Нин II. Оба разработки бюро Климова, в Ленинграде.
– Климов сейчас в Рыбинске, кстати, о Ленинграде, когда удалось снять блокаду?
– Первый раз зимой сорок третьего, окончательно – зимой сорок четвертого. Сейчас под Ленинград переброшен Манштейн и его армия из Крыма. Будут тяжелые бои до конца сентября. Укрепления в Синявино, которые мешают снять блокаду – деревянные. Если массово применить напалм, то можно быстро выжечь немцев оттуда. Напалм – это смесь низкосортного бензина и пальмового масла. пятнадцатипроцентного масла. Масло делает бензин липким. Можно использовать хлопковое. Сейчас лето, торф подсох, немцам мало не покажется! Можно использовать авиабомбы с хрупкими корпусами, можно выливные приборы.
Меркулову еще раз пришлось звонить, теперь в Ленинград и в Волхов. Мне принесли новую гимнастерку с новыми петлицами, там был такой же ромб, как у привезшего меня командира.
– Что, незнакомые петлицы и незнакомое звание? – улыбнулся Всеволод Николаевич. – У вас ведь погоны, как в царской армии.
– Их ввели в январе сорок третьего года. Так что можно не выбрасывать.
Вошел Берия, но руками показал, чтобы мы продолжали, а сам взял в руки протокол «беседы», мои рисунки и эскизы, быстро прочитал, затем остановил нас, сказав, что на сегодня достаточно и что мне надо ехать с ним.
Они хотят форсировать «Горного стрелка», поэтому меня отвезли к академику Комарову. Видимо, с ним уже беседовали до этого, потому что он не задавал «глупых» вопросов, а сразу начал с уточнения мест событий.
– Вы не заметили чего-нибудь необычного перед и после перехода? Отсветы, звуки, сияния, покалывания и тому подобное?
– Да нет. Кроме того, что я упираюсь во что-то теплое и упругое, но в полумраке пещеры ничего не было видно.
– А на вершине Клухор-баши?
– Я сразу попал под огонь, все внимание было направлено на противника. Ничего необычного я не заметил.