Оружейный барон
Шрифт:
— Я подумаю. А пока собирай всех своих головорезов, поедем твою милую выручать. Чую там без силовой операции не обойдется.
Аэросани остановились. Я оторвался от внутреннего анализа нашего разговора в контрразведке и вышел на свежий воздух вслед за Моласом, который вынимал из кармана кисет. Все же в салоне сильно пованивало нефтепродуктами. Хреновая изоляция моторного отделения…
— Саем? — позвал я глядя, как головная машина колонны приближается к нам по дороге.
— Что тебе? — переспросил генерал, прикуривая уже от третьей спички, ветер порывистый все их гасил.
— Я никак
— Ройн, — поправил меня генерал. — А если голову включить?
Наконец-то ему удалось раскочегарить свой курительный прибор.
Молас выпустил три затяжки в морозный воздух, убедился, что табак в трубке равномерно тлеет и задал очередную загадку.
— Кто у нас барон Ройнверт?
— Не помню.
— Он еще откликается на фамилию Гоч — дал генерал подсказку.
— Не верю, — вырвалось у меня непроизвольно. Этому рыку позавидовал бы сам купец Алексеев, больше известный как Станиславский.
— Верить или не верить, Савва, это из области мистики, — лицо генерала окуталось дымом как пушечная батарея после залпа. — Я всегда оперирую только фактами и версиями. Я вот в ушедших и пришедших богов не верю. Это все равно, что считать себя самого полубогом. Пока на руках мы имеем только тот факт, что инсургенты используют замок Гоча в своих целях. Это факт. Один факт. А одного факта всегда мало, чтобы выстроить рабочую версию. На месте разберемся, — Молас стал вытряхивать свою трубку, стуча ей об каблук. — Может совсем и не при делах тут наш компаньон. Он же из Будвица не вызалает и ничем кроме своих железок не интересуется.
Войсковая колонна уже пролязгала мимо нас и мы снова залезли в аэросани ее догонять.
Унтер-офицер штурмовиков вошел в кабинет, аккуратно закрыв за собой резную дверь, снял пояс с кинжалом и повесил себе его на шею. Встал на одно колено и, склонив голову, повинным голосом сказал.
— Нет мне прощения, вождь. Я случайно убил твою женщину. Вручаю свою жизнь в твои руки.
Я отвлекся от бумаг, поднял на него глаза.
— Веди меня к ней.
Илгэ лежала на большом обеденном столе вся перебинтованная поверх платья. Она была еще в сознании и стонала от боли.
Фельдшер отошел к окну, пропуская меня к ней.
Я обошел так и не убранный труп гвардейского кирасира в луже крови и схватил руку женщины в свою ладонь.
Красивое ее лицо исказила гримаса, и она сказала деревянным голосом.
— Я знала… Я знала что все так кончиться… Но я ни о чем не жалею, мой герой… Ты все же пришел меня спасти, — попробовала она улыбнуться. — Молчи. Не трать драгоценного времени. В моей комнате на третьем этаже малахитовая шкатулка на комоде… ты теперь опекун моего сына. Вырасти его достойным человеком, не Тортофортом. Но пусть он носит эту фамилию.
— Обещаю, — сказал я.
— Молчи, — приказала баронесса. — В винном подвале третья от двери слева бочка. Она двойная. В отделении у стены найдешь архив тайного общества, в которое входил мой муж. Ты найдешь, как с пользой употребить эти бумаги… Прощай, мой герой. Я любила тебя… С первого взгляда в санитарном поезде.
Женщина закрыла глаза. Вздохнула со стоном. Потом резко распахнула ресницы во всю
— Убей моего мужа. Отомсти за меня.
Тело баронессы дернулось, из угла губ потекла тонкая струйка ярко алой крови и глаза ее — прекрасные карие глаза — остекленели, слегка прикрывшись пушистыми ресницами.
Фельдшер подошел неслышно, приложил два пальца к ее шее и тихо сказал, закрывая ей глаза своими грубыми пальцами.
— Отпустите ее руку, командир, а то она так и закостенеет. Отошла… Теперь она на пути ушедших богов.
— Как это случилось? — спросил я унтера, с трудом заставив себя отцепиться от ее ладони.
— Мы дверь открыли, а этот, — пнул он сапогом труп кирасира, — стал стрелять из револьвера. Я как положено по инструкции кинул гранату. Ну и…
— Не вижу я твоей вины, — торопливо сказал я ему, а то он снова начнет себя душить своим же ремнем. — Уберите отсюда это стерво, — кивнул я на труп кирасира, — и оставьте меня тут одного ненадолго.
Пошло оно все верхним концом вниз. Я горевать буду. Взяли мы этот замок Ройн просто на шарап. Даже бронетехника оказалась лишней. Достаточно было нашим драгунам помахать перед носом старшего караульного в воротах кирасирского портупей-юнкера пакетом, опечатанным пятью печатями столичной контрразведки и властным голосом приказать позвать 'главного'. А там и ворота отчего-то вдруг оказались в наших руках, как и прибежавший разбираться с гостями 'главный'. Кирасиры отчего-то враз без оружия и связанные в караулке.
Дальше все пошло как на полигоне. Четко. Слаженно. И практически без потерь.
Мне просто не повезло, что баронессу допрашивал борзый такой баннерет. И четкая инструкция по зачисткам зданий и сооружений. Сам ее такую писал, чтобы в рядах штурмовиков стало меньше потерь.
Замок Ройн в плане был почти пятиугольник. Каждое прясло длиной примерно семьдесят метров и в высоту восемь. Стены монументальные. На углах толстые круглые башни. Даже проездная башня располагалась в одном из углов крепости, но была двойной. Снаружи стен никаких призамковых поселений. Внутри квадратный донжон с площадкой на крыше и голубятней, три жилых двухэтажных корпуса с маленькими окошечками, образующих внутренний двор и различные службы — конюшня, сеновал, кладовые, каретный сарай… эти во внешнем дворе. Все строения капитальные из дикого камня под позеленевшей медной кровлей. Лишь крыши башен и крытая галерея по стенам из дерева.
Все решал первый сбросок и порыв, иначе забаррикадировавшихся в таких капитальных домах мятежников будет практически не выкурить даже с артиллерией.
На наше счастье нас тут не ждали и службу войск, как то из устава следует, не несли.
Женщин тут содержали хоть и в тюремном режиме, но относительно комфортабельном.
В первом же корпусе обнаружилась длинная комната — возможно бывшая трапезная, плотно заставленная стеллажами с папками и укладками.
Пожилого канцеляриста в гражданском мундире, который этим архивом заведовал 'волкодав Моласа' заскочив сюда, сразу заколол штыком, чем вызвал у меня крайнее раздражение. Я уже понимал, что такие вот 'муравьи' в основании бюрократической пирамиды знают намного больше своих 'благородных' начальников.