Оружие скальда
Шрифт:
— Так покажись! — мысленно позвала Ингитора. Она хотела бы радоваться, но еще не верила нежданному счастью. Мгновенно весь ее страх и тоска исчезли, осталось только волнение, что это неправда и голос Хальта является плодом ее воображения. — Где же ты?
— Ты изрядно поглупела! — с раздражением отозвался Хальт. — Я же говорю: мне вовсе не нужно показываться! Я и так здесь, с тобой! Однажды встретив меня, от меня уже не избавишься, нет! Даже если захочешь! — Альв хихикнул, и этот смех Ингитора уже не могла считать воображаемым. — Вспомни — откуда взялись те стихи, которыми ты встретила Бергвида на корабле? Не
Ингитора откинула мягкое одеяло и спустила ноги на пол. Одда пошевелилась. «А они не проснутся?» — опасливо подумала Ингитора, обращаясь к Хальту. Разговаривать с ним мысленно оказалось даже удобнее.
— Повторяй за мной! — велел он.
И тут же чей-то голос, отдаленно похожий на голос Хальта, но другой, глухо запел где-то вдали:
Тверже гранита,глуше болота,мягче пушнинысон я плету!Женские ушимхом затыкаю,очи закрытыжелезным щитом!Ингитора повторяла мысленно это заклинание и с каждым словом слышала, как ровнее и глубже становится дыхание женщин в спальне.
— Нарисуй на стене руну сна! — велел Хальт. — Ты говорила как-то, что отец обучил тебя рунам, ведь так?
Конечно, отец обучил Ингитору рунам — их должен знать каждый хёльд, потому что от него зависит благополучие многих. Ингитора взяла одну из своих серебряных подвесок и заостренным краем нацарапала на бревне стены руну сна.
— Теперь повтори заклинание еще раз! — потребовал невидимый альв. — И не просто говори слова, а направляй их на этих женщин. Ты должна видеть все то, о чем говоришь! Ты должна верить! Иначе заклинание не получится. Стань сама мхом и болотом, оплетай сетью их души. Повторяй!
Ингитора заговорила слова сонного заклинания снова, медленно, стараясь увидеть и ощутить все это — глубину болота, мягкость пушнины, оплетающую мягкость беспробудного сна. Она сама становилась этим сном и заползала в уши, веяла на глаза. Себя она воображала туманным облаком, заполняющим души спящих женщин. Еще утром она не поверила бы, что такое возможно, что это сможет сделать не какая-нибудь колдунья из горной пещеры, а она, Ингитора дочь Скельвира. Но слова Хальта показали ей дорогу, и тут же Ингиторе показалось, что она всегда знала ее. Близкая опасность обострила ее чувства и пробудила скрытые силы. И она знала, что у нее все получается.
Женщины быстро погружались в сон глубже моря, слух и зрение их замирали. Теперь через покой могли бы пройти с топотом и храпом все быки Ньёрдовых стад — и ни одна из женщин не заметила бы их.
— Теперь одевайся! — приказал Хальт.
Ингитора поспешно бросилась собирать свои рубахи и платье, натянула чулки и сапожки, едва нашарила в темноте ремешки. Ее цепочки и подвески звенели, и она старалась их придержать, второпях не сразу сумела застегнуть на груди лямки платья, укололась о булавку.
— Не спеши! — насмешливо успокоил ее Хальт. — У тебя еще много времени.
Наконец Ингитора
— Подожди немного, — шепнул невидимый Хальт. — Сейчас там кое-что будет…
Ингитора замерла возле двери, едва дыша и слыша, как прямо возле нее, за дубовой доской, шевелятся и переговариваются оринги. Они говорили о ней, но Ингитора даже не вникала в смысл. Пусть говорят что хотят. Она верила, что они больше никогда ее не увидят.
Из гридницы вдруг послышались шум и крики. Кто-то с кем-то сцепился в драке, в пьяном возбуждении решив, что задета честь. Кто-то орал, выкрикивал проклятья; имена Хель, Фафнира, Фенрира, Нидхёгга и прочих обитателей Нижних Миров так и висели в воздухе. Слышался грохот скамей и звон посуды, с грохотом покатился бочонок, гулко разбился глиняный горшок. «Держи его! Вот бешеный тролль! А ну тихо! Держи, держи! Э, да он кусается!» — орали возбужденные хмельные голоса. В сенях затопали ноги, кто-то бросился от дверей девичьей к гриднице.
Не дожидаясь приказания, Ингитора толкнула дверь и тенью выскользнула в сени. Здесь было множество орингов, но все они — стоя, сидя на полу, на бегу — смотрели на двери гридницы. Ингитора метнулась вдоль стены к задней двери, толкнула ее и оказалась во дворе.
— Вот и хорошо! — одобрил ее голос Хальта. — Я всегда знал, что ты можешь быть храброй, если захочешь. Теперь идем к воротам. Ты о них подумала?
— Да я только о них и думаю! — раздраженно отозвалась Ингитора. — Ты, мой белоглазый друг и повелитель, несмотря на устройство твоих благородных ног, очень ловко одолеваешь любые препятствия. Но я не из рода светлых альвов. Я не умею лазить через стены!
— Тогда возвращайся в девичью, под бочок к уладской рабыне! — добродушно пожелало невидимое чудовище. — А там и сам Черная Шкура проснется… И я недорого дам за сохранность твоих костей, когда он заключит тебя в свои могучие объятия. О чести я уж и не говорю.
Ингитора обиженно молчала, и Хальт смилостивился:
— Ладно, не обижайся. Уж и пошутить нельзя? Я, может быть, соскучился по тебе. Целых четырнадцать дней ты не догадывалась меня позвать!
— А сам ты не мог отозваться? — обиженно спросила Ингитора и сделала первый робкий шаг к воротам. Ей предстояло обойти весь огромный дом, состоящий из нескольких покоев с крытыми переходами. Во дворе было совершенно темно, и пока ей не грозила прямая опасность.
— Сам я не могу! — с неожиданной грустью ответил Хальт. — Чтобы я появился, человек должен меня позвать. Ведь в самый первый раз ты меня позвала?
Ингитора не ответила, но в душе согласилась. Тогда, на вересковой поляне в лесу Сосновые Бугры, хромой альв явился к ней, когда она считала свое положение почти безвыходным.
— Теперь нацарапай руну мглы! — велел Хальт.
Той же подвеской Ингитора нацарапала на стене возле двери сумрачную руну мглы. Она считалась более опасной, чем мягкая руна сна, но выбирать не приходилось.