Оружие – слово. Оборона и нападение с помощью...

Котлячков Александр

Местные звезды салуна были все, как один, подавлены и немногословны, в том числе Грохер Гробер, рудокоп, колоссальных размеров, объединивший вокруг себя всех бойцов Медного Бассейна. Он даже попытался, улучив минутку, незаметно и ненавязчиво покинуть заведение; но в то самое мгновение, когда двери салуна, скрипнув, замерли, остановленные его предусмотрительным жестом, а Грохер счел своим полным правом перевести дух, в двух шагах от него возникла из полумрака тщедушная фигурка, и тонкие, на удивление цепкие пальцы исступленной хваткой сдавили ему плечо.

– Донори! – с легким неодобрением покачал головой Грохер. – Я ведь, по-моему, уже говорил сегодня, чтобы ты не совал свое рыло туда, где собираются приличные

люди…

– Демонюга Дратц там?! – взвизгнул Донори, не удостоив его вниманием.

От неожиданности Грохер язык едва не проглотил, и потому связная речь далась ему с превеликим трудом.

– Ух!.. Ну… Ну, да, а… а что… то есть… он-то там… а ты чего… это… зачем?

Но Джо уже успел протиснуться к дверям, и Грохер, сжигаемый любопытством узнать, какие общие дела могли связывать самого жалкого труса во всей округе с самым безжалостным убийцей на всем Диком Западе, поспешил зайти следом. Джо уже много месяцев, не показывался в «Элите», однако в прошлом столь часто удостаивался грохеровской ласки, что сей достойный муж давно уже заметил безответную кротость коротышки. Теперь уже Грохер видел белое, как мел, лицо и ходящие ходуном плечи. Будто в салуне было сто градусов мороза…

В стихии грубой и примитивной, где людьми обуревают буйные, необузданные страсти и стихийные порывы, нередко возникают неожиданности самого скверного пошиба, и между отъявленными грешниками, обретавшимися в «Элите», своим чередом вспыхивали незапланированные и необъяснимые стычки. Однако с чистой совестью можно утверждать, что ни разу души их не были столь близки к тому, чтобы избавиться от черствого цинизма, как в описываемый нами вечер. Ибо нет в мире человека, которого бы не страшило необъяснимое, и потому все пьяницы, танцоры и шулеры в один миг превратились в ледяные изваяния при звуке малознакомого голоса, который проблеял:

– Кого я вижу! Демонюга Дратц! Ну, вот мы и встретились, вонючий скунс!

Танцы, игры, разговоры оборвались – их участники, казалось, были одновременно настигнуты какой-то лютой, поистине скоропостижной кончиной. В наступившей гробовой тишине шейкер для взбивания коктейлей, выскользнув из онемевшей руки буфетчика, с грохотом прокатился по полу, точно послание Небес, возвестившее приход Судного дня. В дверях заведения, все еще силясь захлопнуть рот, из которого вырвались эти умопомрачительные слова, застыл некто иной, как Джо Донори.

Коротышка Джо Донори во всеуслышание обругал Демонюгу Дратца!..

Сильные духом и телом мужчины перестали дышать, ожидая, что вот-вот разверзнутся Небеса. Наблюдатели же поскромнее едва не задохнулись от ужаса, испугавшись, как бы оскорбленный громила не включил в план мести всех присутствующих скопом. А месть неизбежно должна была пасть на голову несчастного безумца.

Что же до Дратца, то он вздрогнул и схватился было за рукоять кольта, болтающегося на бедра. Однако не стал вытаскивать его из кобуры и тупо уставился на обидчика.

Объятым ужасом наблюдателям сей взгляд послужил веским доказательством того, что наглец будет прикончен на месте самым зверским из известных способов, однако проницательный человек, найдись такой в «Элите», уловил бы в студенистых глазах убийцы выражение самого искреннего замешательства, если не сказать – смущения.

За долгие-долгие годы это был первый случай, когда Демонюга Дратц сталкивался с подобным к себе обращением. Те немногие – хотя и не столь уж незначительным числом – головорезы, что изъявляли желание переправить его на постоянное жительство к праотцам, были представлены людьми, как осмотрительными и скрытными, так и, напротив, азартными и вспыльчивыми, но даже последние относились к нему с должным почтением. Кроме того, среди них никогда не было мозгляков.

Это еще более усложняло дело. Дратц не был знаком с Джо. Если бы этот маньяк

оказался мускулистым гигантом, его поступку все же можно было бы подыскать объяснение, поскольку, наперекор прогремевшей в веках пословице о том, что полковник Кольт уравнял в правах все человечество, большая часть последнего не верила в ее справедливость и продолжала считать, что пуля, выпущенная мускулистым гигантом, должна быть более действенна, чем выстрел человека, обладающего, скажем, габаритами Джо Донори… который теперь шагал вперед, заставляя людей испуганно жаться к стенкам, словно по бару двигался прокаженный. От Джо не укрылось, что внимание присутствующих переключилось с него на человека, одиноко стоящего в дальнем углу заведения, и с гадким ощущением в желудке он понял, что видит перед собой страшного убийцу. От этого зрелища все его существо едва не охватила судорога, но ненадолго: кровь его бушевала, сдобренная алкоголем и отчаянием, порожденным годами бесславной трусости, а также, чуть в меньшей степени, драматизмом переживаемого мгновения. Даже в эту роковую минуту он ловил на себе пристальные взгляды людей, и эти взгляды значили очень многое. Всю жизнь Джо мечтал о том, чтобы хотя бы ненадолго превратиться в центр внимания, и мечта его, наконец, сбылась. Настал час мести, и, коль скоро Джо сжег за собой все мосты, надо было выжать из него все до последней возможности.

Он подошел к угрюмо молчавшему Дратцу и взглянул на него с наглым прищуром.

– Эй, Дратц! – взвизгнул он глумливо, однако не сумел унять ни дрожи в голосе, ни холодной испарины, вновь окропившей чело. – Эй, ты, что ли, здесь из себя самого крутого строишь? Ты, сука драная? Ты, дерьмо собачье?

По всему заведению прокатился жуткий, сдавленный звук, который одновременно издали все наблюдатели этой душераздирающей сцены. Джо непроизвольно закрыл глаза, приготовившись немедленно расстаться с жизнью. Через пару секунд он с удивлением обнаружил, что жизнь прощаться с ним не торопится, и снова открыл – точнее сказать, вытаращил глаза. Демонюга до сих пор не достал кольт; он смотрел на коротышку с медленно нарастающим изумлением.

Демонюга привык действовать быстро, но думать быстро он не привык. Однако где-то на задворках его сознания созревала страшная мысль.

Наконец он заговорил:

– Никак жизнь наскучила, приятель? Ты пойми, мне что укокошить тебя, что в морду плюнуть разницы никакой.

После этих слов завсегдатаи «Элиты» решили, что грядущая развязка посрамит их самые кровавые ожидания.

Бедный Джо едва удержался на ногах. И коль скоро в поступке его сказывалось отнюдь не присутствие духа, но чистейшее помешательство, неудивительно, что у него стали подгибаться колени. Из страха окончательно лишиться ума и в самый неподходящий момент пойти на попятную он приказал себе действовать решительнее. Разумеется, целью его было самоубийство: следовало довести бандита до такого состояния, чтобы он не поленился пристрелить Джо. Быстрая смерть («Я не заставляю долго мучиться тех, кто мозолит мне глаза», – любил говорить Демонюга), да к тому же от чужих рук – ведь своя рука у Джо на такое не поднялась, – самое подходящее решение. В придачу есть возможность без лишних хлопот обессмертить свое имя, а герою, прилюдно поносившему самого Демонюгу Дратца, бессмертие обеспечено на века.

Однако Демонюге, казалось, было угодно продлить агонию, и Джо впал в настоящее буйство. Дратц, судя по всему, даже брезговал тратить на него лишние крупицы пороха!

– Давай-давай, укокошь меня! – рявкнул Джо. – Крутого строишь? – Джо рванул на себе рубашку и попер прямо на остолбеневшего громилу; он уже не кричал, а скулил; слова его тонули в рыданиях, но присутствующие посчитали это проявлением нечеловеческой ярости. – А говорят, стоит тебя обложить, и зови гробовщика!.. Чего вылупился, как ящерица? Давай начинай!